Читая лекции в Оксфорде, Бэкон использовал в качестве источников суфийские и дервишские тексты, в том числе «Секреты просветлённого видения» Ибн Сабина, а также неоднократно повторял утверждение Сухраварди, сделанное в его «Мудрости просветления», что так называемая «Тайная доктрина» просветления была общей у всех эзотерических учений древнего мира. Она была известна Ною и Аврааму, халдейским и египетским учителям, Гермесу, Зороастру, греческим философам Пифагору, Анаксагору и Сократу — а также, разумеется, суфиям.
Причисление Бэкона к розенкрейцерам служит ещё одним доводом в пользу суфийского происхождения его эзотерического учения. Арабское слово вирд, означающее дервишское упражнение, встречается в суфийских произведениях в поэтическом искажении вард, что значит «роза». Вкупе с корнем SLB, означающим «выделять сущность, получать квинтэссенцию», словосочетание целиком означает постижение внутренней сущности упражнения. Кроме того, SLB означает также и «крест», так что WARD SLB было транслитерировано западными основателями розенкрейцерского движения как Роза-Крест. Первоначально символ розы использовался в поэтическом ключе дервишами ордена Абдул-Кадир аль-Джилани, чей основатель был известен как «роза из Багдада». (За более полной информацией о розенкрейцерском движении и его происхождении обратитесь к книгам: Фрэнсис Йейтс «Розенкрейцерское просвещение» или А. Э. Уэйт «Подлинная история розенкрейцеров» и «Братство Розы и Креста» (Frances A. Yates: The Rosicrucian Enlightenment; A. E. Waite: Real History of the Rosicrucians и The Brotherhood of the Rosy Cross).
Итак, Тайная доктрина древних учителей, содержащаяся в зашифрованном виде в алхимическом искусстве, была идентична тайному учению суфиев.
Алхимические труды Бэкона были не менее загадочны, чем у многих его коллег по цеху, но он совершенно определённо верил: «экспериментальным путём было доказано», что «посредством тайного опыта» можно значительно увеличить продолжительность жизни, а также что «травы, камни, металлы и прочие вещи» обладают поистине чудесными силами, если учёный знает, как этими силами управлять.
Подобно Альберту Великому и Фоме Аквинскому, Арнольд из Виллановы был доминиканцем. Большую часть своей жизни он провёл в качестве странствующего проповедника. Родился он около 1235 года, умер в 1311-м, изучал медицину в Неаполе под руководством Иоанна Каламиды и за время своих странствий написал многочисленные работы по медицине, магии и алхимии. Одни из них были созданы в Валенсии, другие в Барселоне, в Неаполе, во французской Гаскони, в Пьемонте, в Болонье и Риме, а некоторые — даже в Африке. Репутация врача нередко приводила его к одру болезни пап и монархов, а Пётр III Арагонский даже подарил ему специально для учёных штудий замок в Таррагоне.
Среди алхимических работ Арнольда следует отметить «Словарь словарей», «Философский цветник» и «Совершенный магистерий».[109]
Его интерес к каббале получил отражение в отдельном трактате, посвящённом значению священного имени Тетраграмматон на иврите и латыни и опубликованном в 1292 году.
После периода обучения в Париже Арнольд путешествовал по Италии и заезжал в Испанию, но узнав, что его друг и коллега-алхимик Пётр Абанский попал в лапы инквизиции, обратился за покровительством к королю Неаполя и Сицилии Фредерику. Что было весьма дальновидно, ибо Пётр Абанский умер на дыбе.
Исследуя химические процессы, Арнольд обнаружил, что угарный газ ядовит, а тухлое мясо становится токсичным. Считается, что он первым начал использовать алкоголь для приготовления тинктур. В своих алхимических трудах он описывает все стадии Великого Делания, хотя и не совсем в правильном порядке, — приём, использованный многими алхимиками, чтобы скрыть от непосвящённых подлинную тайну Философского камня.
