Когда Сократос увидел, что навстречу ему идет только один человек, он усмехнулся, и с довольным видом оглянулся назад, на своих подельников. Подняв руки, он остановил их, а сам пошел дальше. Они встретились ровно посередине, остановились, не доходя друг до друга двух метров.

— Ты один? — спросил Сократос.

— Почему один? Нас много.

— И сколько?

— Двое. Показать тебе второго?

— Ну, покажи.

Юрий поднял руку, и тот час на колокольне церкви вспыхнул свет. Сразу стал видел силуэт человека в черном, в глухой маске на лице, и с пулеметом, направленным в сторону бандитов. До них от колокольни было метров тридцать не больше, так что эта позиция была просто убойной. Этого Сократос не ожидал. А за его спиной Костас кричал в трубку мобильного телефона: — Кипрас, Кипрас, ответь! Если ты слышишь меня, то сними этого пулеметчика с колокольни!

Если бы Кипрас и услышал его слова, то уже ничего поделать не мог. Свет на колокольни погас, и вся она погрузилась в темноту.

Между тем переговоры продолжались.

— Перстень с тобой? — спросил грек.

Юрий вытащил из кармана левую руку, показал надетый на палец перстень. Сократос даже как-то сглотнул слюну. Он был суеверен, и считал, что этот талисман приносит ему удачу. Это еще раз подтвердилось в эти дни. С тех пор, как он лишился перстня, все в его жизни пошло под откос. Ни один его хитроумный план не прошел, ничего из задуманного не удалось привести в исполнение. Он терял свои позиции во всем, в криминальном бизнесе, в связях с полицейскими чиновниками. До того же Либератиса он не мог дозвониться уже два дня. От него шарахались все, кто прежде искал знакомства.

— Где девушка? — спросил Юрий.

Сократос обернулся, и махнул рукой. Открылась дверца машины, один из бандитов вывел вперед закутанную в платок девушку.

— Сними, — велел Юрий. Она сняла платок, и тут же вспыхнули огни фар машины Астафьева.

— Это она! — услышал Юрий идущий из лежащего в кармане мобильника голос Мишки.

Свет фар тут же погас. Юрий кивнул головой, и Сократос подтолкнул девушку в его сторону, а сам протянул руку вперед. Юрий не торопясь, снял перстень, шепнул проходящей мимо Светки: — Бегом в машину!

Он дождался, когда Светка исчезнет в машине, потом поднял руку, показал Сократосу перстень, и, с улыбкой, бросил его в сторону Михаилидиса. Тот еще ловил его, а Юрий бросился, назад, под прикрытие машины. Снова вспыхнули огни фар «Джипа», ослепив глаза бандитов. Но выстрелы начали стучать еще до того, как он успел забраться внутрь. И два увесистых удара в спину бронежилета подсказали ему, что не все киприоты стреляют плохо. Удачей было то, что никто в этом слепящем свете не мог в него толком прицелиться. А в монолог оружия уже вступил своим басовитым гулом пулемет. Как минимум половина бандитов стреляли из пистолетов и двух «Узи» по колокольне, но лишь через полминуты Сократос понял, что на самом деле вспышки пулеметных выстрелов разрезают тьму вовсе не оттуда, а со склона той самой горы, где должен был сидеть Кипрас. А рядом уже падали его люди, и Михаилидис понял, что вся его идея провалилась. Огромными прыжками он помчался к своей машине. При этом его опередил один из его людей, прыгнувший за руль. Тут еще Сократосу помог старый, мудрый Костас. С началом перестрелки он, укрывшись за машиной, и поняв, что расчет на Кипраса не удался, не стал стрелять ни в кого из людей, а открыл огонь по мощной лампе, освещавшей стоянку. Свет погас, и у машины Астафьева к этому времени была разбита одна фара, так что Георгий уже плохо видел свои мишени в прицел пулемета. Правда, некоторые помогали ему в этом, стреляя в его сторону, и он бил уже точней, по вспышкам. При этом грек скрипел зубами от злости, он потерял из виду Михаилидиса. Лишь когда одна из бандитских машин, тот самый «Порше» резко сорвалась с места, и начал удаляться, он понял, где находиться Сократос. Георгий дал длинную очередь, выбившую у машины лобовое стекло, ранившую водителя, и убившую прыгнувшего на заднее сиденье Костаса. Но при этом ни одна пуля чудом не задела Сократоса. Бедный Костас и тут прикрыл своего шефа своим телом. Машина мчалась вперед, стонал раненый в плечо водитель, а в свете фар показалась грузная, пошатывающаяся фигура.

