— Может быть, ты беспокоишься о чем-то, — добавила мама. — Например, о грядущем дне рождения. Держу пари, что ты немного нервничаешь по поводу своего двенадцатилетия, ведь правда? О вечеринке и прочем?
— Вовсе нет, — запротестовал я. — Я знаю это чувство. Но сейчас все не так! Сейчас…
— Послушай, Майкл, — прервал меня папа. — Подожди, вот увидишь, что я приготовил тебе в подарок. Ты рухнешь! Это такой сюрприз!
«Нет, уже нет, — с горечью подумал я. — Это совсем не сюрприз. Вы дарили мне этот подарок уже дважды. И впредь сколько раз вы собираетесь дарить этот несчастный велосипед?»
— Мам, а Майкл опять прячет горошины в салфетку, — донесла Тара.
Я скомкал салфетку с горошинами и бросил ей в лицо.
Отправляясь на следующее утро в школу, я не был уверен в том, какой наступил день. Все труднее было отслеживать ход времени. Занятия, ленч, болтовня друзей — все это казалось знакомым. Но ничего необычного не происходило. Это мог быть любой день учебного года.
В тот день, как всегда, я играл в баскетбол после занятий. Пока шла игра, у меня появилось странное чувство.
Нехорошее предчувствие.
«Эта игра уже состоялась, — осознал я. — И закончилась она скверно».
Но я продолжал играть, ожидая, что же случится.
Моя команда победила. Мы собирали вещи, когда Кевин Флауэрс завопил:
— Куда девалась моя кепка «Синих дьяволов»?
О, да, я вспомнил.
Это была та самая баскетбольная игра. Как же я мог забыть?
Добрая старушка Тара! Она снова все подстроила!
— Никто не уходит, пока не найдется моя кепка!
Закрыв глаза, я протянул рюкзак. Я знал, что последует. А ведь мог бы предотвратить!
Превратившись в месиво после ударов Кевина Флауэрса, я испытывал острое чувство боли. Хорошо, что оно продолжалось недолго.
Проснувшись на следующее утро, я ощутил, что боль ушла. Боль, ссадины, синяки — все исчезло.
«Какой же сегодня день? — пытался определить я. — Наверное, это один из предшествующих битью дней».
Я надеялся, что мне не придется переживать это побоище в третий раз. По дороге в школу я пытался найти какие-нибудь подсказки. Я старался вспомнить, что происходило за день-два до того, как Кевин избил меня.
Тест по математике? Может быть. Я надеялся, что нет. Хотя в этот раз мне должно быть легче: ведь я мог вспомнить задачи и посмотреть в ответы еще до теста!
Я немного опаздывал сегодня.
«Означает ли это что-либо? — размышлял я. — Не приключится ли со мной беда?»
Мой куратор мисс Якобсон уже закрыла дверь класса. Я открыл ее. Класс был полон.
Когда я вошел, мисс Якобсон не подняла головы.
«Наверное, я не сильно опоздал, — решил я. — Может быть, и пронесет».
Я отправился на последнюю парту, за которой сидел обычно. На ходу я оглядывал лица учеников.
«Кто этот парень?» — недоумевал я, посмотрев на круглолицего, светловолосого мальчика, которого я никогда раньше не видел.
Потом я заметил хорошенькую девочку с пшеничными прядями и тремя сережками в ушах. Я и ее никогда не видел.
Я переводил взгляд с лица на лицо. Ни одно из них не казалось знакомым.
«Что происходит? — гадал я, чувствуя, как перехватывает горло. — Я не знаю никого из этих ребят! Где мой класс?»
13
Мисс Якобсон наконец повернулась и заметила меня.
— Эй! — выкрикнул светленький паренек. — Что здесь делает третьеклассник?
Все засмеялись, а я не мог понять почему. Третьеклассник? О ком он говорит? Я не видел ни одного третьеклассника.
— Вы зашли в чужой класс, молодой человек, — сказала мне мисс Якобсон.
Она открыла дверь, показав мне на выход.
— Я полагаю, что твой класс ниже — на втором этаже, — добавила она.
— Спасибо, — поблагодарил я. Я понятия не имел, о чем она толкует. Но я решил ее послушаться.
