Оглядевшись, я быстрым шагом направился к ближайшей пешеходной дорожке, откуда выбрался уже на просторную улицу и двинулся в сторону, противоположную КПП.

Подтвердились самые худшие из моих опасений. Жилой городок в Вюнсдорфе представлял собой настоящий город с магазинами, кинотеатрами и даже общественным транспортом. Говорили здесь, правда, по-русски, что было приятно. Но кого и каким образом я должен был здесь разыскать?

Я остановился возле большого продовольственного магазина и принялся надоедать прохожим.

– Где я могу найти прапорщика Никодимова?

Наверное, я напоминал нищего на паперти, который вместо милостыни выпрашивает Б-г его знает что. Никто не хотел подать. Все пожимали плечами и говорили, что понятия не имеют.

Наконец подвернулся один молодой лейтенантик, который с интересом уставился на меня.

– Никодимов и Гунько? – переспросил он.

– Какой Гунько? – притворился я. – Причем здесь Гунько? Не знаю я ни о каком Гунько.

– Ну да, Никодимов и Гунько, – покачал головой лейтенантик. – Так их давно уже здесь нет. Не повезло тебе.

– Как, давно?! – ахнул я.

И получилось у меня достаточно натурально. С перепугу, наверное.

– Ну, не то, чтобы очень давно, но уж порядком, – поправился лейтенантик. – А что, тебе переночевать негде?

– Да нет, тут другое дело. Мне одну вещицу нужно передать… Его подруга просила… А, может, кто из его друзей остался?

– Какая подруга? – заинтересовался лейтенант. – У него, вроде, жена была.

– То-то и оно. Была жена, а есть еще и подруга. Понимаешь?…

Лейтенант усмехнулся.

– А какую вещь? – поинтересовался он.

– Сам не знаю, пакет запечатан… Говно, наверное, какое-нибудь… Но обязательно просила передать.

Лейтенантик задумался, потом развел руками.

– Вряд ли кто-либо из наших сейчас имеет с ним контакт. Слинял он отсюда, понимаешь? Попробуй обратиться к прапорщику Белецкому, но не думаю…

– А где его найти?

Лейтенант объяснил на пальцах, поскольку улицы в городке не имели названий. Существовали лишь номера домов.

Я пошел в указанном направлении, и меня ни на минуту не покидало ощущение нереальности происходящего. Вокруг были русские лица и русский говор, но одежду люди носили качественную, магазины ломились от товаров с ценами, доступными практически каждому, а на лицах у большинства играли улыбки. Город-солнце! Ну, прямо-таки, сон наяву!

Прапорщика Белецкого я застал за просмотром видеокассеты. Какие-то бравые ребята крошили друг другу черепа, а прапорщик Белецкий, не отрываясь от экрана, жрал картофельные хлопья и запивал их пивом. В просмотре принимала участие и симпатичная девочка лет одиннадцати, которая тоже ела хлопья, только запивала яблочным соком.

– Меня послала Нина, – объявил я, – подружка Никодимова. У меня для него гостинец.

– Что за Нина? – Белецкий почесал затылок. Разговаривая со мной, он пытался не потерять нить происходящего на экране.

– Переводчица из Берлина. Она сказала, что вы – его лучший друг, и дала мне ваш адрес.

– Ах, Нина! – воскликнул Белецкий и замолчал. Было видно, что он усиленно роется в памяти. – А что, собственно…

Он вопросительно посмотрел на меня.

– Она просила передать ему одну вещь.

Тут из телевизора послышались вопли и автоматная стрельба, и Белецкий, видимо, отчаявшись успешно сочетать разговор с просмотром видеокассеты, поспешно остановил с помощью пульта дистанционного управления магнитофон.

– Ну папа! – тут же возмущенно воскликнула девочка.

– Пять минут перекур, – отозвался тот.

Девочка раздраженно поджала губы и уставилась в угол.

– Как я могу передать ему вещь, если… эта вота… понятия не имею, где он сейчас находится?

– Жаль. А она надеялась, что хоть вы-то знаете. Я ее дальний родственник. Она втрескалась в него по уши.

– В этого урода?

– Ну, не знаю. Сам я его никогда не видел…

– Да нет, внешне – он ничего. А морально – самый что ни на есть урод.

