К двум часам ночи Олег был готов сдаться. Он зашел в туалет, снял еще раз крышку сливного бачка. Потом заглянул в ванную комнату.

— Сергей, ты под ванной проверял?

— Конечно. Весь в паутине до сих пор.

Не зная, что предпринять, Ведяхин перевернул в тазу все грязное белье, потом открыл шкафчик, на стене, и рядом с бритвенными принадлежностями увидел нечто, заставившее его поперхнуться.

— Сергей, подойди-ка сюда, — попросил он рьяного опера ласковым голосом.

Тот сразу появился в дверном проеме, практически перекрыв его своей плотной фигурой.

— Ты чем смотрел? Глазами, или задницей? — сурово спросил Ведяхин.

— А что такое? — удивился тот.

— Это что такое? — кивнул он на желтый брусок, лежащий на полочке рядом с бритвой и кремом для бритья.

— Как что, мыло.

— Зови понятых, кандидат в муровцы!

И стукнул его бруском по голове.

— Это тротил, чудо в перьях!

ГЛАВА 26

Режиссерша, как напившаяся пиявка, отпала от Астафьева едва ли не через час. Уже и Ольга, активно флиртовавшая с каким-то кавказской наружности плейбоем показывала ему из-за его плеча "строгие глаза". И Ольховцев пару раз давал знать, что желает поговорить с девушкой, но та только отмахивалась от него. А Юрию и в самом деле вдруг стало интересно рассказывать о своей работе. Кто его еще мог так слушать? Только Ольга, но это было привычно. А тут такой первобытный интерес. Что сгубило режиссершу, это привычка по ходу разговора лакать крепкое, неразбавленное виски. Мало помалу она хорошенько набралась, а тут и Ольховцев все же прорвался к ее телу, и уволок куда-то в уголок. Оставшись один, Юрий с улыбкой оглянулся по сторонам. Он и сам, невольно, незаметно, но так же хорошо набрался, и все ему сейчас было в кайф. Он еще раздумывал, куда ему податься, но тут он увидел в двух шагах от себя белый пиджак молодожена. Голова Олега Батова была склонена чуть вбок, так, что виднелась прядь длинного чуба, и с этой же стороны был виден круглый затылок Аркадия Левина. Юрий, не спеша, приблизился к этой паре, и услышал, как Батов нервным тоном ответил Левину: — Нет-нет, сейчас не то время. Давайте, встретимся завтра, в офисе.

— Нет уж, Олег Михайлович, давайте все решим именно сейчас. Все уже поднялись наверх, все ждут вас. Это не терпит отлагательств. Завтра мы уже должны выступить с общей позицией.

— Ну, хорошо, если так, то пойдемте.

Они прошли к дальней стене, и на лифте поднялись наверх. Тут к Астафьеву танцующей походкой подплыла его супруга.

— Что, эта покоцанная визажистами мадам вас все-таки бросила? Смотри, муженек, судя по ее внешнему виду, она чистокровная истеричка. Прицепиться, как репей, не отдерешь.

— Ну, насчет этого можешь не говорить, это я и сам знаю. А где ваш этот кавказец? Тоже перебежал к другой, помоложе и покрасивше?

— Этот кавказец, между прочим, владеет доброй сотней гостиниц по всей России, в том числе и той, где мы сегодня остановились. Кстати, очень приятный парень, выпускник Оксфорда, по-английски говорит безупречно.

— А ты откуда это знаешь? — недоверчиво усмехнулся Юрий. — Ты, по-моему, по-английски то не очень.

— Я то нет. А вон он, сейчас, с английским послом разговаривает.

И она показала фужером в сторону бара, но Юрий туда даже не взглянул.

— Слушай, надо бы нам заглянуть в этот самый пентхаус, — предложил он.

— Это зачем?

— Надо. Там, сейчас, похоже, производственное совещание наших золотых королей. Нужно попробовать хотя бы взглянуть на их морды.

Ольга покосилась в сторону лифта.

— Без хозяйки неудобно.

— Ну, вот именно. Давай, ищи ее.

Они нашли Юльку буквально в двух шагах от лифта. Ее собеседником был невысокий, полноватый мужчина лет сорока, с длинными, черными волосами, одетый с претензией на оригинальность, в черное, с вышивкой, пончо. Эта претензия на оригинальность сквозила во всех его движениях, а так же манере говорить, слегка грассируя, и немилосердно растягивая слова. Супруги дерзко вмешались в эту светскую беседу.

— Юлька! — сходу начала Малиновская. — Кто-то нам обещал показать пентхаус? Ну, и где он?

— Сейчас? — хозяйка выказала явную замешательство, словно ее просили показать спальню, где она не успела заправить кровать, и раскидала на видном месте потрепанное нижнее белье.

— Ну, а когда еще?

Неожиданно им пришел на помощь этот самый оригинал в пончо.

— А, в самом деле, Юлечка, моя дорогая, это было бы очень интересно. Я уже наслышан об этом чуде отечественного дизайна.

— Да, познакомьтесь, — опомнилась Юлия, — дизайнер, искусствовед и модельер Антоний Головачев. Главный критик архитектурного журнала «Соломон».

Антоний наклонил голову как истинный римский патриций. Юлия представила Антонию и их, как лучших друзей.

"Наверняка Антон Иванович Головастиков", — насмешливо подумал про себя Юрий, пожимая узкую руку человека от искусства.

— Мне расхваливал этот ваш пентхауз сам Журкин, — продолжил Антоний, — он говорил, что это лучшее, что он сотворил за последние годы.

— Журкин, это архитектор, автор этой квартиры, — пояснила Юлия.

— Ну, значит, надо осмотреть столь чудную достопримечательность, — решил Юрий.

Пользоваться прозрачным лифтом они не стали, пошли по винтовой лестнице, причем женщин мужчины пропустили вперед. Юрию такая диспозиция нравилось, вот что не понравилось, это легкое, но вполне отчетливое, смазывающее касание его задницы рукой искусствоведа. Астафьев невольно обернулся, и взгляд, который он после этого получил от искусствоведа, был достаточно красноречивым. Юрий много был наслышан о подобного вида московской заразе, и этот невинный жест напугал его больше, чем угроза со стороны чеченцев. Как истинный натурал он брезговал подобного рода людей, до ужаса, до рвоты.

"Этого мне еще не хватало!" — подумал он, резко прибавляя ходу.

Каждый из четверки, впорхнувших в пространство пенхауза, первым делом увидел что-то свое. Юлька смотрела на лицо Ольги, Ольга с округлившимися глазами рассматривала место, в которое они попали — огромную, треугольную пирамиду из стекла, с сияющими вокруг звездным небом. По размерам она мало уступала квартире, и здесь было все — посередине этой пирамиды, прямо под вершиной, самая огромная кровать, которую только видел Юрий. "Пять на пять", — прикинул ее размеры Астафьев. Ольгу же больше волновали другие изыски извращенного дизайна: прозрачная душевая комната, и огромная ванна, в которой могли купаться одновременно человек пять, не меньше. Ее автор проекта и хозяева вообще не захотели скрывать от глаз народа, она просто стояла в пяти шагах от кровати. В самом углу был и биллиардный стол, и небольшой, но богатый бар со стойкой, и всем соответствующим оборудованием. Именно бар как раз и рекламировала Юлия:

— Вот, обрати внимание на эту плиту.

Она постучала пальчиком по полированной столешнице темного цвета.

— Это чудо нам привезли из Южной Африки. Редчайший камень, тут пять метров на два. Его можно бить, на нем можно резать, рубить топором, проливать хоть какие напитки — бесполезно. Никакого следа. Стоит это чудо десять тысяч баксов, не считая доставки.

Ольга и искусствовед восхищенно заохали.

Юрий же уже смотрел на людей, явно застигнутых врасплох, а «искусствовед» смотрел на него, наслаждаясь памятным прикосновением на лестнице. Но, главное, что Юрий успел услышать последнюю фразу Левина: — Я расторгну этот договор, если это будет продолжаться в таком виде и дальше…

Их было шестеро: холеных мужчин самого разного возраста. Кроме Левина и Батова Астафьев помнил еще Токарева, и одного из тех двух питерских, подравшихся вчера из-за смазливой блондинки. Бровь его была заклеена лейкопластырем. Между тем женщины щебетали как птички на заре.

— Боже мой, как это все здорово! — восхищалась Ольга. — Юлька, как я тебе завидую! Это такой кайф, спать под открытым небом!