— Все понял, — тряхнул головой Мелин. — Спасибо.

— Это за что же? — теперь Ларик удивился.

— Ну, за то, что все разъяснил.

— Ха! Ну, ты прям вельможа какой-то — за такие пустяковины и спасибо! — еще пуще расхохотался парень. — Ты это брось. Я тебе еще не раз что-нибудь объяснять стану — спасибов не напасешься!

— Хорошо, — опять кивнул принц.

— Пошли уж, младший брат, — все смеясь, похлопал Мелина по плечу Ларик. — Ищем лысое место. А это просто: все улицы в деревне к нему ведут. Вот тебе еще объяснение…

Деревенская улица понравилась бывшему затворнику. Ровная и чистая (ее прибрали к празднику), с рядами аккуратных, хоть и разных, заборов, за которыми виднелись щедрые на урожай кроны плодовых деревьев. Каждая калитка была особой — с какими-нибудь забавными украшениями или рисунками. Домики тоже радовали глаз — все разноцветные, крепкие и широкие в подошве, с высокими крышами. И вот крыши в Обротях (это Мелин заметил) все были зеленого цвета.

— Это почему так? — спросил он Ларика.

— Может потому, что крыши красил какой-нибудь маляр-наймит. Крышу красить сложней, чем стены дома. Вот, думаю, жители Обротей и наняли какого-нибудь мазилу, дали ему краски на все крыши сразу, и он им все и покрасил.

Мелин чуть было вновь не сказал приятелю 'спасибо', но вовремя спохватился и просто улыбнулся.

Ему все было интересно: до сего дня не видел он ни деревни, ни крестьян за их обычными делами. И голова его поэтому крутилась туда-сюда, а глаза жадно ловили все новое и интересное.

Там босоногая девушка бежала с коромыслом и ведрами к колодцу, там мальчишки — его ровесники — гоняли в пыли мяч и махали руками, кричали друг на друга, там ехала повозка с корзинами, полными румяных пирогов, там спешила кудато толстая тетка в ярком платье и белом платке, с гусем под мышкой. И людей, было много людей. Много новых звуков и запахов…

Ларик внезапно протянул Мелину мягкий, еще теплый бублик:

— На-ка, лопай.

— Откуда? — удивился мальчик.

Он помнил, что кроме черствых лепешек да фляжки с водой у Ларика в мешке ничего не было.

— Откуда, откуда, — усмехнулся парень, хитро щурясь. — С неба свалилось.

Тут Мелин увидел проходящего недалеко толстого румяного торговца с большим деревянным подносом, и на подносе этом — точно такие же бублики.

— А, купил…

— Точно — купил, — кивнул Ларик, ухмыляясь.

И Мелин, улыбнувшись заботливому приятелю в ответ, вонзил зубы в душистый и теплый бок выпечки.

Улица, как и говорил Ларик, привела ребят к лысому месту.

Вот тут уж глаза Мелина округлились еще больше. Чего только он ни увидел на показавшейся широченной деревенской площади: прилавки с пирогами, хлебами, сладостями, яркими платками и лентами, всевозможными украшениями для красавиц, палатки торговцев обувью, одеждой, кухонной утварью и прочими нужными в крестьянском хозяйстве вещами. А народу сколько было!

— Весь мир, что ль, сюда съехался? — не сдержал удивления мальчик.

— Весь не весь, но половинка — точно, — в который раз посмеялся над его словами Ларик. — Ты, братишка Пек, еще города не видел. Вот уж там рот у тебя, может быть, даже порвется… Теперь же смотри — не зевай, и ворон не лови, а то последнего добра лишишься. Воров на таких праздниках — хоть отбавляй.

— А зачем мне ворон ловить?

И снова Ларик покатился со смеху:

— Ты уморишь меня, братишка!

Мимо них протопал дивный человек на высоких раскрашенных в красные спирали палках-ходулях, за ним шагал другой ловкач, весело подбрасывая три разноцветных полосатых кольца. Оба были в пестрых, лоскутных нарядах, смешных остроконечных шапках и с потешно размалеванными лицами. Они то напевали веселые и бестолковые песенки, то задорно кричали:

— Балаганчик папаши Пуха! Заходите в балаганчик папаши Пуха! Только там едят огонь и льют воду из ушей! Только там ходят по канату и прыгают выше головы!

— Эй, парни, здорово! — окликнул их Ларик. — А где тут бои потешные?

— Вон туда иди, — махнул рукой жонглер. — Там, откуда больше ругани и воплей несется, там и арена. Папаша Влоб там всем заведует.

