Здесь владычествовали франки, завоевавшие побе­режье Сирии во времена своих смелых походов. С тру­дом Алексий нашел в Антиохии небольшой право­славный монастырь Святого Георгия, в котором обита­ли двое русских монахов — Кирилл, родом из Новгорода, и рязанец Феодор. Они обрадовались появ­лению соотечественника и просили пожить подольше.

И он задержался в любимом граде евангелиста Луки на две недели. Места тут были прекрасные, побережье мо­ря, куда он часто наведывался, радовало взгляд красо­тами и величием видов.

Рассказывали про то, как тут было обретено копье Лонгина, коим римский воин пронзил ребра Спасите­ля, когда Тот испускал дух на кресте. Лишь с помо­щью этой святыни рыцари-франки смогли покорить Антиохийскую твердыню.

Несколько раз ходил Алексий в храм Иоанна Пред­течи прикладываться к ковчегу, в коем хранилась дес­ница самого Крестителя, с нее же истекала некогда крещенская вода, которой Иоанн кропил Спасителя в день Богоявленья. Однажды, видя благоговение рус­ского паломника, ключарь поддался душевному поры­ву и открыл ковчег, чтобы Алексий смог воочию уви­деть реликвию. Взору его открылась иссохшая кисть десной руки, на одном из пальцев не хватало фаланги, и запах от руки Предтечи исходил такой же, какой ис­точает палая листва в солнечный осенний денек.

С началом Рождественского поста паломник дви­нулся дальше, через два дня миновал Лаодикию хана­анскую и шел вдоль моря, распевая псалмы и молит­вы, икосы и кондаки, радуясь, что все ближе заветная цель. По левую руку от него вставали причудливые очертания рыцарских замков, и однажды он переноче­вал в одном из них, принадлежавшем странноприим­ному ордену рыцарей-монахов Святого Иоанна Иеру­салимского. А когда пришел в Тортозу, там нашел приют в обителях другого ордена — у храмовников. Странноприимцы носили одеяния черные с белыми крестами, а храмовники одевались в белое с красными крестами, и показались Алексию куда более заносчи­выми, чем иоанниты.

В конце ноября ветры с моря стали невыносимо хо­лодными, и путь странника превратился в сплошную муку. Одна лишь горячая молитва и спасала его от простуды и холода. Следовало бы напрячься, перейти через горы и идти за их прикрытием, но там можно было и заплутать, да к тому же в горах засели разбой­ники, именуемые ассасинами и возглавляемые каким-то таинственным Старцем Горы, гнездо которого рас­полагалось где-то неподалеку, на горах Ливанских.

Миновав Триполи и Бейрут, Алексий пришел в град Сидон, где обосновались греческие православ­ные монахи, радушно встретившие его и давшие при­ют. Выйдя из Сидона, он вступил в область Галилеи, страны, в которой родился Господь наш; и здесь впер­вые пошел снег, сначала робкий и редкий, а на следу­ющий день — решительный и мохнатый, совсем как у нас, на Руси. И по снегу этому легче и веселее стало идти, оставляя позади бойкую вереницу следов. Да и теплее сделалось, как водится, когда снежок со­изволит явиться.

К Рождеству Христову он успел прийти в Акко — столицу Иерусалимского королевства. Сам же град Русалим вот уже пятьдесят лет принадлежал агаря­нам, с тех пор как его завоевал славный в битвах сул­тан Саладин. Алексий пока еще с ужасом думал о тех днях, когда придется ему идти по землям сарацин­ским. Но они все приближались и приближались, эти дни и эти земли. Встретив Рождество в так называе­мой «временной» столице королевства Иерусалимско­го, через два дня он поспешил дальше, желая успеть к празднику Крещения на берега Иордана, чтобы в са­мый богоявленский день там и окунуться, где принял из рук Иоанна Предтечи таинство Крещения сам Спа­ситель.

