Во времена королей Большая Дорога тянулась до самого Бела, как серая каменная змея, через долины, крестьянские поля, через лесные угодья Вира, связывая южную столицу с северными границами и охраняя большие серебряные копи Тралчета. Но копи истощились, а короли начали усобицу с братьями и кузенами за власть на юге. Войска, охранявшие форты Уинтерлэнда, были выведены (говорили, что временно) поддержать одного из претендентов на престол. Они не вернулись. Теперь Большая Дорога медленно распадалась подобно сброшенной змеиной коже. Жители выламывали из нее камни для укрепления домов против бандитов и варваров, ее канавы задохнулись от скопившихся за десятилетия отбросов, корни наступающих лесов Вира крошили уже само основание Дороги. Уинтерлэнд разрушал ее, как разрушал все, к чему прикасался.
Путешествие на юг по остаткам тракта было достаточно медленным, ибо осенние шторма вздули ледяные ручейки на вересковых пустошах, обратив их в оскаленные пенные потоки, а почву в заплетенных деревьями низинах — в блеклые безымянные болотца. Под хлещущими цепами ветра Гарет уже не утверждал, что нанятый им корабль ждет в Элдсбауче, готовый нести их к югу с относительным комфортом и скоростью, однако Дженни подозревала, что в глубине души юноша все еще надеется на это и во всем случившемся обвиняет ее.
Большей частью ехали в молчании. То и дело приходилось останавливаться, чтобы дать Джону время разведать опрокинутые скалы или узловатые рощицы впереди, и Дженни, наблюдая искоса за Гаретом, видела, в сколь болезненном изумлении оглядывается он на скудные низины с поросшими травой остатками стен, на старые пограничные камни — комковатые и оплывшие, как снеговики по весне, на зловонные болотца и голые скалистые вершины с их редкими кривыми деревьями, на гигантские шары омелы, злобно рассевшиеся в обнаженных ветвях на фоне унылого неба. Эта земля уже не помнила ни законов, ни процветания, и, кажется, Гарет начинал понимать, чего требовал Джон в обмен на собственную жизнь.
Но обычно юноша находил остановки раздражающе бессмысленными.
— Мы так никогда не доберемся, — пожаловался он, стоило Джону возникнуть из дымчато окрашенной путаницы мертвого вереска, скрывавшей склоны придорожного холма. Вершину венчала сторожевая башня, вернее, то, что от нее осталось — круглая насыпь из галечника. Джону пришлось ползти по этим склонам на животе, и теперь он обирал грязь и влагу со своего пледа.
— Уже двадцать дней, как пришел дракон, — горестно добавил Гарет. — Пока мы здесь медлим, может случиться все что угодно.
— С тем же успехом оно могло бы случиться на другой день после того, как ты нанял корабль, мой герой, — заметил Джон, единым махом взлетая в седло запасной лошади — Слонихи. — А если мы двинемся наугад, мы вообще никуда не доберемся.
Однако унылый взгляд юноши вслед отъезжающему Джону ясно говорил о том, что осторожность прославленного лорда кажется ему бессмысленной.
Привал они устроили в облетевших березках, где низины разрушенной страны подступали вплотную к замшелым чащобам Вира. Когда лагерь был разбит, а лошади и мулы привязаны к колышкам, Дженни тихо двинулась вдоль края поляны над обрывистым берегом. Шум потока смешивался с прибойным звуком ветра в кронах. Дженни касалась коры, мокрых желудей, орешника и гниющих листьев под ногами, нанося на них видимые лишь магам знаки, которые должны были скрыть лагерь от взгляда тех, кто попытается проникнуть сюда извне. Оглянувшись на трепещущий желтый огонь костра, она увидела Гарета, сгорбившегося у огня, дрожащего в своем мокром плаще, несчастного и очень одинокого.
Ее упрямые губы сжались. С тех пор, как Гарет узнал, что Дженни — женщина лорда Аверсина, он редко с ней заговаривал. Известие об ее участии в экспедиции он принял с негодованием, свято уверенный, что ведьма просто боится выпустить любовника из поля зрения. И вот он сидел у костра — одинокий, лишенный привычного комфорта и былых иллюзий, одолеваемый гложущим страхом перед тем, что ожидает его дома.
Дженни вздохнула и направилась к огню.
Юноша взглянул на нее подозрительно и враждебно, когда она порылась в кармане куртки и выудила длинный осколок мутного кристалла на цепочке, который Каэрдин когда-то носил на шее.
