– Несомненно, вы можете получить ключ. – Упомянутый предмет был извлечен и передан Розе, а мэтр Веррье продолжил: – Это, как вы понимаете, всего лишь право на бизнес, в котором монсеньор Сент-Ги может вам отказать. Пока, боюсь, вам придется оставаться в неведении насчет его разрешения.

– Почему?

– Потому что, как мне известно, в настоящее время он в отъезде.

– Но должен же быть кто-то!.. Некий агент, который его замещает?

Еще одно легкое пожатие плеч.

– Конечно, у него есть свой поверенный в делах. Но по причине недоразумений, имевших место ранее, он предпочитает и даже настаивает на том, чтобы лично беседовать со всеми субарендаторами. Скорее всего, вам придется дожидаться его возвращения.

– И когда же сие ожидается?

– По этому поводу я не располагаю никакой информацией, мадемуазель.

Роза закусила губу.

– Понимаю, хотя должна сказать, что все это выглядит слишком уж… по-феодальному. – Она снова повернулась к Сильвии, кратко перевела суть услышанного и оборвала отчаянный протест, готовый сорваться с губ девушки, тем, что встала и сказала: – Ну да ладно! Объявим пока перерыв и отправимся на новую квартиру. А потом опять соберемся здесь и решим, как быть дальше.

Она поблагодарила мэтра Веррье, вызвавшего помощника из своей приемной, чтобы тот отнес их багаж через площадь. Затем адвокат попрощался, обещая всяческую помощь в случае необходимости, хотя Роза чувствовала, что он испытал некоторое облегчение, когда они собрались уходить.

Пока сестры боролись с ветром, следуя по пятам за своим проводником, Сильвия с трудом выдохнула:

– Никак не возьму в толк, почему он не сказал нашей тетке, что ей следует предупредить нас обо всем?

Роза выдохнула в свою очередь:

– Думаю, он непременно сделал бы это, если бы она проконсультировалась с ним. Но Элси либо забыла о здешней бестолковости, либо сочла, что особых трудностей из-за этого у нас не будет. На карту поставлена репутация ее бизнеса, которая может пострадать, если нам не позволят им заниматься, а такой вариант для нее крайне нежелателен.

– Ее репутация! А нам на что жить? Содержать магазин, как предполагалось, для нас означало зарабатывать себе на жизнь, а как мы станем сводить концы с концами, если нам не позволят даже открыть его? А само-то место! Оно выглядит так, словно спало все последнее столетие и не удосужилось проснуться. Море – цвета зимородка, надо же! Розовато-красные скалы? Единственная мимоза, попавшаяся нам, выглядит как намокшая вата, а уж погода!.. Ох, Роза, я начинаю думать, что лучше бы мы никогда сюда не приезжали, – закончила Сильвия на плаксивой нотке.

В глубине души Роза на секунду ощутила то же самое, но пока ни за что в мире не желала признаться в своей опрометчивости, приведшей их сюда. И особенно Сильвии, которая после несчастного случая с трудом восстанавливала душевные силы и нуждалась в поддержке при каждом резком повороте событий. У матери Розы было специальное определение для подобных людей: «У них отсутствует жизненная смазка для перышек, и им требуется помощь всех нас, у которых ее столько, что мы можем и поделиться». Роза, помня об этом, намеревалась и сейчас за счет собственной жизненной смазки смягчить тяжелое разочарование, постигшее Сильвию. Вслух же она произнесла нарочито бодро:

– Такая погода долго не продлится, и, как тебе известно, даже на юге Франции бывает нечто вроде зимы. Сезон мимозы почти повсеместно заканчивается, а что до всего остального… ну разве нам уже окончательно отказали в праве открыть магазин?

– Ну, если какого-то старого сумасброда нет под рукой, чтобы сказать свое «да» или «нет»… ладно, будь по-твоему – считай, что нам пока не отказали, – мрачно согласилась Сильвия, когда они добрались наконец до места. Роза поблагодарила сопровождавшего и открыла ключом дверь.

Они оказались в коридоре, из которого открывался вход в магазин с выпуклой витриной. Ставни везде были опущены, и Сильвия нехотя согласилась, что прежде, чем осматривать магазин, им следует сначала открыть квартиру, включить какой-нибудь обогреватель и состряпать себе чего-нибудь из той провизии, что они купили после прибытия ночным поездом из Парижа.

