Изменить стиль страницы

Продолжение сексуальных похождений верховного командования вермахта в не менее экзотической компании, майор не повторялся, Гюнтеру удалось выслушать в штабном подвале второго батальона, его правофлангового соседа. Впрочем ему уже было всё равно. Трофейная русская водка прекрасно притупляла патриотические порывы, веселила, требовала совершения необдуманных и нелогичных поступков. Гюнтер впервые стал понимать русских, хлебнув этой огненной жидкости, можно было вести себя только так, как поступал противник.

– Вот чему нужно поучиться у русских, – бубнил уже изрядно пьяный майор Хенне, – так это изготовлению водки, с которой нашему шнапсу не сравниться.

– Если бы только этому. – Включился в разговор начальник штаба батальона обер–лейтенант Рейхельт, который не выходил из пьяного состояния с тех пор, как их батальон захватил склад с водкой. – А русские танки, а их штурмовики, а, наконец, эти проклятые миномёты с калибром в двенадцать и шестнадцать сантиметров.

Гюнтер согласно кивал. Сюда можно было добавить и крупнокалиберные пулемёты, под огонь которого на второй день войны попала его рота, и противотанковые ружья, которые жгли лёгкие панцеры как спичечные коробки, и даже подбивали Pz–3 и Pz–4 на малых дистанциях. Ходили слухи и о каком–то новом оружии, под огонь которого ему пока не приходилось попадать. Но слухи настолько ужасные, что становилось страшно заранее.

Только русская водка могла объяснить его желание прорываться в свой батальон вдоль передовой. Трезветь Гюнтер начал после первого обстрела, окончательно придя в норму, когда в относительной близости рванула тяжёлая мина шестнадцатисантиметрового калибра. Впрочем он прихватил с собой пару бутылок, опытный в деле потребления данного напитка Рейхельт настоятельно советовал принять пару рюмок после прорыва в свою часть. Если конечно повезёт остаться в живых.

Гюнтеру повезло. И даже бутылки с водкой остались целы. Возникло искушение выпить рюмку сразу, появилась мелкая дрожь в пальцах, организм избавлялся от избытка адреналина, впрыснутого в кровь при прорыве вдоль передовой. Но не хотелось разочаровывать фельдфебеля Мюллера.

Гюнтер торопливо извилистыми ходами сообщения, повторяющими изгибы разрушенных улиц, пошёл к своему командному пункту. Возникло искушение заглянуть в свою бывшую роту, но Гюнтер сразу отмёл его. Там придётся отвечать на вопросы, и отвечать правдиво. Врать старым боевым товарищам, с которыми прошёл Польшу и Францию, мерзко и противно. Пусть врёт им Курт, который сменил его на должности командира роты. Кстати, нужно вызвать его самым первым, не помешает посоветоваться.

В подвале командного пункта батальона его встретила тишина. Начальник штаба ушёл инспектировать свою бывшую роту. Не было и всех остальных офицеров. Гюнтеру вдруг стало понятно, что они так и не стали полноценным командованием. Каждого из них тянет в свою бывшую роту. Конечно, если бы повышение в должности происходило как обычно, многих проблем удалось бы избежать, попросту посоветовавшись с предыдущим командиром. Но предшествующий ему командир батальона, да и весь штаб тоже, сгорел в бронетранспортёре, попавшем под удар русской артиллерии.

Оставшись один, пришлось для этого выпроводить нового ординарца под предлогом сбора офицеров, Гюнтер последовал совету обер–лейтенанта Рейхельта и выпил рюмку огненного напитка, который русские вполне успешно выдавали за обычное спиртное. Подождал несколько минут и добавил ещё одну, ведь Рейхельт рекомендовал именно две рюмки. Чувствуя как потёк по жилам жидкий огонь, Гюнтер начал понемногу успокаиваться, и даже приказ фюрера перестал казаться предательством по отношению к нему и его солдатам. Тянуло добавить ещё, но Рейхельт предупреждал его, что нужно подождать и Гюнтер последовал совету более опытного в этом деле товарища.

