Но, думается, у Хрущева были и глубинные, более серьезные причины нелюбви к Сталину, пусть, может быть, им и не до конца осознанные.
Далее Владимир Алпатов вскрывает «гносеологические» корни предпринятого Хрущевым шага в сторону от линии Сталина. Размышления ученого, безусловно, интересны и, наверное, правильны, но я не буду приводить их, поскольку это усложнит мое расследование. Для меня главное в том, что ученый не исключает версию генерала Удилова, но не сводит только к ней причину мести Хрущева Сталину. Подчеркнув, что гипотеза лубянского генерала недокументирована, он попутно обнаружил в ней много фактических ошибок и упрощенных оценок. Так, сейчас уже известно, что белый генерал Миллер был не «уничтожен за границей», а тайно вывезен в СССР, судим и расстрелян. Щербаковский район в Москве действительно был переименован по указанию Хрущева, но не на его «второй день правления», как пишет Удилов, а лишь в 1957 году. Щербаковский универмаг был не «закрыт», а также переименован, а здание его снесено позже. Маршал Мерецков был арестован уже тогда, когда НКВД возглавлял Берия: летом 1941 года, и в том же году освобожден. Писатель Владимир Карпов был освобожден из лагеря и отправлен на фронт не в начале войны, а лишь в 1943 году.
Но это, как говорится, детали. Главное в том, что концепция, выдвинутая Удиловым, ученым не отвергается.
Ее с возмущением отрицает Нина Хрущева, приславшая из американского города Принстона гневную отповедь в редакцию «Независимой газеты». Нина Львовна Хрущева, 1963 года рождения, заканчивала в 1998 году аспирантуру Принстонского университета. Она приходится внучкой Леониду Хрущеву, поскольку родилась в семье его дочери Юлии Леонидовны, длительное время работавшей заведующей литературной частью московского театра имени Вахтангова, а в 1998 году — в Московском доме кино.
Редакция письмо принстонской внучки опубликовала. Представительница молодого поколения Хрущевых обвинила генерала Удилова в недокументированности его версии.
«Иногда кажется, — возмущается она, — зачем писать, возражать, сотрясать воздух — бессмысленно, «на каждый роток не накинешь платок», с другой же стороны, когда версии становятся уж совсем пасквильными и безосновательными, молчать просто невозможно. Говорить все равно будут, на то она и свобода слова, но говорящие хотя будут знать, что их высказывания должны быть хотя бы приблизительно основаны на фактах, а не просто излагать «свою версию» несуществующих событий.
Отрывок из книги Вадима Удилова «За что Хрущев отомстил Сталину», напечатанный в уважаемой мной «Независимой газете» 17 февраля 1998 года, наводит на мысль, что при демократии печати хорошо было бы еще иметь и отдел по проверке фактов (в США, например, каждое серьезное издание имеет такой отдел, причем чем серьезнее оно к себе относится, чем больше заботится о своей репутации, тем дотошнее проверяет и перепроверяет факты. Журнал «Нью-Йоркер» даже маленькую цитату не напечатает, если вы точно не укажете источник, страницу и дату публикации). В начале статьи Удилова корреспондент «НГ», правда, сделал слабую попытку поинтересоваться наличием фактического материала, доказывающего правдивость генеральского повествования о Хрущеве, но как-то удивительно быстро удовлетворился ответом, что никаких документов и фотографий найти нельзя, так как «Хрущев, придя к власти, сразу же позаботился, чтобы никаких следов этой истории не осталось». Удобно, не правда ли — документов нет, следов не осталось. Говори, что хочу, кто проверит?
Главная жертва мстительного Хрущева генерал Судоплатов только упоминается, причем осторожно говорится, что «незадолго до своей кончины Павел Анатольевич сказал мне (Вадиму Удилову. — Н. З.), что его подчиненные, возможно, участвовали в похищении Леонида Хрущева, но не стал вдаваться в подробности». «Возможно», «не стал вдаваться в подробности», хоть никто и не проверит, но все-таки надо быть осмотрительным, мало ли что. Ведь сам Судоплатов в своих мемуарах почему-то ни словом не обмолвился об этом инциденте, хотя Хрущева сам отнюдь не жалует. Причиной же своего ареста считает близкие рабочие отношения с Берией, а отнюдь не участие в каком-то секретном заседании Политбюро, обсуждавшем судьбу «предателя» Леонида Хрущева.
Дело в том, что описываемых бывшим чекистом Удиловым событий просто-напросто не было, поэтому и фактического подтверждения им нет и быть не может».
