Руки Тима вспотели, и по бумагам, которые он держал, пошли разводы. Он сказал, стараясь сохранять спокойствие в голосе:

– Вот люди, виновные в смерти вашей внучки.

Женщина замотала головой, не понимая, что он говорит. Он повторил то же самое медленно, надеясь, что так будет понятнее. Поняв, что и это не поможет, он сбивчиво, вперемешку с жестами и испанскими словами, произнес следующее:

– Aquí los hombres, которые убили Марисоль.

Он положил первый лист на подножку и посмотрел на женщину. На снимке было лицо Вождя.

– Muerto, – сказал Тим.

Сверху на фото Вождя он опустил другой лист, словно сдавая карты. Ужасное лицо Козла и узор на его глазном протезе заставили женщину дрогнуть.

– Preso,[20] – сказал Тим.

Том-Том выглядел на снимке удивительно дружелюбным.

– Muerto.

В чертах Кейнера читалась угроза.

– Preso.

Наконец, появилось фото самого Дэна Лори.

– Muerto.

Тим хотел сделать для нее гораздо больше, но уже не мог.

Женщина закрыла глаза и перекрестилась. Когда она снова открыла глаза, они блестели от слез. Она перегнулась через подножку и прикоснулась ко лбу Тима своей мягкой теплой рукой:

– Que Dios le bendiga.[21]

Тим собрал листки и встал. Она сидела в кресле, тяжело дыша, и вытирала слезы подолом платья. Он вышел из дома.

68

Когда Тим увидел опустевшую кровать Дрей, у него перехватило дыхание. Он застыл в дверях и похолодел, у него задрожали губы. Выключенные мониторы и оборудование, которое больше не мерцало и не шумело, казались даже не безжизненными, а безнадежно устаревшими. Кровать была застелена, накрахмаленное покрывало аккуратно сложено на свежем одеяле.

Лучи утреннего солнца просачивались сквозь задвинутые жалюзи, освещая комнату полосами света. Больничные стены были пустыми и неприветливыми, каждый звук отдавался в них эхом. Тим слышал, как в коридоре медсестра жалуется на кофе.

Первым чувством, нахлынувшим на него, была ярость. Он выключил звук на своем мобильном еще до того, как они брали Дэна, и забыл изменить настройку. Тим вынул «некстел» и увидел, что за несколько часов пропустил уже три вызова из больницы. Его ярость мгновенно растворилась; он сделал несколько нетвердых шагов к креслу для посетителей и сел.

Его руки дрожали. Он поднял ладони и прижал их к лицу.

«У меня все будет хорошо. Доверься мне. У меня все будет хорошо».

Голос незримой Дрей словно пронизывал Тима насквозь. Он ощущал этот голос как нечто вещественное.

«Одиночество сможет научить тебя многому. Отпусти меня».

По его лицу покатились слезы, просачиваясь сквозь пальцы. Он слышал, как они капали на кафельный пол.

«Я в порядке. Со мной теперь все хорошо».

У него перехватило дыхание. Он встал и нерешительно вышел в коридор. От стен эхом отражались голоса. Тим зашагал быстрее, заглядывая в каждый дверной проем. В его душе вспыхнула надежда.

Он дошел до последней комнаты справа по коридору. Дрей. Неуклюже ухватившись за поручни каталки, она смотрела в другую сторону; ее светлые волосы вспотели и слиплись. Она нагнулась, и было видно, как напряглась ее рука. Рядом стояла физиотерапевт, придерживая Дрей за талию и стараясь не поддаваться на ее уговоры:

– Да я в порядке. Мне хочется немножко походить.

Тим попытался выговорить ее имя, но оно никак не могло дойти до его губ, будто застряв во рту. Он прочистил горло, но голос его все равно прозвучал неуверенно:

– Андреа Рэкли.

Она обернулась и посмотрела на него из-за своего располневшего плеча.

Физиотерапевт сказала:

– Мы звонили вам несколько раз.

Ноги пока еще не слушались Дрей, поэтому она повернулась всем туловищем, чтобы взглянуть ему в лицо. Тим увидел ее выпуклый живот. Ее губы сморщились, затем раскрылись:

– Мне так не хватало тебя, Тимоти!

Он попытался улыбнуться, но вместо этого нелепо расхохотался. Прикусив от боли губу, она смотрела на него.

Тим вытер щеки, все еще не смея пошевелиться.

На лице Дрей появилась ее неповторимая улыбка, и он наконец-то осознал, что это явь. Она двинулась к нему навстречу, и он протянул руки, чтобы поддержать ее.

– Ну же, – сказала Дрей, – вези меня домой.

Слова благодарности

Я хочу выразить свою признательность:

Бену Ахерну, который учил меня ездить на «харлее» (притом, что счета на его кредитке равнялись закладной); Брету Нельсону и Мисси Гервиц; Майку Голдсмиту, бывшему старшему офицеру таможенной службы, который рассказывал мне множество кровавых историй и учил меня, как заниматься контрабандой, калечить и убивать;

Джиммелу Гриффину, помощнику судебного исполнителя, участнику опергруппы по задержанию и офицеру по связям с общественностью из Центрального округа Калифорнии, который вдохновил меня на создание образа Тима;

Морин Сагден, моему чрезмерно придирчивому редактору;

мужчинам и женщинам «Морроус»:

Майклу «Бешеному Псу» Моррису – национальному президенту,

Мигану «Машине» Даулингу – президенту филиала,

Лизе «Адской Кошке» Галлагер – дорожному капитану,

Джорджу «Грязной Куртке» Бику – инфорсеру,

Дэбби «Красные костяшки» Стир – старшему офицеру,

Либби «Кувалде» Джордан – разведчику,

Кристин Бауэрс, Карле Клиффорд, Брайану Грогану, Дайэн Джексон, Нине Ольмстед, Карле Паркер, Дэйлу Шмидту, Майку Спрэдлину, Дэвиду Янгстрому и Джанет Цуорт – бродягам

и другим моим братьям-байкерам:

Гуме, Пайн-Мэну и Эндимэну – казначеям клуба,

Марку Глику, Стивену Бреймеру, Ричу Грину – водителям клубного грузовика,

Джессу «Мусорке» Тэйлору – собирателю нашивок,

Роме Кезада, Дайэн Тинан, Джулии Бэннон, Шону Эбботу, Элу Элверсону, Луису Миллану, Кэрол Топпинг и Томасу Сендленски – стопроцентным однопроцентникам,

а также первоклассной клубной девице – Делине.