Изменить стиль страницы

Но старение — это тоже атрофия, только медленная.

В старости уменьшается рост и вес организма, становятся хрупкими кости, жесткими мышечные ткани; стенки сосудов утрачивают эластичность, что ведет к артериосклерозу — типичной болезни стариков. Все это — атрофия. Все это поедание фагоцитами «благородных» клеток, перерождение их в инертную соединительную ткань…

Итак, исследование седеющих волос его предположение подтвердило.

Исследование других атрофических явлений — тоже.

Макрофаги — один из видов фагоцитов, — в течение всей жизни охраняющие организм, в старости ускоряют его гибель. Макрофаги «поедают» клетки половых желез, печени, сосудов, нервной системы. Вот заключение, к которому, пришел Мечников.

Нельзя ли приструнить этих агрессоров? Или усилить сопротивление «благородных» тканей?

Он знал, что если в брюшную полость морской свинки впрыснуть кровь кролика, то в организме животного вырабатывается сильнейший антитоксин: кровь такой вакцинированной свинки убьет кролика. Открытие это сделал в его лаборатории Бордэ. Он установил, что антитоксин растворяет красные шарики, так что кровь кролика становится прозрачной. Но ведь к такому результату приводят большие дозы антитоксина. А малые? Они должны стимулировать организм кролика!

И действительно: малые дозы крови вакцинированной свинки «заставили» организм кролика в несколько раз увеличить «производство» красных шариков.

Но ведь свинке можно вводить не только кровь другого животного… Можно вводить клетки печени, мозга, мускульной и других тканей. И тогда ее организм должен вырабатывать вещества, малые дозы которых будут стимулировать усиленное производство соответствующих «благородных» элементов. Итак, надо получать самые различные стимулирующие сыворотки.

О, это была программа на много лет вперед! Более того, это была программа, выполнение которой могло натолкнуться на непреодолимые трудности. Насчет всего этого Мечников нимало не заблуждался. Но, взволнованный открывшейся перспективой и по обыкновению словоохотливый, он направо и налево делился мыслями и имел неосторожность высказать их некоему В. Яковлеву — корреспонденту газеты «Россия».

И вот в конце 1900 года, в преддверии XX века, Мечников узнает, что он новоявленный Фауст!.. Что нет, он не Фауст, ибо Фауст в сравнении с ним ничто — просто жалкий безумец и фразер… «Потому что, если бы он в своей лаборатории, среди своих колб и реторт, действительно все изучил, как уверяет <…>, не нуждался бы он в услугах красного Сатаны, и не Мефистофель его, а он бы победил Мефистофеля, как всегда свет побеждает тьму и зло».

Изложив свою беседу с Мечниковым, Яковлев не утаил: ученый считает, что пока умеет защищать от малокровия лишь кроликов. Но все это бойкий корреспондент посчитал «излишней» осторожностью и скромностью Ильи Ильича.

«Человечество будет обладать возможностью схватить костлявую смерть за фалды савана и задержать ее, — кто знает на сколько времени», — патетически заявил он.

Правда, академик Полайон — Яковлев рассказал ему об открытии Мечникова — «отнесся к тому, что не знает, очень скептически». Он даже сказал, что бессмертие для человека недостижимо. Но зато согласился с тем, что «по законам природы человек должен бы жить 250 лет».

«Что ж, и 250 лет прожить было бы недурно!» — воскликнул пылкий корреспондент.

Статью Яковлева изложили чуть ли не все газеты России. Европейская пресса тоже подхватила сенсацию. И никому не приходило в голову усомниться в верности сообщения. Обсуждали другое: а нужно ли человеку жить 250 лет?

Мечников поспешил послать письмо Д. Н. Анучину, и тот опубликовал его в «Русских ведомостях». Журналист, писал Мечников, «воспользовавшись надеждами, которые они (опыты. — С. Р.) возбуждают, напечатал очень оптимистическую корреспонденцию. Надежду имею и я, — продолжал Илья Ильич, — не только относительно старческой, но и всякой вообще атрофии, но между надеждой и ее осуществлением еще огромное расстояние. Вот почему мне так неприятно проникновение в печать разговоров о моих работах и почему мне так ужасно хочется, чтобы этот газетный шум утих сколь возможно скорее».

