Ряд предварительных совещаний, однако, принес большую пользу. Участники их — офицеры Генерального штаба, члены редакционной коллегии и лекторы познакомились между собой и в совершенно неофициальной обстановке смогли откровенно переговорить по ряду вопросов, волновавших в это время чинов Корпуса (некоторые подробности — см. ниже в тексте дневника). Вместе с тем с большей быстротой были разработаны технические детали организации совершенно нового для Армии дела. Основной целью «У.Г.» мы единодушно признали содействие сохранению во что бы то ни стало вывезенной за границу Армии. Также единодушно было желание не следовать всем нам хорошо памятному примеру злополучного «Освага».
{36} Доброволец, ученик духовного училища, приехавший с автором в Армию осенью 1918 года.
{37} Инспектор артиллерийского корпуса.
{38} Так оно впоследствии и оказалось. История мытарств уехавших в Бразилию уже не раз была изложена в печати.
{39} По существу — разведку. Во время гражданской войны укоренилось смешение этих двух понятий.
{40} О совещании в штабе Корпуса никому не было известно.
{41} Текст приказа № 323 см. «Русские в Галлиполи».
{42} Соответствующее место приказа гласит: «Если после произведенной записи будут находиться желающие ехать самовольно, то таковых распоряжением начальников частей предавать военно-полевому суду...»
{43} Во всем корпусе, согласно официальным данным, после издания приказа № 323 перечислилось в беженцы 10–28%.
{44} С.М.Шевляков, поручик Технического полка. Организатор «городской Устной газеты» и бессменный ее редактор. Скончался в Болгарии от развившегося в Галлиполи туберкулеза. Полковник П.С.Савченко, военный юрист.
{45} Между городом Галлиполи и лагерем была построена «декавилька» (полевая железная дорога).
{46} Отец Миляновский.
{47} Уполномоченный Земского союза в Галлиполи.
{48} Текст см. «Русские в Галлиполи».
{49} Начальник французского гарнизона.
{50} Был расположен отдельно от воинского.
{51} Согласно официальным данным, за все время пребывания 1-го Корпуса в Галлиполи в Советскую Россию уехало 3,67%.
{52} День гибели взвода 2-й батареи 1-й Арт. бригады Южной армии.
{53} Центральный общественный комитет.
{54} Письмо из Галлиполи, помещенное в «Общем Деле».
{55} Вряд ли это так в действительности было. По крайней мере, следующие строки моей записи говорят об обратном.
{56} Н.З.Рыбинский, капитан Технического полка.
{57} Начальник штаба 1-го корпуса.
{58} Насколько мне известно, генерал Кутепов вызвал генерала Б. и сделал ему выговор. Обсуждение докладов и раньше не практиковавшееся, было официально запрещено.
{59} Майор Марсель де-Ровер был едва ли не единственным иностранным офицером Ген. штаба, побывавшим в Галлиполи (кроме, конечно, французов). Через полтора года после нашей беседы я восстановил ее почти полностью, воспользовавшись сохранившимся списком предложенных мною де-Роверу вопросов. Привожу часть этой записи, представляющей, мне кажется, известный интерес.
— Прежде всего должен вас предупредить, капитан, что я приехал сюда не как офицер Генерального штаба. Я привез от нашего Комитета подарки для русских беженцев, и, знаете, я сразу почувствовал, что попал не туда, куда ехал.
— Простите, я не совсем вас понимаю, господин майор.
— Я сам, по правде говоря, сначала ничего не понял... Ехал сюда, ожидая найти беженский лагерь (in camp des «bejentcy»), схожу с парохода и сразу встречаю ваших юнкеров... Знаете, ведь никто в Европе понятия не имеет о том, что на берегу Дарданелл стоит двадцатитысячный русский корпус. Пишут о беженцах, но, позвольте, какие же тут беженцы. Мне пришлось видеть за свою жизнь очень много войск. У вас дисциплина не хуже, чем в любом европейском корпусе. Удивительно, как изменились добровольческие части.
— Но в Крыму...
