— Здравствуйте, дети…
— Приветик.
— Здрасьте, товарищ учитель.
— Наше вам с кисточкой!..
— Здравия желаем! — посыпались ответные реплики.
— Сегодняшнее занятие мы проведем вместе…
— А мы уже догадались.
— Только я хотел бы сначала узнать, что вы проходили перед этим и на чем, собственно, остановились.
Ученички сначала замерли, а потом зашушукались. Наконец последовал ответ:
— Парадигма современной цивилизации в общемировом и внеисторическом контексте.
Тархан недоверчиво крякнул м улыбнулся,
— Так и быть. Продолжим тему, если не возражаете.
— Там поглядим…
Учитель набрал воздуха, посмаковал его для храбрости и начал занятие.
— Однажды… — Он помолчал немного.
Учитель хитро прищурился и воззрился на ученический коллектив:
— Ну, кто? Кто рискнет блеснуть эрудицией и назовет автора этих слов?
Ученики заозирались. Один из них, мельче остальных, приподнялся.
— Товарищ учитель, не будьте к нам столь снисходительны. Мы хоть и младший класс, но отнюдь не страдаем от недостатка информации. Наш великий поэт, Татареску Изящный, безусловно, известен и нам, и вам.
Тархан одобрительно кивнул, но ученик приостановил его жестом.
— Более того, я могу процитировать вторую часть этого стихотворения, где и раскрывается глубинный смысл этого метафизического прозрения.
Он вопросительно нагнул голову, и получив преподавательское разрешение, чуть насмешливо прочел:
Поклонился, тряхнул головой и сел на место.
Тархан сфокусировал учительский взор на активисте и поинтересовался:
— Позвольте узнать вашу фамилию.
Ученик подскочил и сообщил:
— Чернооченко, товарищ учитель.
— Хорошо. Надеюсь, вы все понимаете, почему именно так я решил начать свой урок. Наша цивилизация возникла на обломках своей предшественницы, и мы, безусловно, многим обязаны человечеству, которое вскормило нас и посеяло семена мудрости…
— Товарищ учитель, это мы знаем, проходили еще в начале курса.
— Да, да, я понимаю.
Учитель Тархан рассеянно пошевелил многочлениковыми усиками и продолжил.
— Наша история — это миф. Миф изначальный, взращенный на костях к крови, замешанный на поте и слезах, посыпанный прахом все той же истории. И сейчас никто уже не осмеливается разделить миф и историю, признать чье-либо первенство, или отвергнуть хоть часть нашего прошлого.
Герои наших мифов постепенно стали более абстрактными, отвлеченными от мира вещей, становясь философски значимыми.
Нам неведома истинная метафизическая основа истории, мы лишь читаем ее следы на песке и пытаемся представить ход событий.
Мы не знаем, что погубило человечество, мы сами выжили с трудом и претерпели такую ломку сознания, что потеряли интерес к таковому внешнему проявлению абсолюта как история.
— Это то, что мы как раз учим? — уточнил с места ученик, чуть шевельнув своим плоским овальным телом.
Учитель Тархан смущенно подобрал слова и ответил:
— Да. Мы ведь тоже изменились, и неоднократно. И может быть, самое важное, что мы поняли на этом пути — роль взаимоотношений существа как субъекта познания и божественной сущности в аспекте источника жизни…
Тут подскочил на месте один из слушателей.
— Ученик Прусаков, — представился он. — Осмелюсь подтолкнуть вашу ученую мысль в нужное русло… давайте вернемся к фактам, к хронологии событий.
— Конечно, — засуетился учитель Тархан, стараясь поправить несуществующее пенсне. — Катастрофа, то есть естественное течение событий, привела к гибели человеческой цивилизации и привнесла новый смысл в наше существование… Тьма поглотила человеческие города, электростанции взорвались, отравляя все в своих окрестностях. Города захлебнулись в собственных помоях, начались глобальные эпидемии. Люди полностью вымерли за два десятка лет. А планета стала растительным и животным царством уже через полсотни лет человеческого отсутствия.
Дороги и поля были поглощены дикими растениями, реки, озера и моря очистились. Атмосфера восстановилась быстрее всех. Здания и сооружения разрушились, хотя стекло и пластик сопротивлялись дольше остальных,
Учитель перевел дух, а ученики, восторженно слушавшие его, от возбуждения приоткрыли надкрылья и затрепетали перепончатыми крылышками.
— Дальше-то что было? — прозвучал звонкий мальчишеский голос.
— Дальше… На сцену вышли мы, законные преемники. Кто, как не мы. веками жившие бок о бок с человечеством, ненавязчивые, но истинно преданные. Скромные и незаметные, непритязательные… Словом, что суждено свыше, не предотвратит даже глобальная катастрофа, К тому же, многочисленные очаги радиационного заражения подтолкнул и каш эволюционный процесс — положительные мутации пробудили наш незаурядный разум, дождавшийся своего часа.
— Вы так захватывающе рассказываете об этом, товарищ учитель, — раздался проникновенный голос молоденького школяра, — как будто полностью уверены в нашем абсолютном превосходстве над человеческой расой. И излагаете события под соусом торжества высшей справедливости.
Учитель Тархан подобрал свои бегательные ноги с уплощенными бедрами и приглушенно, но твердо ответил:
— Да, именно так я и считаю. Мы, тараканы, великая раса, и само время это докажет. Уже сейчас мы имеем множество выдающихся личностей, начиная с беспрецедентного гуманиста Тарквемады… Впрочем, я думаю, вы и сами назовете мне эти всем известные имена. Прошу.
Тархан застыл в учительском порыве сделать внеочередной опрос.
Ученики не заставили себя ждать.
— Аналитик эстетической математики Тарталья!..
— Самурай-бонсаист Татикава.
— Политолог-экзистенциалист Татищев!
— Теоретик принципа вечного двигателя Таратайка! Отметьте у себя, товарищ учитель, ученик Быстроногов отвечал.
— Миротворец Тамерлан, а также…
— Организатор «Балета на льду Персидского залива» Тарантелла, если не ошибаюсь.
— Уникальный специалист по связям с общественностью Тамада, он же главный редактор матового издания «Таймс» на папирусе…
— Достаточно, достаточно! — замахал на школяра сенсорными усиками учитель Тархан. — Вижу, Тарквиний Смиренный не терял с вами времени зря.
— И все же! — вновь подскочил беспокойный ученик. — Мы так и не прояснили суть тезиса о превосходстве тараканьей расы.
— Ваша фамилия?
— Усаченко, товарищ учитель…
— Что ж, я рад вашему вопросу, хотя и в недоумении от непонимания очевидного. Человечество, которое предшествовало нам, обладало лишь обыденным рассудком, и в целом оказалось лишь ступенью, определенным этапом в стремлении Разума познать головокружительные глубины мировой реальности.
Мы же, тараканы, уже оперируем парадоксальными понятиями, достаточно безумными для того чтобы оказаться истинными.
Непредставимость, неадекватность, невозможность быть наглядной — вот близкий образ истины.
Наши органы чувств слишком слабосильны, и зачастую субъективны, данные их иллюзорны. К примеру — что есть свет? Божественная субстанция, дарующая радость бытия или поток квантов, определенным образом воздействующий на наши зрительные органы? У обоих взглядов есть свои приверженцы, иногда они сходятся вместе и ведут презабавные дискуссии. Признав ощущения за единственный источник познания, мы неизбежно приходим к крайней форме скептицизма. Так что такой путь был бы неверен и непреодолимо заводил бы в тупик прямолинейной эволюции.