Надо позвонить сестре и спросить. Господи, о чем он только думает. Видимо, все-таки здорово долбанулся головой.

— Итак, искусство вечно, — вслух сказал Вадим.

— Какое точное замечание, — иронически отметил вошедший в комнату Малюков. — Андрей Петрович, Орлов после своего героического падения начал говорить необычайно афористично.

— Давайте простим ему это отклонение, — сказал Кафтанов, — он отоспится и вновь станет излагать мысли в свойственной ему манере. Не забывайте, что в его нравственном становлении сыграла некую роль его сестра, хозяйка интеллектуального салона.

Малюков внимательно посмотрел на Кафтанова. Лицо генерала оставалось служебно-непроницаемым.

— Итак, — продолжал Малюков, — обыск закончен в двадцать два тридцать пять. Кое-чего по мелочи нашли, пора и по домам.

— Распорядись, Вадим Николаевич, — сказал Кафтанов, — пусть изъятое доставят в департамент и насчет засады. Вас довезти, товарищ советник? Несмотря на ваш высокий чин, машины вам, как и прежде, не предоставляют.

— Увы, — Малюков развел руками.

— До завтра, Вадим, — Кафтанов протянул руку Орлову, — ты, как всегда, молодец. Только прошу тебя, не забывай, что тебе не тридцать, а…

Вадим усмехнулся.

Он раздал все необходимые приказания. Четко оговорил задание остающимся в засаде офицерам и спустился во двор.

У подъезда стояли серые «Жигули» — фургон. Марина, прислонясь спиной к дверце, курила.

— Марина, вы…

— Я подумала, что вдруг понадоблюсь вам.

— Мне так неловко, я втравил вас в эту историю.

— Вам больно? — Она провела ладонью по щеке Вадима.

И он внезапно прижался к этой ладони, мягкой, пахнущей бензином, табаком и неуловимой прелестью горьковатых духов.

— Давайте я отвезу вас, — сказала она.

— У меня машина…

— Лучше я. Только за руль я вас не пущу.

— Спасибо.

В салоне машины пахло теми же горьковатыми духами. Вадим откинулся на сиденье и ему внезапно захотелось курить. И он вспомнил, что не курил весь вечер.

Они въехали в Столешников, полутемный и поэтому особенно красивый.

— Это мой дом, — сказал Вадим. — пойдемте попьем кофе.

— К Вам? — удивленно спросила Марина.

— Конечно, ко мне.

— А как воспримет ваша жена столь поздний визит незнакомой дамы?

— А у меня нет жены. У меня есть сосед Валера Смагин, дивный парень, киносценарист.

Марина повернулась к Вадиму и посмотрела на него долго и внимательно. Потом открыла дверь и сказала:

— Что ж, пойдем знакомиться с соседом киносценаристом.

Поднимаясь по лестнице, Вадим мучительно пытался вспомнить, все ли в его комнате в порядке, но было поздно, они уже подошли к двери.

— Прошу, — он посторонился, пропуская Марину.

Валерка был занят любимым делом, он сидел в кресле под телефоном, висящим на стене, поставив на маленьком столике пепельницу из снарядной гильзы. Рядом лежала пачка сигарет и зажигалка.

— Да, дорогая, конечно, он был не прав… — басил Валера в трубку.

Увидев Марину, он ошалело замолчал, потом проговорил скороговоркой:

— Ниночка, приехал мой режиссер из Ташкента, я позвоню позже.

Он бросил трубку на рычаг и вскочил.

— Орлов, что у тебя с головой и где ты взял это чудо?

— На улице, — ответила Марина, — все произошло на улице.

— Минутку, — Смагин скрылся за дверью своей комнаты.

— Входите, Марина, — Орлов пропустил ее вперед и зажег свет. Слава Богу, в комнате все было в порядке.

Валера появился через минуту. Он был в новых пронзительно-синих джинсах, роскошных черных мокасинах и в рубашке, напоминающей форму латиноамериканских генералов. Она была затейливо украшена нашивками, погонами, карманами и эмблемами.

— Ты словно в Дом кино собрался, — уязвил его Вадим.

— Ты грубый человек, я пришел произвести впечатление на даму. Меня зовут Валерий Смагин, я разведен.

— Вы считаете это достоинством? — спросила Марина.

— Нынче спрос на одиноких мужчин. Разве я не прав?

— Правы.

— Валера, у нас есть чего закусить?