— Да, в Крыму было гораздо больше порядка, но там я мало видел строевых частей. У меня больше остался в памяти девятнадцатый год. Я близко стоял к Ставке и имел возможность наблюдать ошибки ваших вождей. Собственно, я говорю только о временах Деникина. Врангель сделал все, что мог, но силы были слишком неравные. Вашей основной политической ошибкой было нежелание считаться с тем, что прошлого не вернешь. Вы отталкивали от себя тех, кто мог за вами пойти, и, наряду с этим, вы не умели организовать надежную силу из тех, кто к вам шел. Мы, иностранные офицеры, в один голос считали, что пополнять армию только что сдавшимися красноармейцами — значит готовить крах — ведь эти же люди идейно ничем с вами не были связаны. Силу, на которую можно было бы опереться для дальнейших формирований, вы не организовали, хотя надежных людей у вас для этого было достаточно. У вас и теперь есть один огромный недостаток. Если вы от него освободитесь — будущее за вами.
— Какой же это недостаток?
— Вам чужд демократический дух... вы демократизованы, но вы не демократы...
— Что вы думаете о будущем Армии? Ответьте мне откровенно, господин майор — это не для «газеты». Думаете ли вы, что она еще сыграет свою роль?
— Как Армия — не знаю. Предсказывать события не берусь. Но я совершенно уверен в том, что те люди, которые ее сейчас составляют, сыграют в свое время большую роль, очень большую... Ваше национальное несчастье — русское безволье, а сюда, в Галлиполи, мне кажется, отфильтровались волевые люди со всей России. Конечно, они есть всюду, но это одиночки, а здесь такой сгусток воли, который неизбежно себя проявит.
... Мне кажется, что все-таки лучшее, что у вас здесь есть, это ваши военные училища. Искренне поражаюсь, как, не имея ничего, вы создали такие военные школы. Что бы вас впереди ни ожидало, сейчас у вас здесь делают огромное дело. Вы физически и нравственно спасаете тысячи молодых людей. Я только что из Константинополя. По сравнению с Галлиполи, это нечто ужасающее. Люди выброшены на улицу, и некоторые обращаются в форменных босяков — особенно молодежь.
{60} Конечно, фразы о ген. Деникине я не повторил. Сотрудникам «У.Г.» вообще было запрещено касаться личности ген. Деникина.
{61} Благородство обязывает...
{62} Впоследствии генерал-майор А.В.Туркул подтвердил мне этот факт.
{63} Цифра сильно преувеличена. Об этом эпизоде см. у Деникина ( «Очерки русской смуты»).
{64} Я не проверил этих сведений.
{65} За недостатком времени статья не была написана. Пользуясь сохранившимся конспектом, я еще раз повторил свою речь в Праге на заседании памяти генерала Корнилова 13 апреля 1924 г.
{66} Первое время в Галлиполи некоторые офицеры (с солдатами я, естественно, на эту тему не говорил) высказывали, порой в очень резкой форме, сомнение в юридической и моральной обоснованности применения смертной казни на чужой территории. Однако имевший место в первые же дни по приезде в Галлиполи расстрел (без суда) солдата, убившего с целью грабежа греческого врача, недовольства в Корпусе, насколько знаю, не вызвал. Впоследствии, по мере перелома настроений и ухода всех считавших, что борьба окончена, в беженцы, принципиальные сомнения почти прекратились. Огромное большинство офицеров, юнкеров и солдат, добровольно оставшихся в Галлиполи, считало, что в крайних случаях (пр. 12) смертная казнь в Армии необходима, независимо от того, находится ли она в России или за рубежом. Смертные приговоры (6 за все время пребывания в Галлиполи) встречались спокойно. Единственным исключением было дело полковника Щеглова. В этом случае внутреннее убеждение большинства чинов Корпуса разошлось с решением командира Корпуса, утвердившего формально вполне обоснованный приговор. Мотивы недовольства были, правда, самые разнообразные. Часть штаб-офицеров усмотрела в расстреле пожилого полковника «революционную меру», которая подорвет уважение к офицерам. Большинство считало, что старого человека не стоило расстреливать и можно было ограничиться высылкой в Константинополь. Наоборот, от простых солдат я слышал отзывы совершенно другого рода: «Правильно сделал генерал Кутепов. Если греть, так уже греть всех».