Мечту получить специфические антиатрофические сыворотки Мечников не оставил до конца своих дней.

Но он считал, что лечить преждевременную старость, как любую болезнь, намного труднее, чем предупредить ее. Он стал искать средство оттянуть ослабление «благородных» тканей, и на этом пути, как ему казалось, добился куда более внушительных результатов.

Смерть, по его представлениям, аналогична сну. А потребность в сне многие ученые объясняют самоотравлением организма. При бодрствовании обмен веществ идет быстро, шлаки не успевают выводиться из организма и нервные клетки как бы отравляются ими; во время же снаобмен замедляется и шлаки удаляются.

Если так, то ослабление «благородных» клеток тоже можно объяснить отравлением, только медленным, длящимся долгие годы, всю жизнь. Откуда же берется столь длительно действующий отравляющий фактор? Конечно, им может быть никотин, алкоголь и другие яды… Но непьющие и некурящие люди тоже стареют преждевременно.

Значит — микробы, постоянно живущие в организме и выделяющие яды.

Такие микробы — в кишечнике. Микрофлора кишечного канала разнообразна; в нем обитают полезные микробы, но есть и вредные. Таковы, например, гнилостные бактерии — они вырабатывают фенол и индол — и микробы маслянокислого брожения. И те и другие вместе с пищевыми остатками гнездятся в толстой кишке.

Мечников сравнивает продолжительность жизни птиц, у которых толстые кишки едва намечены, и млекопитающих, у которых они развиты сильно. И оказывается, что вторые живут, значительно меньше, чем первые. Причем бегающие птицы (страусы; у них развиты толстые кишки) живут мало, а летающие млекопитающие (летучие мыши; у них толстые кишки не развиты) — долго.

Со свойственной ему решимостью Мечников выводит закон: чем длиннее толстая кишка, тем короче жизнь.

Так что же — удалять толстую кишку? Но Лэн еще не делал своих операций. Да и можно ли поголовно оперировать все население планеты?

Нет, надо удалить из организма не толстую кишку, а вредных бактерий!

Мечников пытается использовать для этой цели ферменты, выделяемые личинками моли: они губительны для гнилостных микробов. Но опыты положительного результата не дают. Он пытается применить ферменты кишечника животных, питающихся падалью (в трупах всегда много гнилостных микробов; если они безвредны для животного, то, значит, в кишечнике должны быть убивающие их вещества), но опять без успеха.

И тогда Илья Ильич пускает в ход свою излюбленную идею об антагонизме микробов. Гнилостные бактерии «боятся» молочной кислоты. Мясо, оставленное на воздухе, быстро загнивает, но этого почти никогда не бывает с молоком: оно скисает, ибо в нем есть сахаристые вещества — с их помощью палочка молочнокислого брожения вырабатывает молочную кислоту, чем и препятствует гниению. То же самое происходит и с другими продуктами: квашеная капуста, соленые огурцы не портятся из-за присутствия молочной кислоты. Но если просто принимать внутрь молочную кислоту, проку будет немного: она всосется еще в желудка и просто не дойдет до толстых кишок. Надо, чтобы молочная кислота вырабатывалась «на месте действия». А для этого следует употреблять молочнокислые бактерии.

Итак, простокваша.

Мечников изучает кефир, русскую простоквашу и варенец, кумыс, кислое молоко кавказцев, египтян, болгарский ягурт.

И всякий раз, кроме молочнокислой палочки, он обнаруживает и другие микроорганизмы, в том числе — бактерии спиртового брожения. А задача не только в том, чтобы заселить кишечник полезными микробами, — необходимо еще воспрепятствовать проникновению вредных. Для этого надо раз и навсегда исключить из рациона сырые продукты и сырую воду. Простоквашу готовить только из кипяченого молока. И применять не обычную закваску, а чистую культуру молочнокислой палочки. Лучше всего — болгарской, которая вырабатывает особенно много молочной кислоты. Правда, при этом молоко приобретает неприятный запах сала. Поэтому вместе с болгарской палочкой надо использовать еще одну разновидность молочнокислой бактерии, которая препятствует омылению жиров.