— Спасибо, братец, — юноша кивнул размалеванному и пихнул Мелина. — Слышь, подмечай все.

— Влоб? Имя такое странное, — сказал мальчик, когда они отошли от жонглеров.

— Почему ж странное? — пожал плечами Ларик. — У каждого делового — у того, то есть, кто дело свое имеет — есть какое-нибудь прозвище. Слыхал, как клоуны эти своего папашу называли? Папаша Пух. Может он пухлый. А того, к которому мы идем наниматься, прозвали Влоб. Это наверно потому, что любит он по лбу бить неслухов всяких. Ну, без битья при обучении — никак. По-другому наука в тыкву не лезет.

— Ага, — мотал на ус Мелин. — А твое прозвание? Плакса? Ты разве тоже деловой?

— Ну, не только деловые прозвания имеют. Могут и простого человека как-нибудь обозвать. Это если у него черта какая особенная есть. Я вот Плакса. Ну а ты вот еще не дорос до прозвища. Кто знает, может каким Костоломом обзовут. Да и прозвание меняться может, как и человек — раз и станет из толстого худым, а из злого добрым… Хотя последнее — вряд ли, — хмыкнул Ларик. — Ну, пошли-ка быстрей. А то мало ли — у папаши Влоба места для нас уже не будет…

Папашу Влоба они нашли именно там, куда махнул рукой жонглер. И оттуда, в самом деле, неслись брань и звуки драки: на небольшом пространстве, огороженном веревкой, натянутой на четыре расставленных квадратом колышка, бились кулаками два парня, по виду — одногодки Ларика. Влоб — невысокий, но широкий и плотный мужичок с красным лицом и обширной лысиной — стоял у одного из колышков и рявкал раскатистым басом на дерущихся:

— Давай, вали его, Брик! Он уже пыхтит!

Собравшиеся вокруг такой арены зрители злобно кричали 'Слабак! Размазня! проигрывающему парню и размахивали деревянными бирками, на которых мелками были написаны их заклады. Видно, они проигрывали.

— Папаша, — тронул хозяина (а тот отличался от игроков отсутствием бирки и наличием объемного кошелька у пояса) за плечо Ларик. — Вам еще бойцы не надобны?

— Погоди, не мешай, — отмахнулся от него Влоб. — Видишь, мне удача валится.

Ларик понимающе кивнул и ступил чуть назад, дернул и Мелина за собой.

Тот, раскрывши рот, смотрел на драку. Это было жестоко: лица юношей, голых по пояс, уже совершенно покрылись кровью. Она обильно брызгала при каждом ударе из их разбитых губ, бровей и носов, оставалась на их кулаках, замотанных какими-то тряпицами. Но кое-что Мелина не испугало, а удивило: дрались парни совершенно не так, как учил его мастер Герман. Они почти не использовали ноги — стояли на одном месте, и поэтому слабо маневрировали, редко уходили от ударов.

— По-деревенски, — пробормотал мальчик.

— Чего? — переспросил Ларик. — По-моему, очень даже неплохо. Вон у того, что повыше, удар левой сильный. А это в бою — большое дело.

— Да, — отозвался папаша Влоб, — Брик левой хорошо бьет. Он сегодня мне много деньжат заработает. Хе-хе…

— Левой он криво бьет, — сказал вдруг Мелин. — Я бы такому кривуле навешал знатные люли, — зарифмовал он фразу, которую ранее слышал от Ларика.

— Чевоо?! — Влоб даже от боя отвернулся, чтоб посмотреть на молокососа, который заявил такое, да еще стихами. — Что за рифмач завелся?

— Это братец мой младший, Пек, — Ларик поспешил закрыть собою Мелина от глаз папаши. — Не вырос еще, глуповат, вот и болтает всякое, — а сам наступил при этом приятелю на ногу.

— А ну, в сторону, — Влоб отодвинул парня, — дай посмотреть на чудо.

Мелин сам выступил вперед, смело глядя в глаза папаше. Тот усмехнулся, показал крупные желтоватые зубы:

— Не так уж и мал. Хотя… Вот уж потеха будет. Так что? Берешься в следующем бою Брику люлей навешать?

Брик тем временем довольно сильным ударом в висок сшиб на землю противника и победно заорал 'ха-ха! , подняв окровавленные кулаки к небу. Многие из зрителей — те, что проиграли — заплевали в землю и пошли отдавать бирки папаше Влобу. А выигравших было не так много.