Квартира наверху состояла из гостиной прямо над магазином, ванной комнаты, крохотной кухни и двух спален – жилище приблизительно такой же величины, что и их апартаменты в Лондоне, но, на английский взгляд сестер, слишком уж скудно обставленное, чтобы считаться комфортным.

Оглядываясь вокруг в гостиной, Роза посетовала:

– Видимо, французы ничего не имеют против некрасивых стульев и такого малого количества столиков.

Но тут ее глаза с радостью остановились на жалюзи на окнах. Ибо они говорили о солнце и еще раз о солнце, которое придет… в недалеком будущем, солнце знойном и обжигающем, по контрасту с которым тень покажется подлинным бальзамом. И они с Сильвией как-то должны дождаться этого времени. Должны дождаться непременно!

За едой они строили планы, и Роза пообещала попросить мэтра Веррье связаться с агентом монсеньора Сент-Ги как можно скорее.

Но когда они отправились осматривать магазин, их поджидал другой неприятный сюрприз. Правда, Сильвия решительно во всем в этот день видела самое худшее. Ее беглый вердикт по поводу товаров, что они нашли в ящиках, на стендах и в нераспакованных тюках, был таков: все это ужасно, и она не может даже представить, кто такое решится купить, а если и решится, то лишь за цену, которой не хватит, чтобы оплатить расходы на оберточную бумагу и бечевку.

Роза попыталась возражать.

– Мориньи – не Вест-Энд, – мягко напомнила она Сильвии. – И если бы у танти Элси не было покупателей, которые этими товарами интересуются, то как бы она смогла просуществовать здесь так долго на доходы от торговли?

– Ну, сие мне неведомо, вернее, выше моего понимания. Кроме того, нас здесь теперь двое, – не преминула заметить Сильвия.

– Тогда, возможно, все, что здесь находится, танти Элси продает лишь зимой, а для летних туристов запасает совсем другое и в большем количестве, – предположила Роза.

– Мне кажется, весь юг Франции непрестанно пребывает в зимнем сезоне. Видела ли ты тут хоть одного прохожего, который шел на рынок, чтобы купить пляжную сумку или солнечные очки? Или отель, в котором приятно было бы остановиться туристам? Или хотя бы место, где можно перекусить, кроме той унылой забегаловки, что возле булочника? Да и та, кажется, закрывается посреди каждого рабочего дня на неделе.

Это был хлесткий комментарий, и Роза втайне не могла не признать: жизнь явно не била ключом вокруг них. Все еще пытаясь защитить Мориньи и свои мечты о нем, она возразила:

– Почти все французские магазины закрываются на пару часов после полудня. А в такой отвратительный день вряд ли можно ожидать толпы на улицах. В любом случае, если…

– …если нам не позволят здесь торговать, то какое все это может иметь значение? Так я полагаю, – закончила за нее Сильвия.

Хотя у Розы на уме было совсем другое, она сочла за лучшее промолчать. Сильвия вконец вымоталась за долгое путешествие (особенно противной оказалась длительная тряска в автобусе от Граса до Мориньи) и находилась не в том состоянии, чтобы обсуждать альтернативные планы, которые могли привести в никуда. Кроме того, Розе сначала нужно было хорошенько обдумать их самой. Такой шанс представился вскоре после того, как сестры вновь поднялись наверх.

Здесь Сильвия сообщила, что, как ей кажется, она могла бы уснуть, если бы немного полежала в кровати. Конечно, она совсем не против остаться одной, если Розе захочется отправиться на разведку, но только недолго… Убедившись, что Сильвия, уютно устроившись под одеялом, уснула, приняв предписанное ей успокоительное, Роза вновь приготовилась к схватке с непогодой. Но оказалось, что порывы ветра уже не столь неистовы, а небо с каждой минутой проясняется от дождевых облаков.

Воздух был почти нежным, и хотя полуденное солнце висело низко, у него хватало силы греть и обсушивать площадь. Булочная и все другие магазины открылись и останутся открытыми, Роза точно знала, еще долго после того, как подобные заведения закроются в Англии. Появились и прохожие. Кюре в сутане и шляпе. Дети, возвращающиеся из школы. И никого, кто походил бы на богатого зимнего приезжего. Обыкновенные французы со своей французской речью, отправляющиеся по своим французским делам в этот очень французский поздний полдень… Все, что было французского в Розе, ликовало. Это была страна ее матери, и она, Роза, вернулась сюда. Крепко сжав кулачки в карманах своего плаща, она подумала о молитве, которая помогла бы ей остаться здесь.