Изменить стиль страницы

И тут братья-хохлы вдругорядь спасли волгаря. Потому что этот контрреволюционер, оказывается, сбежал в Киев и уже тут лег на дно. Но надо же беде случиться, что в какой-то из дней он решился выбраться в Центральный универмаг. И там ему похабнейшим образом принялись чистить карманы. Но недочистили, поскольку ребята из Ленинского райотдела пасли этого воришку уже два часа. Потому и взяли, как говорят, на горячем. Но, к их удивлению, потерпевший почему-то стал активно открещиваться от роли жертвы, более того, порывался как можно скорее сбежать. Что, в свою очередь, вызвало подозрение и предложение «пройти». В райотделе и выяснилось, что недообворованный гражданин заявлен волгоградской милицией во всесоюзный розыск.

На радостях и по старой памяти Царев лично прибыл в Киев, загрузившись щедрыми дарами – как самой матушки-Волги, так и ее берегов. Во всяком случае, незабываемый дагестанский коньяк я впервые продегустировал именно в тот день. Когда же мы, уж не помню после какого тоста, разделились на группы по интересам и заговорили, само собой, о работе, волгоградский подполковник вдруг ударился в философские обобщения.

– Мент – он как человек. Вот человек выходит утром на улицу, чтобы успеть перед работой заскочить к любовнице, – и тут ему на голову падает кирпич с новостройки. Человек лежит в койке и проклинает судьбу. А напрасно! Потому что в это утро у любовницы его с нетерпением ожидал рогатый муж, вызванный соседями из командировки срочной телеграммой. Точно так же и в ментуре! Вызывают тебя на ковер, идешь, ну, думаешь: все!..

– Кстати, о ковре. Тебе, я вижу, не влетело за то, что Курощапову живой не довез?

– Так о чем же я тебе и рассказываю! Наоборот – перекрестились, что судить не придется. А, следовательно – не придется обнародовать нехарактерное для советского общества преступление. Но это еще что! Недавно у меня в КПЗ два задержанных повесились – и ничего!

– Постой, поделись опытом, может, и нам пригодится. Тут вон фингал при задержании рецидивисту поставишь – прокуратура без соли жрет.

– Знал бы прикуп – жил бы в Сочи! Представь: ночь, плотина Волгоградской ГЭС, охраняемый объект номер один! И вот на этом объекте кто-то, не скажу – кто, срывает стоп-кран в пассажирском поезде. Охрана плотины вставляет фитили, сам знаешь, куда, и летит туда со всех сторон. А там два прибабахнутых прапорщика с оружием наголо бегут по шпалам на правый берег – аж рельсы гнутся! Ну, охрана сначала культурно: мол, стой, стрелять буду! Затем предупредительные вверх. А они этой охране – в зубы! Скрутили прапоров с огромным трудом. Сначала думали – «белочка», но нет, не пахнет, однако в глазах дурь и уже друг дружку за горло берут. Пришлось связать. Пока доволокли в караулку, прапора охрипли: мол, ты виноват, ты куда смотрел, а ты куда смотрел? А ты знаешь, что за это будет? Нет, это тебе будет! Почему это мне, разве я его проспал?

«Вохрики» хоть народ и прямой, как шпала, но додули, что здесь что-то не то. Вызвали нас, сдали под расписку – и айда в город-герой. По дороге задержанные чуток успокоились, перестали брызгать слюной друг на друга, зато принялись требовать немедленной встречи с военным комендантом Волгограда. В три часа ночи! Мы, правда, дежурному по комендатуре позвонили, а нам оттуда: чья это публика? Ну, мы их удостоверения уже изъяли, отвечаем: внутренние войска. А дежурный нам в ответ: может, этим тюремщикам лучше посреди ночи сразу командующего округом подать? А еще лучше – самого министра обороны? Подержите их, говорят, в вашем клоповнике, пусть проспятся. Утром разберемся. Мы так и сделали. Нет, сначала пытались поговорить, но их как заклинило. Государственная тайна, только военному коменданту, и все тут. Да какая там тайна, они ее пока на плотине ругались, всем раскричали. Пионер бы догадался, что конвоировали дураки какого-то важного арестанта – и не в вагонзаке, поскольку такого в том поезде не было, – а в обыкновенном купе. Судя по всему, то ли они оба уснули, то ли он до ветру попросился, но как-то ускользнул еще на правом берегу. Там у нас пассажирские часто вне расписания останавливаются на товарной станции. Поскольку движение напряженное, а колея одна, через плотину.

