С невольной тревогой взглянул Игорь на девушку. Милица была очень бледна, но решительность и спокойствие разливались по ее смуглому личику.

Между тем, старик, дед Маринки, едва державшийся на ногах от слабости, вдруг тяжело рухнул на колени.

- Пустите меня. Отпустите нас с внучкой, добрые господа, на волю… Мы ничем не виноваты… Видит Иисус и Его Святая Матерь - ничем. Мы не изменники, мы не предатели и почитаем как и вы, нашего общего доброго монарха… - лепетал он, едва ворочая от слабости языком.

- Молчи, старина! - прикрикнул на него высокий венгерец. - Не скули, и без тебя тошно. Ты же ни больше, ни меньше виноват, чем вся твоя деревня. Какие же вы верные слуги нашего государя всемилостивейшего Франца-Иосифа, когда скрываете казаков y себя в селении, изменяя своей родине и служа за гроши проклятым руссам!

- Не скрывали мы, видит Бог, не скрывали… - лепетал старик. - И не изменяли мы нашему императору… - шепнул он, собрав последние силы.

Но венгерцы не слушали его; они быстро-быстро лопотали что-то между собой, перебивая друг друга.

Игорь, воспользовавшись суматохой, наклонился к уху Милицы и успел прошептать ей:

- Если одного из нас схватят, другой должен бежать туда… елико возможно скорее, к нашим… Слышишь?

- Слышу.

- Бежать… ползти… Я не знаю что, но рота должна узнать итоги наших разведок и, как можно, скорей…

Милица хотела ответить, но отчаянный плач Маринки, рванувшейся к деду, заставил обернуться в ее сторону молодую девушку.

Двое солдат тащили куда-то старого галичанина, приговаривая что-то на своем непонятном для молодых людей языке. В эту минуту двое других бросились к ним. Огромный венгерец, объяснявшийся по-галицийски, подскочил к Игорю и изо всей силы тряхнул его за плечо.

- Что же, развяжется y тебя, наконец, язык, мальчишка? Ответишь ты мне, наконец, откуда пришел и где видал по дороге русских? - гаркнул он, снова переходя на общее галицийское наречие и, так как юноша все еще продолжал молчать, венгерец стал трясти его сильнее и крепче.

От этого движения спрятанный на груди y Игоря бинокль выскочил и с грохотом упал на пол.

- Ба! Это что за штучка? Тэ-тэ-тэ-тэ… - не то удивленно, не то насмешливо протянул гусар, подымая с пола вещицу. И вдруг лицо его приняло торжествующее выражение,

- Да вы никак шпионы? - захихикал он торжествующим, противным смехом. - Вот оно что! Ну, что ж, золотки мои, не погневайтесь, a необходимо мне вас обыскать.

И прежде чем Игорь успел опомниться, он стоял уже между двумя венгерскими солдатами, которые быстро и ловко обшаривали его карманы… Но юноша не думал о себе. Видя, что дело наполовину проиграно, он все же нашел возможность крикнуть Милице:

- Беги, спасайся! Скажи нашим все, что успели узнать… Беги, пока тебя не схватили!…

Последние слова девушка уже поймала набегу… С быстротой стрелы рванулась она за порог двери, едва не сбив с ног других двух гусар, ведших на допрос деда Маринки, чуть передвигавшего ноги, за которым следовала рыдающая внучка. Не дав им опомниться, Милица, проскочив мимо них, вихрем понеслась по направлению картофельного поля…

Солдаты кричали ей что-то в след, чего она не хотела да и не могла расслышать. Теперь она неслась, как ветер, едва касаясь ногами земли. Когда ошалевшие от неожиданности гусары, бросив посреди двора старого галичанина, надоумились кинуться за ней вдогонку, - Милица уже была y знакомых гряд.

На минуту она приостановилась.

- Что это? Послышалось ей или нет?

Где-то близко-близко от нее раздалось протяжное, радостное конское ржание. Так и есть: отбившаяся от деревни лошадь, мирно пощипывая траву, бродила между гряд, наслаждаясь своей нечаянной свободой. Чудесный, гнедой масти, породистый конек, отливающий червонным золотом на солнце, как ни в чем не бывало, пасся на свободе.

В один миг девушка была подле него. Она схватила лошадь за повод, вскочила ей на спину, обмотала длинный поводной ремень вокруг руки и сильно ударила каблуками крутые бока лошади.

Конь, почуявший на спине чужого всадника, рванулся, было, в сторону деревни, но Милица, быстро соображая, что надо делать, как будто осененная каким-то вдохновением свыше, выхватила из кармана револьвер и выстрелила на воздух y самого уха лошади с той самой стороны, где находилось селение и куда гнедой красавец вздумал, было, направить свой бег.

Теперь лошадь, как безумная, шарахнулась в сторону. Тогда Милица повторила маневр и выстрелила таким же образом и во второй раз под самое ухо коня. Точно дух беснования овладел лошадью. В диком испуге она рванулась вперед и помчалась стрелой по полю, топча гряды, без пути и дороги, в каком-то бешеном стремлении к спасению.

Милица знала, чувствовала, что погоня не замедлит помчаться за ней. Она уже слышала ответные выстрелы за своей спиной, слышала поднявшуюся сразу позади нее в селении суматоху и характерное гиканье, подбадривающее коней. Ее лошадь, прекрасный быстроногий скакун, мчал ее с поразительной быстротой, возбуждаемый выстрелами через каждый определенный промежуток времени раздававшийся y него под ухом.

Милица держала одной рукой револьвер, другой изо всех сил вцепилась в гриву коня. Никогда не ездившая без седла, она каждую минуту рисковала быть сброшенной на землю. A тут еще все явственнее и отчетливее раздавался шум и топот за ее спиной: ржание, громкие крики погони, полные угроз и опять топот и опять крики, от которых звенело в ушах, a сердце колотилось в груди, как пойманная птица. Вдруг ближе затрещали выстрелы позади нее, один, другой, третий… и уже без счета зажужжали пули… Одна из них просвистела над самой ее головой, другая слегка царапнула золотистый круп лошади. Но это не остановило испуганного животного. Оно точно одичало от испуга и еще с большей стремительностью понеслось по направлению леса. Вся мысль Милицы теперь сводилась к одному: скакать и скакать до последних сил, во что бы то ни стало домчаться до русских позиций, донести собранные сведения о сделанной разведке капитану и умолить его, умолить на коленях спешит на выручку Игоря… Не теряя ни одной минуты, спешить с ротой к нему…

A погоня между тем не отставала ни на шаг, ни на пол шага даже… Расстояние между преследователями и Милицей не увеличивалось, a уменьшалось теперь с каждым мигом. Уже можно было различить отдельные слова, и будь они произнесены по-русски, девушка, конечно, не замедлила бы разобрать их, так близко находились от нее говорившие. Нельзя было только оглянуться назад, чтобы узнать, сколько всадников скачет за ней… По количеству пуль, жужжавших над ее головой, можно было судить, что их не двое и не трое, a несколько человек, может быт, полувзвод, может быть меньше, может быть больше. Синие глаза девушки поднялись к небу.

«Боже Великий, спаси и помилуй меня! Ради блага другого, ради несчастного Игоря, дай возможность уйти, ускакать от погони»…

И каблуки грубых походных сапог Милицы снова изо всей силы забились о крутые бока коня. Тот все усиливал, все ускорял свой бег.

Вот он, наконец, лес, таинственный и молчаливый. Слава Всевышнему! Сейчас она в нем. Неприятель отстал, наконец; должно быть, побоялся засады, остановился и совещается прежде, чем въехать в лес. Зато там, впереди, за стволами деревьев, мелькают знакомые фигуры в одеждах защитного цвета… Вон и землянки и окопы… Наконец-то! Благодарение Господу! Всевышний помог ей благополучно добраться до них…

Осадив чуть ни на всем скаку вспененного коня, Милица вернее скатилась, нежели соскочила на землю. В тот же миг ее окружили свои солдаты-стрелки, подхватили на руки и спустили на землю.

- Ай да, Митенька, ай да, молодец дите!. Откуда ж ты это коня раздобыл, да еще красавца такого? Да неужели y «ево» из-под носа убрал? Ай да, молодчинище, с прибылью тебя, Митенька! A где же Корелин? Неужто ж, о Господи…

Ближе всех притиснувшийся к коню солдатик не договорил и перекрестился. И глаза всех остальных однополчан теперь буквально впились в лицо Милицы.