Утомленный потрепанными достоинствами своей невзрачной колесницы и глупостью лошадей, я поручил их заботам мальчика на конюшне во дворе Дома Царского Посланника Рамсеса Второго, как только смог найти улицу, на которой он жил. Собственно, в Тире оказалось мало людей, не понимавших то, о чем я их спрашивал; они отвечали мне на нашем языке, и грубые и несколько гортанные звуки их речи вполне приятно терлись о внутреннюю поверхность моих ушей, возбуждая в тайниках моей груди некое подобие доброго чувства, хотя я тем не менее был готов ударить их за то, что они нарушали торжественность нашего красивого языка.

Вскоре я узнал, что Царского Посланника в Старом Тире нет. Он приезжал в Дом раз в году, чтобы собрать дань с финикийцев, а затем ехал дальше, продолжать сборы в других местах; однако можно было заметить, что его приезд сюда более походил на приезд одного из сыновей Фараона. Определенно, Царский Посланник имел самый большой дом на побережье. Даже в сравнении с богатыми поместьями Тира он более походил на дворец, а слуги Царского Посланника, среди которых было много египтян, держали Дом готовым к его возвращению. Никогда раньше я не видел в слугах такого прилежания в отсутствие их хозяина, но потом я понял, что почти каждый египетский торговец, проезжавший через Старый Тир, бывал здесь, чтобы собрать сплетни о других торговцах. В одной комнате я даже увидел стену с аккуратно расположенными рядами отверстий, в которые были воткнуты свитки папируса с золотыми нитками и восковыми печатями — то были письма, оставленные последним египетским или финикийским судном, прибывшим из Дельты. На самом деле слуги содержали этот Дом в порядке, и я был рад в нем остановиться.

Прошел день, за ним другой, пока я был готов переправиться на лодке из Старого Тира в Тир. Конечно, все это время понадобилось мне, чтобы восстановить силы после моего путешествия. И я не столько устал, сколько был сбит с толку. В Доме Царского Посланника ходило много слухов, но после того как я их услышал, я перестал понимать — силен или слаб Царь Кадеша, осторожен он или напорист. Единственное, в чем я мог быть уверен, так это в том, что каждый имел что сообщить, каждый говорил уверенным тоном совершенно противоположное тому, что рассказал предыдущий.

Разумеется, мне также было любопытно увидеть этот Старый Тир. Я никогда не был в таком городе. Хотя бедные кварталы были старыми и смрадными, гораздо более жалкими, чем любое гиблое место, которое только можно найти в Фивах, в нем было также и много интересного, а новые улицы напоминали рот, в котором не хватает зубов. На каждой новой улице было множество пустующих участков. Даже в городской стене были бреши, а во всех заборах — масса дыр. На лучших из улиц можно было увидеть развалины. И все же город процветал. Один торговец объяснил мне причину. Новый Тир, построенный в заливе на трех островах, был неприступен. Ни одна армия, пришедшая посуху, не могла его взять, поскольку у такой дошедшей до залива армии не оказалось бы лодок. К тому же не существовало и флота, способного нанести поражение военным судам Тира. Таким образом, этот город на своих трех островах был подобен крепости, окруженной рвом, и, если бы дело дошло до осады, он никогда бы не голодал. Еда, как это уже бывало, подвозилась бы по морю. Поэтому люди решили никогда не оборонять Старый Тир на берегу по той причине, что Новый Тир мог заработать торговлей гораздо больше, чем стоило бы восстановление старого города после того, как через него прошла армия. Оттого я и видел так много пустых мест и так много новых построек. Два года назад Старый Тир был взят хеттами. Однако, как я слышал от многих, старый город выглядел новее, чем новый.

И все равно Новый Тир платил дань Египту. Я сделал вывод, что делалось это не из страха, а из соображений выгоды. Каждый утен, который они отдавали нам, приносил обратно сотню от торговли с Дельтой. Да, они, конечно, были первыми встреченными мною людьми, не считавшими себя в чем-либо ниже нас.