Хотя и выпил уже изрядно, но слова «товарная станция, которая под Волгоградом», меня как по темечку стукнули.

– Как, говоришь, эта ваша товарная называется?

– А ты разве у нас не был? «Максим Горький».

– И когда это приключилось?

– Сейчас у нас что – сентябрь? А это где-то в июне, но не этого года, а прошлого. Так вот, я и говорю: оружие у этих придурков забрали еще на плотине. Пояса с портупеями сняли уже в Управе. А вот о брючных ремешках как-то не позаботились. Наверно, сработала глупая мысль, что эти ребята, вообще-то, под нашим министерством ходят. Можно сказать, коллеги. Проспятся, успокоятся, утром вместе что-нибудь да сообразим. А они взяли – и повесились. Ну, думаю, все! Капец! Теперь наверняка вызовут и скажут: есть на свете три дыры – Мирный, Кушка и Мары. Выбирай, Царев, ту, что твоему сердцу милее.

– И как?

– А никак! Вместо поставить по стойке смирно – посадили в кресло, угостили импортными сигаретами, поинтересовались, много ли людей знает о факте самоубийства, потом – представляешь? – поблагодарили, что не разболтал по всему Управлению, а сразу же отправил в морг. Я в ожидании, куда же меня спровадят, а мне: продолжайте службу, товарищ подполковник, слава Богу, что у вас нервы покрепче, чем у некоторых молодых.

– И это все? Никаких предупреждений, приказов по Управе? Царев, я перевожусь в Волгоград!

Конечно, ни в какой Волгоград я переводиться не собирался. Потому что последний кирпичик наконец-то лег на свое место. Вряд ли оба покойных прапорщика когда-либо фигурировали в списках внутренних войск СССР. И вряд ли они на самом деле были прапорщиками. Потому что эта служба, как мне вчера намекнул патологически честный чекист, в случае необходимости и под черта лысого маскируется.

Теперь понятно, что они куда-то перевозили своего «металлиста», возможно, на очередной секретный объект. Везли в обыкновенном поезде, в обыкновенном купе, предварительно накачав какой-то гадостью для отключки памяти. А по дороге случилось невероятное: то ли дозу не рассчитали, то ли работяга оказался покрепче, чем предполагали. Но посреди ночи, когда поезд затормозил перед плотиной, темнота, стук колес, остановка, кто-то что-то по радио объявляет… Подсознание сработало – дядя и выскочил, как он полагал, на своей станции метро.

Эпилог

Золотая осень закончилась, а с ней исчезли все мои проблемы, связанные с таинственным поездом. Правда, «стечкина» Генерал позволил не сдавать. Но это скорее, исходя из принципа «на Бога надейся…»

Как-то вечером я возвращался из Дарницы на метро и откровенно проспал свою остановку. Разбудил меня голос, который еще не так давно чудился даже во сне:

– Станция «Октябрьская»… Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – «Нивки».

Меня даже подбросило, как тогда, на платформе электрички. Но я сразу понял, что все нормально, это наше, реальное советское метро имени Ленина. И я на самом деле сижу в реальном вагоне, и лучше всего доехать до конечной и там пересесть, чтобы вернуться на свою станцию с комфортом.

В вагоне почти никого не было, колеса стучали успокаивающе, стена тоннеля за окном сливалась в сплошную темень, и только черный пук силовых кабелей на уровне окон словно змеился вслед вагону – наперегонки. Я чуть было снова не задремал, но тут мои натренированные уши выхватили из ритмического шума колес нехарактерное «та-там!» Один раз. Помню, в детстве мы подклады-вали под трамвай пятаки и радовались, когда слышали почти такое же «та-там!»

Детские воспоминания вызвали у меня улыбку. Я спокойно доехал до Святошино, успел вскочить в вагон за секунду до огромной толпы дачников из электричек и настроился снова расслабиться хотя бы на несколько минут. Поезд набрал скорость, колеса застучали… и на том же месте я опять – даже не услышал, а скорее спиной почувствовал такое же «та-там!», как и в параллельном тоннеле.