— Спасибо!

Ракитин с чувством пожал руку приказного.

Пороховая фабрика стояла на берегу Сестры, у большой плотины, перегораживавшей реку. Действовала фабрика силой воды и потому называлась мельницей; в старину всякое предприятие, получавшее энергию от водяных колес, именовалось мельницей; были мельницы мукомольные, сукновальные, шерстобитные, лесопильные.

Бушуев и пороховой мастер Антип Крохин принялись водить будущего хозяина фабрики по разбросанным ее строениям.

Прежде всего прошли в большое бревенчатое здание, где пол и стены глухо дрожали. Равномерный стук больших пестов, дробивших порох в деревянных ступах, заставлял при разговоре повышать голос.

— Толчильный анбар, — объяснил Крохин.

Ракитин шагнул через порог.

— Стой, стой, купец! — вдруг схватил его за рукав мастер. — У тебя чем сапоги подбиты?

— Как — чем? — удивился Иван Семеныч. — Подковками.

— Железными?

— Железными.

— В таком разе тебе сюда ходу нет. Садись на порог!

Недоумевающий Ракитин сел, и Антип обвязал ему сапоги обрывками кошмы.

— Теперича можешь шагать. А то стукнешь железкой по порошинке — и готово, все одним мигом взлетит!

Ракитин опасливо переступил порог. Бушуев, приехавший в валенках, расхаживал свободно.

— Зачем же порох рассыпаете?

— Ненароком, мил человек. Разве убережешься? Порох здесь толчем, а бус[153] по воздуху летает.

Ракитин постарался поскорее выбраться из опасного места.

В другом амбаре размельчали в порошок увлажненную серу и уголь. Затем Ракитин побывал в помещении, где литровали[154] селитру, и в сушильной избе. В амбаре, где просеивали серу, полуголые рабочие ходили в нестерпимо удушливой серной пыли, обвязав лица тряпками. Ракитин не пробыл там и двух минут и выскочил закашлявшись.

— Как это они терпят?

— Привычка, — равнодушно ответил Бушуев.

«Хороша привычка — медленно помирать, — невольно подумал купец. — А впрочем, не нами началось, не нами и кончится».

У Ракитина осталось довольно сумбурное впечатление от хождения по разным амбарам и избам. Но так как он был от природы сообразителен, то понял в общих чертах, как идет производство пороха.

Литрованная селитра смешивалась с несколькими частями серы и отборного ольхового или крушинного угля. Все эти вещества в порошкообразном состоянии ссыпались в дубовые бочонки и там основательно перемешивались; перед перемешиванием масса увлажнялась во избежание взрыва.

Смесь раскладывалась на медные противни; два десятка противней ставились один на другой и помещались под пресс; масса застывала в форме прямоугольных лепешек. Лепешки разбивали деревянными молотками на куски и дробили на зерна в толчильном амбаре. Последним делом было просеивание через сита и сортировка пороховых зерен по величине.

Ракитин понял теперь, почему из обихода пороховой мельницы изгнано железо и допускаются только дерево и медь; понял, почему при приближении грозы всякая работа на мельнице прекращается и люди бегут из нее. Рабочие-пороховщики жили под вечной угрозой взрыва. Зная, что, как ни берегись, взрыва избежать трудно, пороховщики только старались лишить его силы: скопление больших масс измельченной серы, угля, а тем более готового пороха никоим образом не допускалось. Приготовленный порох хранился в дубовых бочонках, в глубоком подвале, удаленном от фабричных строений, и его старались почаще увозить в город.

Когда Антип Крохин отходил в сторонку, подьячий торопливо бормотал Ракитину:

— Богатое дело! На ходу дело! Одних котлов медных семипудовых четыре штуки! Поддонов свыше сотни! Бочонков дубовых сорок четыре штуки насчитал! Я все на заметочку, хозяин, беру. А как кончим обход, опись составлю, чтобы работники добро не растащили.

