– Верно.

Он долго молчал, не отнимая руки.

Эмма не знала, надо ли рассказать ему, как Мэгги восторгалась им, а ей почему-то не хотелось встречаться с ним. И вдруг она поняла, что это нежелание возникло из ее чувства вины. Разве она не сознавала, что бросила Мэгги и что именно поэтому ей не хочется видеть человека, который взял на себя заботу о ее любимой бабушке.

– Эмма, я был не прав. Забудьте все, что я говорил вам. Я не имел никакого права осуждать вас.

Она подняла к нему пылающее лицо и встретила его открытый взгляд, но тут же отвернулась, чтобы он не видел, как у нее дрожат губы и она не может произнести ни слова. Эмма еще ни разу не слышала, чтобы он говорил таким виноватым тоном.

– Я… Я тоже была не права. Что-то у нас вышло не так с самого начала…

– Как глупо! – перебил он ее. – Ведь мы оба очень любили Мэгги.

Комок застрял в горле. Эмма молча смотрела на него блестящими от слез глазами.

– Она многому научила меня, помогла разобраться в себе самом, – продолжал Брент. – Когда я приехал сюда из Нью-Йорка, я был не в себе. Мне хотелось забиться куда-нибудь в угол, чтобы никого не видеть и не слышать, но она мне не позволила.

– Жизнь для живых… – Эмма слабо улыбнулась.

– …Живите, – подхватил он.

Они сидели в душной машине и не могли расстаться, ведь их очень сильно тянуло друг к другу.

Эмма думала о том, что привлекает ее к этому человеку – его доброе отношение к Мэгги, чувство юмора, независимость, врожденное обаяние? В конце концов, наверное, все вместе взятое.

Свободной рукой Брент коснулся ее лица, провел пальцем по веснушкам, рассыпанным по щекам.

Эмма с трудом сдержалась, чтобы не прижаться к нему. Ее охватила непонятная растерянность. Слишком много всего случилось за эту неделю. Слишком много изменений уже произошло, и она страшилась еще одного. К тому же не понимала, почему с такой легкостью готова забыть собственное решение держаться от Брента подальше.

Тяжело вздохнув, она отвернулась и попыталась открыть дверцу, которая, конечно же, не поддалась.

– Мне пора, Брент. – Она еще раз попыталась открыть дверцу и, когда у нее опять ничего не получилось, в растерянности прижала ладонь ко лбу. – Пожалуйста, откройте эту проклятую дверцу.

Наверное, Брент понял, что она близка к истерике. Он открыл свою дверцу и, обойдя машину кругом, помог ей выйти.

– Эмма, в чем?.. – Он пристально посмотрел на нее.

– Я устала, Брент. Ведь я не привыкла к такой физической нагрузке, да еще после болезни.

Ну почему она не могла удержаться, чтобы не упрекнуть его?

Он стиснул зубы и отступил в сторону, хотя, как она отлично понимала, не собирался на этом заканчивать разговор. Ему во что бы то ни стало надо было заставить ее принять его извинения, а ей требовалось хотя бы немного времени, чтобы разобраться в своих чувствах.

– До свидания, – пробормотала Эмма и бросилась к дому.

Дрожащими руками она отперла дверь и спряталась за ней.

Все было гораздо проще, когда она относилась к нему с откровенной неприязнью. А теперь она не знала, как вести себя с ним. Все стало слишком сложно…

Эмма трепетала в ожидании утренней встречи с Брентом, но он неожиданно разрешил эту проблему. Забежав на минутку, он сообщил, что у одного из щенков что-то с лапой и он везет его к ветеринару. Он обещал заглянуть попозже, а Эмме посоветовал закончить ее часть работы.

Девушка даже обрадовалась возможности побыть одной и с удовольствием принялась красить рамы. Она хотела покончить с ними к вечеру, отчасти чтобы показать Бренту, что она не меньше него хочет навести в доме порядок, а отчасти, чтобы хоть что-то довести до конца перед поездкой в Вашингтон. Два автобуса шли из Уэбстера в Гринвилль, откуда она могла улететь в столицу: один – вечером, другой – утром. Эмма решила ехать утром.

Она занималась плинтусами, когда услышала, как почтальон бросил конверт в дверную щель и он упал на пол в холле. Решив передохнуть, Эмма встала с колен и, массируя ноги, нывшие после вчерашней игры, отправилась за письмом.