Белецкий выдвинул одну из полок серванта, порылся в содержимом и протянул мне фотографию, на которой сам он и еще двое мужиков наливались водкой на природе. Все трое были в гимнастерках и трусах.

– Вот это он. – Белецкий ткнул пальцем в белобрысого долговязого парня. – А это – Ярослав Гунько. Они вместе отсюда и дернули.

– Между прочим, таких больше всего и любят, – заметил я, разглядывая фотографию.

– Это точно.

– Так вам ничего о нем не известно?

– С тех пор, как они слиняли отсюда, – ничего.

– Жаль. Тогда передаю гостинец вам, как лучшему другу. Не возвращать же назад.

– А что там?

– Пятизвездочная "Метакса" – привет из солнечной Греции.

– Так эта баба, твоя родственница, сейчас в Греции?

– Нет, баба в Берлине, – уточнил я. – "Метакса" из Греции. Нельзя сказать, чтобы в его глазах появился какой-то

особенно голодный блеск, но и отвращения тоже не возникло. Он взял бутылку и взвесил ее на ладони.

– Ну так прямо сейчас и оприходуем, – сказал он. – Садись. Есть помидорчики, салями.

– Пять минут уже прошло, – с вызовом заявила девочка.

– Настя, пойди-ка погуляй.

– Так я и знала!!!

– Вольно! – скомандовал Белецкий. – Тридцать секунд на сборы.

Он быстро соорудил стол, поставил рюмки и две неначатые банки пива.

– К сожалению, я за рулем, – пробормотал я.

– Это не страшно, – успокоил он меня. – Немцы допускают… эта вота… за рулем принятие спиртного. А машина-то какая?

– "Твинго".

– Это что еще за фигня? Японская?

– Французская, насколько я знаю.

– А, это… эта вота… консервная банка?

– Все они в каком-то роде консервные банки.

– Не скажи. "Жигуль", в принципе, неплохая машина. "Мерседес" тоже.

Мы разделались с литром "Метаксы" и выпили по три банки пива. Методом "шпок". Словно это и не "Метакса" вовсе, а самая обыкновенная русская водяра. Потом пришла Настя, и мы начали досматривать фильм, в котором одни молодцы сражались с другими за обладание секретным оружием. Фильм все никак не желал заканчиваться, и я уже начал очень этому удивляться, когда неожиданно выяснилось, что я сплю. Вернее, что я спал и только сейчас проснулся.

Я сел на диване, еще совершенно пьяный, и замотал головой. А рядом Белецкий ругался с Настей из-за телевизора.

– Нельзя… эта вота… за один день пересмотреть четыре видеокассеты! – орал он.

– Кто сказал?! – орала она ему в ответ.

– Я сказал!

– А пошел ты!… Своими солдатиками будешь командовать! Они стояли, сжав кулаки и остервенело уставившись друг на

друга.

– О, проснулся, – сказал Белецкий, поворачиваясь ко мне. – Ну, как самочуствие?

– Сейчас поеду, – пробормотал я.

– Да нет, ты мне не мешаешь. Можешь и переночевать.

– Не могу, меня в Берлине ждут.

– А ты, вообще, кто такой?

– Королев моя фамилия.

– Может опохмелимся, Королев?

В ответ я громко застонал.

– Понятно.

Я взял пустой портфель и направился к выходу. Используя заминку, Настя вставила в видеомагнитофон новую кассету.

– Погоди, Королев, – воскликнул Белецкий. – Скажи своей Нинке, что Никодимов сейчас в Боснии. Бабки, козел, поехал зарабатывать. Так что она вряд ли его когда-нибудь живым дождется. Так и скажи.

– Никодимов в Боснии, – пробормотал я, – а пистолет его здесь, родимый. Тоже подрабатывает.

– Какой пистолет? Ты что, бредишь?

– Брежу, – согласился я.

– А пропуск, воще, на территорию городка у тебя есть?

– Есть.

– Покажи.

– Пошел на хрен.

Я хлопнул дверью с такой силой, что посыпалась штукатурка, и через несколько минут обнаружил себя растянувшимся на полу в парадной. С грехом пополам поднялся, выбрался из подъезда и растворился в ночи.

Честно говоря, совершенно не помню, как, растворившись в ночи, я затем опять материализовывался. Могу лишь отметить, что очнулся я на заднем сидении машины в половине седьмого утра уже с грехом пополам материализованным.