Шел он теперь уже не берегом моря, поскольку от Акки дорога на Назарет сворачивала влево. Снежок, выпавший еще раз на утро после Рождества, скрипел под ногами легким морозцем, заставляя шагать бод­рее. И в первый день нового, 6746 года, в полдень, от­крылась ему гора, а на ней — Назарет, городок, в кото­ром Богородица вынашивала в своем теплом чреве Спасителя, в Назарете Он рос и воспитывался после возвращения из Египта. Здесь Алексия поселили в странноприимном доме Назаретского митрополита, принадлежащем греческой Церкви. К своему удивле­нию, он встретил тут двух русских паломников, хотя и не монахов, оба они происходили из Смоленского княжества, одного звали Юрием, другого, однорукого, Михаилом. У него отсутствовала правая рука, но он очень ловко при этом крестился остававшеюся от нее култышкой. Михаил и Юрий сразу же повели гостя к колодцу, из которого обычно брала воду Приснодева Мария. Над ним возвышалась церковь, построенная самой василиссой Еленой.

Потом они втроем ходили к развалинам синагоги, здесь Господь читал иудеям свои толкования Священ­ного Писания, и отсюда они Его выгнали, полные яро­сти и желания сбросить Христа с вершины горы.

Дом Богородицы теперь находился в пределах ла­тинского монастыря, но их, русских, туда пустили за некоторую плату, и Алексий сподобился постоять не­которое время в тех скромных клетях, где Деве Марии явился Архангел Гавриил. Они находились под глав­ной частью Благовещенского храма, и для того чтобы войти сюда, с Алексия тоже хотели взять несколько монет, но их у него уже не оказалось, он возмутился, и его впустили просто так.

Еще они ходили в древодельню Иосифа Обручника, здесь и сейчас какой-то плотник-агарянин, не обращая ни на кого внимания, обтачивал доски. Алексий ти­хонько уселся в углу и пытался представить себе, как маленький Иисус сидел тут и смотрел на работу Иоси­фа. Тут Алексию пришла мысль, что поскольку в те времена вообще казнь на кресте была в обиходе, то и Иосиф, возможно, получал заказы на изготовле­ние крестов. И маленькому Иисусу доводилось, в та­ком случае, видеть, как выстругивается орудие Его бу­дущей казни… Впрочем, обстругивали ли их вообще-то, те кресты казнильные?.. Скорее всего, сколачивали абы как, ведь это же не домашняя утварь, не корабль и не колесница. Лишь для нас крест стал и кораблем, и колесницей в жизнь вечную.

Пять дней жил Алексий при митрополичьем доме, без дела не сидел — помогал и дрова колоть, и печь рух­нувшую перестраивать. В один из дней Юрий и Михаил водили его на то место горы, откуда злобные жидове ал­кали сбросить молодого Иисуса и откуда Он чудесным образом избавился от проклятых. Стоя тут, Алексий ду­мал об Александре, моля Бога о том, чтобы и ему, если случится попасть в поганые вражьи руки, суметь так же чудесно избежать гибели. Еще он думал о том, был ли снег тогда, когда иудеи хотели сбросить отсюда, с го­ры, Иисуса. Сейчас все кругом было покрыто снегом, белым, чистым, так что казалось, будто ты стоишь не среди палестин иудейских, а где-то на русской сторо­нушке, на холме над Клещиным озером.

В ночь на шестое января, сразу, как только отслу­жили богоявленскую службу, Алексий, Михаил и Юрий отправились к Иордану. Шли весело, немного подкрепляясь хмельным красным вином, Алексий опьянел, и, когда в темноте проходили мимо очерта­ний горы Фавор, ему показалось, будто на вершине по­явилось некое зарево, будто кто-то жжет костер и от­блески озаряют дым. Он несколько раз потом огляды­вался, и вновь ему казалось, будто он видит там, на Фаворе, костер. А спросил у спутников своих — они ничего такого не видели.

На рассвете пришли. Иордан нес свои мутные воды среди спящих пальм, занесенных снегом. Оказался он не таким широким, как представлял себе Алексий, и совсем не таким прозрачным.

Когда они стали разоблачаться, пошел крупный и влажный снег. Было холодно и сыро, и поначалу да­же как-то не очень хотелось лезть в воду, но, когда за­пели «Во Иордане крещающуся Тебе Господи…», не­желание улетучилось, и все трое почти одновременно вошли в ледяные струи Господней реки, зашли по пояс и с криками «Слава Тебе, Господи Иисусе Христе!» трижды окунулись. После этого уже не хотелось выле­зать на берег, и однорукий Михаил первым, весело хо­хоча, поплыл на другой берег, лихо сажая одной левой, да так, что когда Юрий да Алексий пустились за ним, то едва догнали. Доплывя до другого берега, Алексий воскликнул: