– Поднажмём! – Сбыслав подбадривал новгородцев. Правая рука уже еле держала топор, рубаха прилипла к спине от пота.

– Якунович, надо что-то придумать. Свеи стеной стали, не пробиться. – Яша уже не столько атаковал шведов, как пытался уберечь своих братьев, от ловких выпадов неприятеля.

Дружина Ярославовича, покрошив львиную долю неприятеля – выдохлась, и стала отходить, пытаясь перестроиться для нового таранного удара.

Пахом Ильич вывел своих людей на правый берег устья реки. До противоположного берега всего двадцать пять саженей – рукой подать. Стоя на невысоком холмике, сражение было видно, почти, как на ладони. Три шнеки спешно отходили в сторону Невы, и если на первой были только гребцы, то две последующих, плотно набиты людьми.

– Лексей! Уйдут ведь. Чего ждёшь? – Пахом видел, как я чиркал зажигалкой, пытаясь поджечь бересту, чтобы бросить её в заранее приготовленный горшок с топливом. Заметив столб чёрного дыма, Бренко должен был спешить к устью, дабы перехватить суда, на которых, по моему мнению, должны были перевозить деньги.

– Да ща! Не кричи под руку, Пахом Ильич. – Бензино-масляная смесь наконец-то полыхнула, обдав меня едким дымом. Сигнал устремился в небо.

– Так ребята, подсобим нашему ушкуйнику. Слишком вольготно свеи на наших речках устроились. – Пахом приложил приклад самострела к плечу, старательно выцеливая загребного.

Команда Ильича изготовила к бою арбалеты. Пелгуй лишь покачал головой, для его малютки, расстояние слишком велико. Шнеке Гунгнира не повезло, выпущенные болты ополовинили её экипаж. Из двадцати гребцов, продолжали работать вёслами только семь человек. Но корабль, подгоняемый течением, уже вышел из устья.

– Гуннар, помоги раненым. – Гунгнир обернулся к враждебному берегу и потряс кулаком. На лодке швабца, этот жест приняли по свою душу.

– Марки на том корыте! – Немец кричал Рагнару, который плыл рядом и даже не удосужился переодеться для боя, так и стоял на корме в своей щёгольской шёлковой рубахе. Для него поход уже закончился. Нет обещанной платы – до свидания, пишите грамоты до востребования. Наёмники пригодятся чуть позже, в сентябре, когда Орден выйдет к Изборску. У Рагнара был полный план укреплений, который ему продал Спиридон, при активном посредничестве Грота.

– Аа. – Раздалось в ответ. Крик Рагнара повторили ещё с десяток наёмников.

– Щиты на борт! Живо! – Швабец моментально среагировал на угрозу, спрятавшись за слугу, который стоял чуть позади него. – Быстрее гребите, чёрт бы вас побрал!

Щиты, конечно, смогли обеспечить небольшую защиту от арбалетных болтов, да только в бреши, от убитых пулями искателей удачи, влетали всё новые посланцы смерти.

– Немца, немца с крестом не убейте! Живой он мне нужен. – Переживал Пахом.

Через пару минут шнеки вышли из-под обстрела. Пулять вдогонку уже было бессмысленно, болт не пробьёт деревянную обшивку, а тратить патроны – не хотелось и вовсе. Если б я знал, что швабец планирует напасть на лодку Гунгнира, как только она отойдёт подальше от устья, то видит Бог, помог бы последнему отбиться. Теперь, Бренко мог полагаться только наудачу. В одном из трёх судов находилась казна, взять одновременно на абордаж все удирающие шнеки – нереально.

– Господин, никто не посмеет сказать, что вы сознательно покинули поле боя. – Амброзат[15] наёмников перетягивал ремнём, чуть повыше локтя, раненую руку Рагнара.

– Поменьше мели языком, Фаси не уплатил ни одного эре, которые мне причитались. Иди, подготовь своих Готландских бродяг к бою. Мы заберём сами, даже сверх того, что было обещано. – Браги обрезал кончик болта с наконечником, заботливо положил в свой кошель на поясе, и выдернул деревяшку из раны.

– Наёмники Гутна славятся тем, что не только всегда верны присяге, мы никому не позволяем себя обманывать. – Староста ухмыльнулся, потрогал свой кошелёк и качающейся походкой побрёл на нос шнеки.

Рагнар выставил по договору[16] с Ульфом шестьдесят пять мечников, полностью экипированных и обеспеченных продовольствием. По одной марке серебром, за каждого бойца и четыре – за рыцаря. И заплати Ульф Фаси вовремя, крепкий отряд был бы хорошим подспорьем.

Корабли встретились на середине Невы. Оставшиеся в живых гребцы Гунгнира начали ставить парус, когда Гуннар обратил внимание кормчего на странное поведение воинов приближающихся шнек.

– Они изготовились к бою, Гунгнир! Может, сможем договориться? – Двоюродный брат кормчего не питал иллюзий, но уж слишком невыгодным было их положение.

– Эй, помощь не нужна? А то, я смотрю вас совсем мало, а шнека явно перегружена. – Рагнар, с раненой рукой на перевязи стоял на носу судна и откровенно издевался.

– Ульф всё узнает. – Гунгнир выложил свой последний козырь, надеясь, что с берега будет всё видно.

– Отдай то, что принадлежит мне, и клянусь, мы уйдём. – В это время, лодка швабца заходила с правой стороны, беря шнеку с казной в клещи.

– Я скорее прорублю дно своего корабля, чем отдам сундук, проклятый ублюдок! – Гунгнир погладил на прощанье стир, выхватил из-за пояса короткий топор и бросился в трюм.

Бренко был в полумиле от сцепившихся крючьями шнек, когда за борт полетели тела убитых. Окровавленного кормчего, почти без сознания вышвырнули последним: – Иди, ха, ха, ха … послужи своему Ньерду, проклятый язычник.

Казна свейского войска досталась швабцу и Рагнару. Сундук с серебром стоял на залитой кровью палубе и ждал дележа. Ещё минуту назад, резавшие вместе гребцов Гунгнира, наёмники были друзьями. Но теперь, их разделяло богатство, и достаточно было маленькой искры, чтобы вспыхнуло пламя вражды.

– Как будем делить марки, Гюнтер? – Рагнар сбил замок и распахнул крышку.

– У меня больше людей, значит, и серебра я заберу соответственно. – Швабец запустил руку в сундук, наслаждаясь холодом металла.

– Предлагаю пополам. Так будет по-честному. – Рагнар незаметно подмигнул своему Амброзату.

– По-честному …, тебе достанется треть. – Это была не искра, слова произнесённые Гюнтером были равносильны зажженному факелу.

Рагнар молча, рубанул топором по своему недавнему другу. Левой рукой действовать было неудобно, и удар вышел корявым. Панцирь под холщёвым налатником защитил швабца, секира прорубила железную пластину, рассекла несколько колец кольчуги, но дальше – не прошла. Гюнтер свалился от удара, рёбра затрещали, грудь опалило огнём боли.

– Браги! Сундук! – Рагнар бросив топор в теле швабца, отступил за строй своих воинов.

Готландцы рванули через шнеку Гунгнира на судно швабца. На кону стоял сундук полный серебра, наёмники бились отчаянно, никакой пощады. Гюнтер блефовал, численного превосходства у него не было. Наоборот, сорок головорезов, собранных с миру по нитке, противостояли пятидесяти морским разбойникам, привыкшим к бою на палубе. В ход пошло всё: мечи, топоры, копья, ножи, обломок весла и даже зубы.

– Они что, не видят нас? – Ладья Бренко подошла к сцепившимся судам настолько близко, что можно было метать крючья. – Начнём, други.

Андрей сдёрнул брезент с огнемёта, чиркнул колёсиком зажигалки и направил сопло прямо по центру шнеки. Новгородские лучники дали залп, стреляли в общую массу ревущих наёмников, не разбирая, кто островитянин, а кто швабец. Две струи пламени прошлись по головам, вопли ужаса и боли обожженных врагов слились со стонами раненых от стрел.

Гюнтер очнулся от дикой боли в груди, дышать было тяжело, на его животе лежала нога Браги. Ушлый староста получил маленький метательный топор точно в затылок, как раз в тот момент, когда своими загребущими руками пытался отнести сундук на свой корабль.

– Молодец бургундец. – Прошептал Гюнтер, вспоминая вечно молчаливого воина, который в свободное время не предавался распитию бражки, а всегда тренировался в метании своего бродекса.

Швабец приподнялся, и увидел руссов. Одинаково одетые воины освобождали от доспехов, как раненых, так и убитых, складывая их на палубу, ближе к корме судна. Сейчас очередь дойдёт и до него. Ловкие руки бородатого ушкуйника расстегнули ремень, задрали холщёвую накидку, и перевернули швабца на живот. – Добрый панцирь, не иначе воевода, Сеня, подсоби стянуть. – Новгородец разрезал ножом ремешки, и с помощью друга стал стягивать бронь. Сознание вновь покинуло Гюнтера, одна только мысль: – откуда здесь могли взяться руссы, – лишила его чувств.