Одной рукой она продолжала потирать бедро, а другой потянулась к письму, украшенному множеством печатей и адресованному, как ни странно, ей – Эмме Тейлор.

Ей стало любопытно. Слева она прочитала имя Брента Форреста и его адрес, чего уж совсем не ожидала. Наморщив лоб, она долго изучала конверт.

Зачем Брент писал ей в Сенегал? Очевидно, письмо пришло, когда она уже уехала оттуда. Адрес зачеркнут, вероятно кем-то из сотрудников посольства, и рядом написан адрес ее матери на Аляске. Он тоже был перечеркнут и рукою матери вписан здешний.

Закусив губу, Эмма надорвала конверт, все еще размышляя над тем, что заставило Брента написать ей. Если вспомнить, как он ее встретил на кладбище, ничего хорошего ждать не приходится.

Письмо начиналось просто: «Мисс Тейлор», что уже о многом говорило. Эмма быстро пробежала его до конца. Брент обвинял ее в невнимании к родственнице, в эгоцентризме, в том, что она недостойна любви и заботы Мэгги.

Эмма выпрямилась и расправила плечи, словно ее поставили перед неподкупным судьей, и с каждым следующим прочитанным словом сердце ныло все сильнее и сильнее.

Брент писал, что не понимает, почему она не приезжает навестить свою бабушку. Он даже предлагал оплатить ей билет на самолет, если дело в деньгах. Все это было изложено в высшей степени уничижительном тоне. Эмма представила, как он сидит на кухне и с мрачным лицом выводит слово за словом.

Когда Эмма дочитала последние строчки и небрежную подпись, у нее уже вовсю дрожали руки и буквы прыгали перед глазами. Она сложила письмо и сунула его обратно в конверт, который смяла в кулаке и бросила на пол. Отшвырнув его ногой, она даже не заметила, как бумажный комок, коснувшись стены, отлетел обратно.

Эмма не могла понять, почему на нее так подействовало письмо Брента, ведь он не делал тайны из своего отношения к ней, вызванного невниманием к любящей ее Мэгги. Однако высказанные на бумаге обвинения ранили ее гораздо глубже, чем она могла себе представить.

Она уговаривала себя, что он извинился. Но искренне ли он говорил вчера, когда просил у нее прощения?.. Эмма сжала пальцы в кулаки. Почему это так важно для нее? Не желая честно ответить на вопрос, она решила уехать вечерним автобусом в Гринвилль и не ждать до утра. Ей сразу стало легче.

Бурная жажда деятельности вдруг охватила ее. Она вымыла кисть, аккуратно закрыла банку с краской и побежала наверх принимать душ. Через час она уже стояла одетая в желтое полотняное платье и босоножки на высоких каблуках. Ресницы были подкрашены, волосы причесаны, чемодан собран.

Эмма сбежала вниз по лестнице, покрытой старым вытертым ковром, поставила чемодан в холле, потом позвонила единственному в городе владельцу такси, чтобы он приехал за ней, и мистеру Петерсону, который согласился кормить кошек, пока она будет в отъезде. Эмма прекрасно знала, что Брент тоже не отказал бы ей, но решила в конце концов восстанавливать свою независимость. Правда, придется просить у него деньги, здесь уж ничего не поделаешь…

Отдав ключ мистеру Петерсону, Эмма вернулась домой, чтобы написать Бренту записку и подождать такси. Она мерила шагами гостиную, когда услышала стук в дверь. Схватив сумочку и чемодан, Эмма побежала открывать, решив, что приехал Чарльз.

Но это был Брент. На лице у него сияла широкая улыбка, на руках лежал щенок с поникшей головой и на удивление тусклыми глазами.

– Привет! Не возражаете, что я его принес? Он ничего тут не натворит, не бойтесь. Будет еще долго спать, а пока я… – Только тут он заметил неприветливое выражение ее лица и перевел взгляд на ее платье, потом на чемодан и снова на лицо. – Уезжаете?

– Да. В Вашингтон, и сейчас.

– Правительственный кризис?

Он прошел мимо нее в гостиную и положил пса на солнышке.

– Нет. – Эмму охватило беспокойство, и она то и дело посматривала на улицу в ожидании Чарльза с его такси. – Я же вам говорила, что собираюсь в Вашингтон…