Иван заметил немца, пробирающегося прикрываясь линией развалин, которые когда–то гордо назывались улицей, стоило тому только показаться в пределах досягаемости. Он не торопясь навёл пулемёт на место предполагаемого появления своей цели, но тот оказался очень умелым противником, ни разу не позволив полноценно прицелиться. Иван переводил ствол вслед чересчур прыткому «"гансу"», ожидая когда он приблизится к подбитым немецким танкам. За ними было сразу метров двадцать совершенно открытого пространства, на котором он и собирался остановить своего противника. Наконец немец переместился за крайний сожжённый танк и остановился. Иван нашёл прицелом край брони танка, ожидая появления немца. Выбрал слабину курка, успокоил дыхание.

Немец не спешил, понимая всю свою уязвимость на последнем участке. Иван тоже не торопился. Этот «"ганс"» уже был трупом, несколько секунд ожидания ничего не решали. Вдруг его плеча коснулась рука взводного.

– Пусть дальше бежит, Ковалёв, нам незачем тревожить немцев раньше времени. – Взводный посмотрел на часы, на Солнце неторопливо перемещающееся над горизонтом, и добавил. – Попугай, конечно, но отпусти живым.

Иван недовольно кивнул головой. Если начальство велит отпускать врага, то оно имеет на это какие–то причины. Впрочем причины уже были видимы невооружённым глазом, накапливавшаяся за его спиной пехота ясно говорила, что трёхдневная передышка закончилась, и скоро опять придётся идти в атаку.

Наплывающий со спины гул заставил повернуть голову. Из–за далёкой линии горизонта выплывал ровный строй бомбардировщиков. Последующий за артподготовкой налёт авиации должен был вызвать у немцев ощущение, что на сегодня всё уже закончилось. Все предыдущие дни командование обработку немецких позиций строило всегда по одному плану: артиллерийский обстрел из постепенно увеличивающихся калибров, накрытие минами большого калибра и, напоследок, бомбардировка несколькими волнами авиационных налётов. Такой шаблонный подход вызывал недоумение у бойцов, но теперь всем стало понятно. Привыкшие к порядку немцы непременно должны расслабиться.

Иван бросил короткий взгляд на танки. Немец пока не торопился, ожидал когда подползут бомбардировщики. Иван передвинул прицел на бруствер немецкого окопа. Вот уже первая линия самолётов проскочила линию передовой. Наконец и немец сделал рывок, проскочил открытое пространство и перевалился через бруствер. Как только он скрылся в окопе, Иван рубанул длинной очередью по брустверу, провожая своего врага. И мгновенно скрылся за стеной, ожидая ответной очереди. Но её не было, не то что в первые дни. Тогда немцы поливали огнём всё, что считали опасным. Но теперь экономили патроны. Да и непрерывные обстрелы трёх прошедших дней приучили немецкую пехоту сидеть в укрытиях.

Иван снял пулемёт с подоконника, отсоединил диск, стал неторопливо набивать расстрелянные патроны. Закончив работу защёлкнул диск на место, достал кисет и стал сворачивать самокрутку. Похлопал себя по карманам и недовольно сморщился, спички остались в подвале. Посмотрел по сторонам, увидел своего командира отделения.

– Сержант, спички есть?

Тот кинул ему коробок. Иван прикурил, вернул спички хозяину и привалившись спиной к стене с наслаждением втянул дым. В комнате, в которой обычно держали оборону он и ещё один боец, собралось всё его отделение. Заскочил в очередной раз взводный, переговорил с сержантом и побежал через пролом в соседнюю комнату. Та была побольше размерами и через развороченную противотанковой гранатой стену было видно, что в ней сидели бойцы второго и третьего отделения. Значит кто–то сменил их в соседнем здании. Подсел сержант, спросил:

– Куревом угостишь?

Иван протянул ему кисет, сержант свернул цигарку, прикурил от Ивановой самокрутки, по примеру своего пулемётчика откинулся к стене.

– Уплотнили нас? – Спросил Иван, кивая на соседнюю комнату.

– Прислали на наш участок ещё один батальон. – Ответил сержант, поёрзал устраиваясь поудобнее. – Спать охота. Я покемарю, ты толкни меня, если начальство покажется.

Сержант прикрыл глаза и мгновенно провалился в сон. Забытая им самокрутка дымилась в откинутой правой руке, левая же по привычке прижимала к себе приклад ППШ. Дремали и остальные бойцы отделения, иногда вскидываясь от громкого звука. Отделение вместе с сапёрами ходило ночью в разведку, изучать подходы к немецким позициям. Только Ивана отставили, и сейчас он отрабатывал свой ночной отдых, сторожа покой отделения.