По окончании осмотра пришли в контору — маленькую избу, прилепившуюся к сушильному амбару. Ракитина усадили на лавку возле стола, заваленного отчетами и рапортичками. Иван Семеныч принялся выяснять доходность предприятия.

— Сколько пороху готовите в год? — был его первый вопрос Крохину.

— До полутора тыщ пудов.

— Какой ценой сдается зелье в казну?

— Два рубли двадцать шесть алтын и четыре деньги с пуда.[155]

«Самое большее четыре тыщи двести рублев всего приходу на год», — высчитал в уме Ракитин. Вслух спросил:

— Селитру почем покупаете?

— Рупь двадцать алтын пуд — нелитрованную.

— Отход при литровании велик?

«Купец понимает дело! — одобрительно подумал Бушуев. — Прямо в точку бьет!»

— Отход? — Крохин почесал в затылке. — Фунтов восемь с каждого пуда клади.

— Так. Сера в какой цене?

— Десять рублев берковец.[156]

— Уголь почем обходится?

— Десять алтын пуд.

Ракитин быстро сделал все необходимые вычисления. Оказалось: на составные части пороха при выработке полутора тысяч пудов надо затратить примерно две тысячи четыреста девяносто рублей. А еще жалованье управляющему, мастеру, работникам, отопление, освещение…

— Работников сколько? — спросил Иван Семеныч.

— Восемь подмастерьев по восемнадцать рублев на год да двадцать семь учеников по тринадцать рублев. Мне плата — двадцать восемь рублев, — доложил Крохин.

«Пятьсот двадцать три рубли, — подсчитал Ракитин. — Да Бушуеву на сто восемьдесят размахнулся… Это что же получается — мне меньше тыщи остается? Ай да его царское величество! Нечего сказать — удружил, превознес своей милостью! А этот дурак Елпидифор болтает: золотые горы, огромаднейший капитал! Ему-то, положим, на бедность, тут и золотые горы, а мне…»

Впрочем, Ракитин не склонен был долго унывать. Он сообразил, что царские милости не кончатся предоставлением ему в аренду порохового завода: он сумеет выпросить у Петра Алексеевича тысчонку-другую на расширение мельницы, и это будет недурным добавлением к его капиталу. Мало того: как пороховой уговорщик[157] он будет пользоваться еще большим значением в купеческом мире… И самое главное — сердце Ракитина забилось от радости — царское внимание настолько поднимет его в глазах купца Русакова, что тот выдаст теперь за него Анку.

«А уж я ему постараюсь разукрасить это дело, — думал развеселившийся Ракитин. — В моей торговле он разбирается как у себя на ладони, а пороховым делом я запорошу старику глаза!»

Извлечения из договора о сдаче в аренду казенной пороховой мельницы купцу Ивану Ракитину:

«…А по сему он, Иван Ракитин, принявши по описи, при сем прилагаемой, все хоромное и дворовое строение и все к тому относящиеся принадлежности, обязуется в оных никаких порух и убытков не причинять и по истечении урочных десяти лет, буде сей договор не окажется продлен, все возвратить в сохранности.

…Ежели его, Ивановым, небрежением либо хитростью оная мельница сгорит, то с него, Ивана, все доправить в государеву казну по описи сполна. А ежели волею божией та мельница запалится от молнийного поражения, передать дело на государево усмотрение, как он, великий государь, по своей милости учинить изволит.

…А порох он, Иван, должен представлять самых добрых сортов из литрованной селитры и серы самой чистой и угля ольхового либо крушинного. И буде порох окажется ниже указанных кондиций,[158] и тот порох у него, Ивана, в казну не принимать.

…Пороху сдать на первый год полторы тыщи пудов, а в последующие годы по две тыщи; коли же окажется больше, и тот порох казна тоже примет за себя объявленной ценой. А на сторону изготовленный порох ему, Ракитину, отнюдь не продавать.

…Поелику у него, Ивана, капиталу в недостатке, выдать ему из государевой казны полторы тыщи рублев беспроцентно сроком на десять годов и взыскивать с него, Ивана, по полтораста рублев каждогодно…»