— Конечно. Ты утром дал мне десятку, и я как проворный фуражир кое-чего достал. У меня даже есть коньяк.

— Я, к сожалению, за рулем — развела руками Марина.

— Святое. Зато я организую замечательный кофе.

— Ты развлеки Марину, а я пойду приведу себя в порядок.

— Меня не надо развлекать, Вадим, я лучше помогу Валере.

— Марина, помогите мне снять повязку.

— Зачем?

— У нас есть пластырь, и ссадину на лбу лучше заклеить им.

— У нас есть все, — усмехнулся Валера, — все, что надо для оказания первой медицинской помощи. Вадим был чемпионом по прикладным видам спорта.

— А такое часто бывает? — прищурилась Марина.

— Бывает. Один раз его собирали по кускам.

— Пойдемте в ванную, Вадим, — Марина повернулась к Орлову.

— Сейчас, я только возьму во что переодеться.

— Да, — со знанием дела констатировал Смагин, — костюм можно выкинуть, а жаль.

— Жаль, — усмехнулся Вадим, — я за ним аж в какое-то Орехово-Кокосово ездил и еще в очереди промаялся полдня.

— А разве офицеры милиции не пользуются преимущественным правом захода через задние двери? — усмехнулась Марина.

— Возможно, и есть такие, — жестко ответил Вадим, — но их надо гнать из милиции и судить.

Марина внимательно посмотрела на него.

— Пойдемте, — сказала она.

Ванная комната удивила ее ухоженностью и чистотой.

— Садитесь, — сказала она, — на край ванны.

Она намочила повязку, умело разбинтовала, протерла рану перекисью. Крови почти не было, но шрам наверняка останется.

— У вас останется шрам, но ничего, это украшает мужчину, — пошутила она.

— А вам нравятся мужчины со шрамами? — Вадим следил за ее пальцами, ловко режущими пластырь.

— Я врач, мой милый сыщик. Врач. Я предпочитаю, чтобы их не было. Я три года работала в Афганистане, там я насмотрелась на шрамы. Вадим совершенно иными глазами посмотрел на эту тонкую и красивую женщину. Вот откуда у нее почти мужское спокойствие и решительность. Странная штука жизнь. Ведь случайная пуля душмана могла попасть именно в нее, и тогда не было бы этого вечера, наполненного предчувствием счастья.

Они ели тосты с сыром и колбасой и пили кофе. Никогда еще Вадиму кофе не казался таким вкусным. Они с Валерой налили по рюмке коньяку, и ему стало тепло и хорошо.

И вдруг зазвонил телефон.

Вадим автоматически взглянул на часы было ноль тридцать.

Телефонный звонок, словно плетка, стеганул Марину. Неужели опять он уедет в свой непонятный мир, где, как в кино, стреляют из пистолета, режут ножами, бьются на машинах. Мир, в котором в любой момент может погибнуть этот красивый, умный, отважный человек.

— Орлов, — Вадим поднял трубку.

— Слушай, Орлов, — услышал он бойкую скороговорку сестры. — Что ты там творишь? Ко мне приехала вся в слезах Ларочка Лесоковская, тебе знакома эта фамилия?

— Знакома.

— Ты сошел с ума. Врываешься в дом, оскорбляешь известного композитора…

— Лауреата.

— Да, представь себе и лауреата тоже. Твоя ирония неуместна. Устраиваешь погром, грозишь, хамишь. Ты позоришь семью. Меня, Славу, Нинку. Тебе закроют двери в приличные дома.

— Если ты считаешь приличными домами те, где скупают краденое, то пускай закрывают. Вот что, Алла, ты не звони мне больше по поводу своих светских знакомых.

— Ты идиот, у них связи, я умоляла ее не писать на тебя телегу…

— Пусть пишет, — Вадим бросил трубку.

— Дорогая сестра? — спросил Валера.

— Именно.

— Пытается влиять на ход следствия?

— Что-то в этом роде.

Марина, сидя в кресле, курила, наблюдая за этими людьми, которые внезапно стали для нее понятными и близкими. Она вслушивалась в веселую пикировку мужчин, чувствуя по-женски, что эти два человека за веселой иронией скрывают глубокую нежность друг к другу.

Ей было хорошо в этой комнате, так не похожей на квартиры многих ее знакомых. И так не похожей на квартиру Бориса. Он жил в вылизанном, обставленном дорогой мебелью музее. Из каждой командировки за рубеж он привозил вещи, придававшие его жилищу респектабельность и подчеркивающие положение хозяина.