Откликнулся и сын другого уважаемого человека, А. С. Щербакова. Он и сам уважаемый человек — генерал, Герой Советского Союза, участник Великой Отечественной войны. С Удиловым не согласен.
«Удилов пишет, что утверждение расстрельного приговора обсуждалось на заседании Политбюро и на этом заседании первым выступил мой отец Александр Сергеевич Щербаков, предложивший утвердить приговор. Уверен, что такого заседания Политбюро не было. Во всяком случае там не было Щербакова, и он там не выступал. Почему я это утверждаю? Примерно в это же время меня переводили из ПВО Москвы на 1-й Белорусский фронт. Если в ПВО Москвы попадание в плен исключалось, то на Белорусском фронте вынужденная посадка или прыжок с парашютом за линией фронта были вполне возможны, и отец непременно рассказал бы мне о Хрущеве, лишний раз предупредив о том, что попадать в плен мне нельзя. Но ничего подобного он не говорил. Далее Удилов пишет, что ОКР «СМЕРШ» собрал информацию и документальные факты о прегрешениях Леонида Хрущева. В чем могли заключаться прегрешения старшего лейтенанта? Немцы могли его использовать только в целях пропаганды. Будучи начальником Главного политического управления Красной Армии, отец знал бы о таких пропагандистских действиях немцев и опять-таки мне об этом сказал бы перед моей отправкой на фронт. Но ничего об этом он не говорил».
О куйбышевской истории — стрельбе по бутылке, стоявшей на голове товарища, — А. А. Щербаков передает со слов Льва Булганина: «Вокруг Леонида собралась компания. Там был летчик местного отряда гражданской авиации, инженер авиапромышленности, лечившийся после ранения сын Долорес Ибаррури Рубен, военные летчики, получавшие в Куйбышеве самолеты. Кто-то из компании предложил «развлечение» — стрелять из пистолета в бутылку, стоящую на голове товарища. Стреляли с близкого расстояния, и поэтому риск был невелик. Ставил себе на голову бутылку и Леонид. В компанию случайно попал моряк, офицер. Он тоже захотел, чтобы ему стреляли в бутылку на голове. Стрелял Леонид. Бутылка осталась целой, а пуля попала моряку в голову. Были следствие и суд. Но Леонид не провел ни одного дня в заключении. Преступление не классифицировалось как тяжелое. Во всяком случае это не было преднамеренное убийство».
Рассказывая о последнем полете Леонида Хрущева, Александр Щербаков ссылается на летчика Ивана Митрофановича Жука, который тоже участвовал в бою, когда был сбит Леонид. Жук видел, как в самолет Леонида стрелял, зайдя в хвост, «фокке-вульф-190», после чего «Як-7» пошел к земле с большим углом пикирования. Так обычно происходило, если летчик был убит или ранен. Парашюта никто из участников боя не видел. Так как местность, над которой шел бой, была лесистой и болотистой, найти упавший самолет в те дни не удалось. Это произошло 11 марта 1943 г., а 27 апреля 1943 г. приказом № 0369 старший лейтенант Хрущев был исключен из списков полка как без вести пропавший. Но его гибель в бою долгие годы ни у кого сомнений не вызывала. Версия о том, что он попал в плен, о его предательстве, похищении из плена и расстреле появилась только в конце 60-х годов.
Но нашлись читатели, которые, в свою очередь, были не согласны как с потомками Хрущева, так и Щербакова. Внучка, сын — это уже другие времена, другие поколения, другая психология и, да простят меня упомянутые родственники знаменитостей, другие профессии.
Об этом хорошо сказал Ю. Борисов, скромно подписавшийся «читатель»: «Глубоко возмутила меня статья генерала Щербакова («НГ» от 27.03.98 г.) Он пишет, что сын Хрущева Леонид развлекаясь в кругу приятелей и стреляя в бутылку на голове одного из них, убивает этого человека, офицера Советской Армии. По словам генерала, это квалифицировали как несчастный случай и отправили Леонида Хрущева на фронт. Автор подчеркивает, что преступление было «не из тяжких». Странное утверждение. Неужели боевого генерала, Героя Советского Союза, не возмущает тот факт, что, во-первых, убит человек, офицер, который мог бы уничтожить еще не одного врага. Во-вторых, убийство совершено ради потехи, ради развлечения; в то время, когда тысячи молодых людей гибли на фронте, сражались с врагом, здесь, в глубоком тылу, сынки высокопоставленных родителей использовали боевое оружие совсем для иных целей. Генерал Щербаков абсолютно не убедителен в своем стремлении реабилитировать Л. Хрущева и представить убийцу этаким невинным шалунишкой.