На третий день я сел на судно, идущее в Новый Тир, и смотрел, как гребцы втягивают нас на спину каждого нового катящегося навстречу нам змея, а затем выгребают вниз, на другой его скользкий бок. От ветра на моих глазах выступили слезы, а мои ноги испытывали немалое напряжение от беспрестанных сотрясений посудины. Это больше походило не на тысячи рук и ног воды, но на толчею двадцати тел в пивной, в которой тебя бросает из стороны в сторону, а брызги хлестали меня по лицу. И, если уж говорить об этом, они так далеко заливались в мой нос, что я снова ощутил запах мертвых улиток. Однако, когда мы добрались до Нового Тира, ничто в нем не напоминало побережье.

В этом городе, расположившемся на трех маленьких островах, не было, например, лошадей, и каждый либо ходил пешком, либо его несли. В большинстве мест могли пройти в ряд лишь три человека. Стены дома на одной стороне улицы никогда не располагались так далеко от дома на противоположной ее стороне, чтобы обеих нельзя было коснуться расставленными руками, причем я никогда не видел строений, которые уходили бы вверх на такую высоту. Одна семья жила над другой, и так по пять семей, а стены сходились все ближе, по мере того как они поднимались вверх. Ничего не стоило перепрыгнуть с одной крыши на другую, вы почти лишь перешагивали напротив. В результате дверь на крытый дворик на каждой крыше запиралась от грабителей более тщательно, чем выход на улицу.

Когда наша плоская лодка приближалась к пристани, я не мог припомнить более населенного города. На этом острове не было берега, а только тяжелое море да постоянный ветер и выступающие в море пристани, построенные из камней, положенных один на другой. Сотни людей стояли на каждом причале и на каждой пристани. Город за ними выглядел как скалы, высящиеся напротив других скал, а на некоторых из этих крыш были выстроены башни самых необычных форм. На окрашенных стенах можно было увидеть все возможные сочетания красок. Так что это место выглядело необычайно красивым и наводящим ужас. Каменные заросли. Эти три острова располагались так близко друг к другу, что с одного на другой можно было перейти по деревянным мостам, построенным над водой, но, попав в город, уже невозможно было увидеть небо — по крайней мере не больше узкого пространства между построек. Там не было садов или городских площадей. На рынке невозможно было двигаться — такими узкими были улочки; к тому же место это не только воняло улитками, но его улицы закручивались, как улитки. Ты постоянно терял направление, покуда не доходил до самой оконечности любого из маленьких островов, на котором находился. Тогда ты мог посмотреть на море с конца улицы, перед тем как нырнуть обратно, в другую улицу. В этих хождениях я постоянно чувствовал жажду, но там не было ни шадуфов, ни свежей воды. Приходилось пить то, что оставалось от дождевой воды в ее каменных хранилищах, а они были полны соли от камней тех мест. Все было покрыто брызгами морской воды, которые собирались в туман, а он оседал в хранилищах питьевой воды. Я размышлял, как финикийцы добывают ее, пока не узнал, что у состоятельных жителей были собственные лодки — в этом месте невозможно было стать богатым без своей лодки и команды, чего нельзя было сказать обо всех богатых египтянах, — и хозяйка дома посылала их на материк за родниковой водой. Я купил немного воды на рынке и выпил всю, прежде чем смог остановиться.

Никогда не приходилось мне бывать в городе, где земля стоила бы так дорого. Даже самые богатые лавки были маленькими, а мастерские были загромождены еще больше, чем жилые помещения. Торговцы предлагали изделия из золота и серебра, пурпурного стекла и вазы. Они торговали даже подделками наших египетских амулетов, и я узнал, что они могли продавать их в каждом порту Великой Зелени благодаря распространенному высокому мнению о действенности наших проклятий и чар. Несчастные дураки, покупавшие эти подделки в далеких портах, все равно ничего не понимали. Однако вам нужно представить, что производилось в этих мастерских для иноземных покупателей. Египетские мечи и кинжалы, никогда не видевшие нашего Нила, выглядели тем не менее как сделанные у нас, а на кольцах со скарабеями была изображена наша кобра или наш лотос, выгравированные на металле. Я слыхал, что можно попасть на Родос и Ликию, на Кипр и на прочие острова, где живут невежественные греки, и везде местное население носит финикийские драгоценные изделия: их браслеты, их нашейные украшения, их мечи дамасской стали, охотничьи мечи и все виды одежды, которую можно окрасить в пурпурный цвет».