— Я не смогла увидеть в нем дракона, — сказала Дженни, — но если ты сообщишь мне имя своего отца и кое-что о своих родных в Беле, я могла бы по крайней мере вызвать их образы и сказать тебе, все ли с ними в порядке.
Гарет отвернулся.
— Нет, — сказал он. Затем помолчал и добавил нехотя: — Но все равно спасибо…
Дженни скрестила руки на груди и с минуту разглядывала его в прыгающем оранжевом свете костра. Он запахнулся плотнее в испятнанный алый плащ, стараясь не встречаться с ней взглядом.
— Думаешь, что я не могу? — спросила она наконец. — Или просто не хочешь принимать помощи от ведьмы?
Гарет ничего на это не ответил, но его детская нижняя губа поджалась упрямо. Со вздохом раздражения Дженни пошла прочь, туда, где возле покрытой кожаным чехлом груды вещей стоял Джон, оглядывая темнеющие леса. Он обернулся, когда она приблизилась; бродячие блики костра бросили грязно-оранжевые отсветы на металлические заплаты камзола.
— Хочешь себе нос перебинтовать? — спросил он, как если бы она пыталась приручить хорька и заработала болезненный укус. Дженни рассмеялась невесело.
— Раньше он против моей помощи не возражал, — сказала она более обиженно, чем следовало.
Джон обнял ее одной рукой и привлек поближе.
— Он чувствует себя одураченным, — легко пояснил он. — А поскольку сам он, понятное дело, себя одурачить не мог, то, значит, это сделал кто-то из нас, не так ли?
Он наклонился и поцеловал ее; голой шеей под завитками заплетенных в косу волос она чувствовала твердость его руки. Впереди в призрачных березах и тощем кустарнике зашуршало резко, затем отозвалось более мягким, ровным шепотом в кронах над головой, и Дженни ощутила запах дождя чуть ли не раньше, чем лица ее коснулась первая капля.
Позади послышались проклятия Гарета. Он хлюпал к ним через поляну, вытирая брызги с очков. Волосы его длинными прядями липли к вискам.
— По-моему, мы перехитрили самих себя, — сказал он мрачно. — — Место для лагеря выбрали хорошее, а про укрытие забыли. Вниз по течению под обрывом есть пещера…
— Выше уровня воды? — поинтересовался Джон с озорным мерцанием в глазах.
Гарет сказал, обиженный:
— Да! И не очень далеко отсюда.
— И лошади там тоже поместятся?
Юноша ощетинился.
— Я могу пойти посмотреть.
— Нет, — бросила Дженни. И прежде, чем Гарет попытался протестовать против ее вмешательства, сказала резко: — Я обвела лагерь охранными заклятиями, и пересекать их не стоит. Тем более — сейчас уже темно…
— Но мы промокнем!
— Ты уже промок несколько дней назад, мой герой, — дружески-грубовато заметил Джон. — Здесь мы по крайней мере в безопасности, если вода начнет прибывать. — Он взглянул на Дженни, все еще обнимая ее за плечи, — настроение Гарета тревожило обоих. — Так что там с охранными заклятиями, милая?
Она пожала плечами.
— Не знаю, — сказала она. — Иногда они срабатывают против шептунов, иногда нет. Почему — не знаю. То ли что-то не так с шептунами, то ли с самими заклинаниями…
Или потому (добавила она про себя), что не с ее властью сплести охранное заклятие должным образом.
— Шептуны? — недоверчиво переспросил Гарет.
— Что-то вроде кровососущих дьяволов, — уже раздражаясь, пояснил Джон. — Не в этом сейчас дело. Главное — чтобы ты оставался в лагере.
— Я что, даже не могу поискать укрытия? Это же рядом!
— Если ты переступишь границу лагеря, дороги назад уже не найдешь, — отрезал Джон. — Ты думаешь, мы доберемся скорее, если будем несколько дней разыскивать твое тело? Дженни! Если ты не собираешься стряпать, то этим сейчас займусь я!
— Собираюсь-собираюсь, — откликнулась Дженни с поспешностью, которая не была совсем притворной.
Когда они с Джоном вернулись к дымящему укрытому от непогоды костру, она еще раз оглянулась на Гарета, стоящего на краю слабо мерцающего круга. Уязвленный отповедью, юноша подобрал желудь и швырнул его с досадой в сырую тьму. Во тьме прошелестело, прошуршало, и снова наступила тишина, нарушаемая лишь тихой бесконечной дробью дождя.