Нет смысла детально описывать их допрос и останавливаться на подробностях. Скажу лишь, что, конечно, все свидетельницы единодушно подтвердили, что потерпевшая была одета скромно, совершенно не накрашена, и вообще представляла собой образец благонравия. Я задавала каждой из них (а свидетельниц было трое) один и тот же вопрос: как именно случилось так, что они отправились домой, а потерпевшая осталась в клубе одна? На этом моменте свидетельницы начинали все как одна мямлить и говорить что-то невразумительное. Судья становился все задумчивей — ему явно стали очевидны все неувязки и недомолвки в показаниях потерпевшей и свидетельниц.

Допрос же последнего свидетеля обвинения, охранника клуба, также не принес никаких неожиданностей: охранник добросовестно изложил все то, что запомнил касательно потерпевшей и подсудимого. Впрочем, его показания совершенно не отличались от тех, которые он давал на следствии. Конечно, он практически не запомнил ни потерпевшую, ни обстоятельства, при которых она вышла из клуба. Он действительно запомнил в основном сам факт, что девушка села в роскошную машину, которую она сама же и остановила.

У меня, по сути, был только один вопрос к этому свидетелю. — Скажите, а как выглядела потерпевшая в тот вечер?

— Ну, — явно задумался свидетель. — Как обычно!

Я едва сдержалась, чтобы не застонать сквозь зубы. Как же мне за это заседание надоело описание наряда потерпевшей как «обычного»! Но я решила все же уточнить. — Что вы подразумеваете под понятием "как обычно"? — Охранник мялся, не в силах внятно описать наряд потерпевшей.

Видя затруднения свидетеля, судья попросил его. — Свидетель, посмотрите на потерпевшую. Она и в тот вечер была одета так же?

Свидетель смерил взглядом потерпевшую и решительно покачал головой. — Нет, вы что! Она была одета так, как обычно одеваются девушки в клуб — ну, юбка там короткая, каблуки, топ. Если бы она была одета так, как сегодня, я б точно ее запомнил. К нам в таком виде не ходят!

Что и требовалось доказать! Я посмотрела на судью. Судья Ярешин задумчиво разглядывал потерпевшую. Наконец, отпустив свидетеля, судья поинтересовался у меня. — Защитник, у вас есть ходатайства? Или мы перейдем к исследованию письменных доказательств?

Я поднялась и подтвердила. — Да, ваша честь, у меня есть ходатайство. В сегодняшнее заседание у нас явился свидетель, Ольга Седова, прошу допросить ее в качестве свидетеля защиты.

Конечно, судья удовлетворил мое ходатайство, и приказал секретарю пригласить в зал свидетельницу Седову.

Бабуля Седова явно прихорошилась перед визитом в суд — нарядный платок, явно новые туфли, тщательно отутюженная юбка, — в сумме составляли образ бойкой бабули, любящей проконтролировать, что же там происходит у соседей, а потом еще и обсудить все новости с такими же окрестными бабулями.

Свидетельница Седова даже на стандартное предупреждение суда о том, что она обязана говорить суду правду, отреагировала соответственно. — Ну как же ж можно-то? Конечно, я не совру ни словечка! Все расскажу про эту гулену! — Свидетельница уничижительно посмотрела на сжавшуюся потерпевшую.

Судья предложил свидетельнице изложить все, что ей известно об обстоятельствах дела, и свидетельница приступила к рассказу: настал ее звездный час. Опуская мнение бабули Седовой о ее соседях и современной молодежи вообще, смысл ее показаний состоял вот в чем. В то утро свидетельнице не спалось — под ее окнами собрались все окрестные коты, которые всю ночь орали на разные голоса свои весенние песни. Как оказалось, у свидетельницы жила кошечка, и именно ей были посвящены восторженные арии котов. В результате, не выдержав концерта, свидетельница заняла свою вахту возле забора на целый час раньше обычного, то есть в пять часов утра. Поскольку в этот ранний час улица еще была совершенно пустынна, то она сразу заметила появившуюся машину, по виду, дорогую — "Где только деньги берут, ироды" — как выразилась свидетельница. Машина притормозила возле калитки соседей, и из нее выпорхнула дочь соседей, Анхлай, но в таком виде, что у бабули перехватывало голос от возмущения. — Вот в такусенькой юбчонке. — Эмоционально показывала на себе длину юбки свидетельница. — Да размалеванная какая! Я думала сначала, просто какая-то эльфа в гости приехала. Ну, думаю, а чего ж так рано, в гости-то? Но тут, она бесстыдница, заулыбалась, да еще и воздушные поцелуи своему хахалю слать начала. А потом повернулась и говорит мне: здрасти, мол, баб Ольга! Я даже спервоначалу подумала, глаза меня подводят — не Анхлай это! Я ее такой расфуфыренной и не видела никогда. Да еще и лицо так выкрашено, что прям не узнать. Прям взрослая фифа какая, а сама ж еще только-только пешком под стол ходила! — На этом эмоциональном высказывании бабуля завершила свой монолог и ожидающе уставилась на судью. По-моему, она ожидала, что судья немедленно привлечет к ответственности саму потерпевшую.

Судья посмотрел на меня и спросил. — Защитник, у вас есть вопросы к свидетельнице?

— Нет, ваша честь. У меня нет вопросов, — ответила я, поскольку свидетель и так самостоятельно изложила все, что я хотела от нее услышать.

— Тогда мы проведем очную ставку. — Определился судья. — Потерпевшая, встаньте! Скажите, все было так, как говорит свидетельница?

Потерпевшая лишь молча всхлипывала, закрыв лицо руками.

— Потерпевшая, отвечайте на вопрос суда! — Голос судьи был холоден.

— Да, так и было. — Между всхлипами выдавила наконец из себя потерпевшая.

Да уж, не завидую я ей — теперь ей родители дома такое устроят! Да и знакомые тоже ей жизни не дадут разговорами. Но мне не было ее особенно жаль — в конце концов, она играла слишком серьезными вещами.

— Вы свободны. — Обратился к свидетельнице судья, и продолжил, когда свидетельница вышла. — Я объявляю перерыв в слушании дела. Прокурор, защитник, будьте добры, зайдите ко мне.

Когда я вошла в кабинет судьи, судья и прокурор уже ожидали меня там.

— Присаживайтесь, госпожа Анна, — обратился ко мне судья и снял очки, устало потерев переносицу. — Надеюсь, что вы понимаете, господин Игорь, — повернулся он к прокурору, — что дело у вас не складывается. Я вообще удивлен, что вы допустили его до суда. Полагаю, вы осознаете, что в данном случае я обязан отправить дело на дополнительное следствие, где его и закроют благополучно?

Прокурор в ответ только кивнул. Меня также устраивал такой исход дела.

Конечно, было бы наивно с моей стороны ожидать оправдательного приговора — у нас, к сожалению, отчетная система, и за оправдание подсудимого по голове не погладят ни судью, ни прокурора. Так что оправдательные приговоры на практике чрезвычайно редки, поскольку они портят суду всю отчетность. С учетом этого, дело разрешилось самым благоприятным для моего клиента образом.

— Хорошо. — Проговорил судья. — Можете быть свободны.

Выйдя из кабинета судьи, я обрадовала клиента тем, что дело вскорости будет закрыто, и выдержала все его восторженные восклицания по этому поводу. Ну что ж — все хорошо, что хорошо заканчивается!

Я вышла из здания суда, чувствуя себя совершенно разбитой. Иногда мне кажется, что легче заниматься тяжелым физическим трудом, чем так выкладываться — зачастую заседания стоят мне такой нервотрепки, что из зала суда я выхожу полностью обессиленной.

Почему-то именно в марте я обычно чувствую себя особенно уставшей, и любые нагрузки в этот период выбивают меня из колеи. Впрочем, стоит наступить апрелю с его цветущими садами, и я действительно пробуждаюсь от зимнего сна.

Зато приятное чувство удовлетворения собственной работой приятно согревало мою измученную душу.

Тоже мне, презумпция невинности!

А впереди меня ждали выходные…