Она закрыла за мной дверь. Слышно было, как смеются ученики в классе. Я побежал по коридору в мужской туалет. Решил умыться холодной водой, думая, что это приведет меня в чувство. Открыв кран холодной воды, я мельком посмотрел на себя в зеркало. Мне показалось, что зеркало висело чуть выше, чем прежде. Я вымыл руки в холодной воде и плеснул себе на лицо. Раковина тоже, казалось, была выше. Как странно.
Может, я зашел в другую школу?
Я снова посмотрел на себя в зеркало — и меня словно током пронзило.
Неужели это был я?
Я выглядел совсемюным.
Я провел рукой по своим коротким жестким каштановым волосам. Так и есть: тот самый идиотский «ежик», под который меня стригли в третьем классе.
«Это невозможно, — думал я, мотая головой. — Я стал опять третьеклассником!»
Прическа, которую я носил в третьем классе. Одежда того времени. Тело третьеклассника.
И при этом мозги семиклассника. По крайней мере, я так думал.
Третий класс.
Это значит, что за одну ночь я пронесся начетыре года назад.
Меня стало трясти. Я обхватил раковину, чтобы унять дрожь.
От страха меня внезапно парализовало.
События ускоряются. Теперь за одну ночь я сбрасывал несколько лет!
«А сколько же мне будет, когда я проснусь завтра?» — задал я себе вопрос.
Время текло назад все быстрее и быстрее, а я все еще не мог найти способ остановить его!
Я выключил воду и вытер лицо бумажным полотенцем. Я не знал, что делать. От ужаса, охватившего меня, я не мог сосредоточиться.
Я пошел обратно — в свой третий класс.
Сначала я решил заглянуть через стекло в двери. Так и есть: миссис Харрис — наша учительница в третьем классе. Во всяком случае, узнал шапку ее седых волос. До меня дошло, го я на самом деле очутился во времени четырехлетней давности.
Потому что в противном случае миссис Харрис не могло быть в школе: она уволилась два ада назад. Я был тогда в пятом классе.
Открыв дверь, я вошел в класс.
Миссис Харрис даже глазом не моргнула.
— Садись за парту, Майкл, — скомандовала она. Она никогда не обращала внимания на мои опоздания. Миссис Харрис всегда хорошо ко мне относилась.
Я оглядел ребят из класса. Вот они: Генри, Джош, Сиси, Мона — все стали третьеклассниками.
Мона заплетала свои каштановые волосы в две косички. Сиси завязывала дурацкий хвост боку. А у Джоша не было прыщей на лбу. На тыльной стороне руки Генри красовалась наклейка — Донателло из «Черепашек Ниндзя», мультика для подростков.
Да, это был действительно мой класс.
Я уселся за свободной партой в конце класса. Моя старая парта. Рядом с Генри.
Я посмотрел на него — он ковырял в носу.
— Майкл, мы на тридцать третьей странице учебника по орфографии, — сообщила мне миссис Харрис.
Я залез в парту, достал учебник и открыл его на тридцать третьей странице.
— Эти слова вы должны выучить к завтрашнему словарному тесту, — объявила миссис Харрис. Она написала их на доске, хотя они были в учебнике: «Вкус, чувство, бабушка, легко, счастье».
— Старина, — прошептал мне Генри, — это трудные слова. Смотри, сколько букв в слове «бабушка»!
Я не знал, что сказать ему. На последнем словарном диктанте (когда я еще был семиклассником) мне пришлось писать слово «искусство». Поэтому слово «бабушка» уже не было для меня сложным.
Я сильно устал в тот день. Мне всегда хотелось, чтобы в школе было полегче учиться, но не до такой же степени! Занятия были такими детскими и утомительными.
Ленч и перемены были еще хуже. Джош жевал банан и показывал мне язык. Генри измазал себе лицо шоколадным пудингом.
Наконец занятия закончились, и я — маленький третьеклассник — поплелся домой.
Когда я открыл дверь, в ушах у меня зазвенело от истошного визга. Бабба, еще котенок, прошмыгнув мимо, вылетел в дверь. За ним ковыляла Тара.
— Не мучай кота, — отругал я ее.
— Дурак, — ответила она.
Я уставился на Тару. Ей было три года. Я пытался вспомнить, лучше ли я к ней относился, когда ей было три.