— Кипрас! — узнал его шофер.

Это был, в самом деле, Кипрас. Он очнулся минут десять назад. С трудом, еле дыша пробитыми собственными ребрами легкими, он спустился вниз и вышел на дорогу.

— Гони! — крикнул Сократос, понимая, что только скорость может сейчас его спасти. Они сбили раненного вышибалу, отлетевшего далеко в сторону, и помчались дальше.

Вверху, на горе, Георгий зарычал от злости, подхватил пулемет, и помчался, но не вниз, а вверх, в горы. Родные горы он знал гораздо лучше бандитов. Так что, когда машина отъехала уже на несколько поворотов, и Сократос радостно поцеловал свой любимый перстень, им вдогонку опять застучал пулемет. Шофер резко вскрикнул от боли, и начал заваливаться на Сократоса. Тот одной рукой перехватил руль, второй придержал раненого. Затем, изловчившись, он сумел открыть дверь, и, на полном ходу, выкинул водителя на обочину. Вскоре выстрелы перестали греметь, и бандит окончательно решил, что все для него кончилось. Он снова поцеловал свой талисман. Он не знал, что впереди есть еще одна засада, самая несерьезная из всех тех, в которые ему пришлось сегодня попадать.

Янгелос Папандреу был вооружен скромным револьвером Смит-Вессон калибра девять миллиметров. Со стволом в семь сантиметров тот мог убить человека метров на пятьдесят, не больше. Но, когда следователь рассмотрел, что за рулем промчавшегося мимо, безнадежно продырявленного «Порше» сидит никто иной, как Сократос Михаилидис, он не медлили ни секунды. Выскочив на дорогу, он поднял револьвер и старательно выпустил вслед машине все шесть патронов. В Сократоса, он, конечно, не попал, но зато одна из его пуль чисто случайно пробила одну из трубок тормозной магистрали. Так что, на очередном повороте, нажав на педаль тормоза, грек внезапно почувствовал, что тяжелая машина очень плохо тормозит. Ему пришлось сбросить скорость. Сократос нервно оглянулся, заметил где-то далеко, за бесконечными поворотами серпантина, огни фар. Он усмехнулся — погоня была слишком далеко. Но, снова взглянув на дорогу, он нервно вскрикнул, и, крутанув руль вправо, нажал на педаль тормоза. Старая, французская «Симка», промчалась мимо, они избежали столкновения, но как ни жал Сократос на тормоза, машину все же вынесло с дороги, она подпрыгнула, и, с грохотом ударившись днищем о камни, автомобиль остановился. Мотор работал, но машина не двигалась с места, а впереди была какая-то странная чернота, которую никак не могли рассеять огни фар. Сначала Сократос ничего не понял. Он выключил зажигание, и потянулся вперед, чтобы рассмотреть, что за ерунда у него впереди по курсу. Но машина вдруг плавно качнулась вперед, и в поле зрения Михаилидиса появилось целое море огней. Он вдруг понял, что его машина висит на самом краю обрыва, и внизу, под ним, целый город, Ларнак. Он откинулся на спинку кресла, машина качнулась обратно, и огни исчезли. Сократос хотел перелезть на заднее сиденье, но машина снова угрожающе наклонилась вперед. Он был в ловушке. Михаилидис застыл, мозг его торопливо искал выход, из создавшегося положения, и не находил. Тут сзади зашелестели шаги, и дребезжащий голос произнес: — Вы живы, сын мой?

Сократос покосился в зеркало заднего вида. Это был священник, водитель той самой «Симки». Он даже вспомнил, что он знает его. Тот делил один приход с покойным отцом Василисом.

— Жив я, жив! — стараясь говорить спокойно, ответил он. — Святой отец, помогите мне, подержите машину, пока я из нее не выберусь.

Между тем и святой отец присматривался к водителю, попавшему из-за него в такую странную ситуацию. Этот голос и эту волосатую голову он уже явно где-то видел. Тем более его неприятно поразила серьга в ухе этого учтивого джентльмена. Он начал что-то припоминать, а потом задал вопрос в лоб: — Скажите, сын мой, а вы случайно, не Сократос Михаилидис?