Хотя самому Арнольду и удалось избежать застенков инквизиции, многие его работы пострадали от её преследований. Его книги жгли в Париже и Таррагоне по обвинению в ереси. (Он, в частности, утверждал, что добрые дела в глазах Бога более достойны, нежели служение святой мессы, нападал на продажное духовенство и предсказывал явление Антихриста.) Несколько раз он даже попадал в тюрьму за свои выступления, но всякий раз умудрялся отстоять свою невиновность и добиться освобождения.
Во время одного из нескольких своих визитов в Рим Арнольд, по легенде, продемонстрировал алхимический опыт и превратил железные болванки в золото.
С 1285 года и на всём протяжении первого десятилетия XIV века он преподавал на прославленном медицинском факультете университета в Монпелье, который, как мы увидим в дальнейшем, был важнейшим центром распространения академических знаний в XIII и XIV столетиях.
Говорят, что Раймонд Луллий повстречал Арнольда из Виллановы в Неаполе, а потом учился у него в Монпелье. Жизнеописание этого алхимика настолько полно противоречий, что, возможно, на самом деле под именем Луллия скрывались два человека. В результате христиане считают его самоотверженным проповедником, жаждавшим обратить исламскую Европу в русло истинной веры, а оккультисты — адептом алхимии и мистиком, в то время как его собственные работы свидетельствуют о суфийском влиянии. У всего этого, однако, может быть и рациональное объяснение, а именно: философское и религиозное мировоззрение Луллия прошло через несколько последовательных трансформаций, и вышеприведённые мнения о нём формировались в различные периоды его жизни.
Известно, например, что Луллий, родившийся в 1229 году в Пальме, на Майорке, действительно пытался проповедовать Евангелие Христа магометанам. Для этого он, в частности, потратил несколько лет на изучение исламских источников и даже научился бегло говорить по-арабски. Он неизбежно должен был познакомиться с деятельностью суфийских учителей сарацинской Испании — и вступить на суфийский путь сам. Как мы уже говорили, неправильное понимание целей и идеалов суфийского учения вне их родного контекста приводило к тому, что западных его последователей часто обвиняли в колдовстве и оккультизме.
Каббалист и маг XIX века Элифас Леви считал Раймонда Луллия «великим и возвышенным адептом Герметической науки». Это прекрасно согласовывалось с суфийским учением, включавшим в себя, как мы уже выяснили, идеалы алхимии.
Великим вкладом Луллия в сокровищницу средневекового знания стало изобретение подвижного стола в виде системы концентрических кругов с нанесёнными на них общими понятиями или основными категориями всего сущего, с помощью которых можно было проводить перекрёстные аналогии и создавать новые комбинации истин.
В своей «Истории магии и экспериментальной науки» Линн Торндайк описывает его как «логическую машину, служившую для любого схоластического диспута в средневековом университете таким же эргономическим приспособлением, как, например, калькулятор — для любого современного банка или делового центра».[110]
Машина Луллия включала в себя символическое древо и пересекающиеся треугольники, подобные каббалистическому Древу Жизни и триадам его сефирот, а также концентрические круги, разделённые на сегменты. Один из них вращался, подобно поясу планет астролябии, в то время как другие оставались неподвижными, как её фиксированные звёзды.
Стол Луллия с его перекрёстными аналогиями можно было использовать для логического построения различных умозаключений, например, в области теологии: круг представлял Бога, а шестнадцать подразделений — человеческие качества; или в медицине, когда ветви символического древа обозначали стихии, внешние признаки, темпераменты, органы и так далее, а разделённое на четверти колесо являло возрасты, цвета, формы и два пола. Эту комплексную механико-графическую систему можно считать одним из самых ранних приложений кибернетики — науки о системах. Для современников её точность и логичность выглядели не менее убедительно, чем компьютерные данные — для современного бизнес-служащего.