Денис подошел к шалашу журналистки.
– Мисс Эвелина, как вы себя чувствуете? Пора готовиться к ужину.
– Я слышу, м-р Крымов, – Эвелина вышла из шалаша, окинула Дениса быстрым взглядом. – Вы сделали новое приятное открытие?
– То есть? Почему вы так решили?
– Потому что вы совсем не умеете управлять своим лицом, и оно сияет так, словно вам по крайней мере посчастливилось выиграть на скачках.
– Вы скажете, мисс Эвелина! – деланно рассмеялся Денис, поспешно запахивая ворот рубашки. – А скачки, кстати говоря, меня никогда не интересовали.
– Жаль! – коротко бросила американка. – Там вы могли бы кое-чему научиться.
– Чему же, например?
– Хотя бы умению отличать истинных призеров от подставных.
– Браво, мисс Эвелина! – осклабился Курт. – Уж вы, конечно, не ошиблись бы в делах такого рода. А кстати, Крымов, где ты в самом деле пропадаешь целыми днями, что ищешь здесь, на острове?
– Он ищет золото,- усмехнулась журналистка.
– Золото?! – Курт перестал даже поворачивать вертел с дичью.
– А почему бы и нет? – спокойно ответил Денис.- На таких островах, как я слышал, пираты любили прятать награбленные сокровища. А так как наш остров не стоит на месте, то вернуться к нему и забрать эти сокровища они естественно не могли.
– А ты не шутишь?
– М-р Крымов никогда не шутит,- снова усмехнулась Эвелина.
– Но если ты найдешь такой клад, то ведь и мы с тобой… К тому же, остров мой. Нет, я не претендую, конечно, на все золото, но какую-то долю…
– Будьте покойны, Курт, Крымов человек не жадный, – продолжала подтрунивать журналистка, явно намекая на какую-то оплошность Дениса. Но он упорно старался избегать ее многозначительных взглядов. Зато Курт, торопливо пересказывая что-то Гансу по-немецки, казалось, готов был просверлить американку глазами.
Наконец журналистка не выдержала.
– А вам не кажется, что не совсем прилично говорить в обществе на языке, который не всем понятен?
– Нам это кажется, дражайшая Эвелина, – ответил Курт. – Но Ганс не знает вашего универсальнейшего английского языка. Что же ему молчать, как рыбе?
– А Ганс и без того молчит. Говорите только вы.
– Не будем ссориться по пустякам, – остановил их Денис. – Присаживайтесь к костру, птица, должно быть, готова.
Эвелина холодно поблагодарила его и за всё время ужина не произнесла больше ни слова. Зато Курт и Ганс болтали теперь без умолку и словно состязались в том, кто больше съест. Можно было только поражаться, с какой ловкостью работали они руками и челюстями. После Ганса не оставалось даже костей.
Наконец с дичью было покончено. Журналистка встала.
– Вы не хотите пройтись, м-р Крымов?
– Я столько исходил сегодня…
– А я засиделась здесь. Может, составите мне компанию?
– Но ведь уже вечер.
– Вы что, боитесь темноты? – Эвелина незаметно указала глазами на немцев.
Денис понимающе кивнул, постарался придать голосу игривый тон.
– Кто же боится темноты на прогулке с девушкой, мисс Эвелина?
– О, вы начинаете подавать надежды, м-р Крымов! – рассмеялась журналистка, подделываясь под его тон. – Но я рассчитываю вернуться до темноты в лагерь.
Они спустились к океану и направились в сторону Китового мыса. Там, неподалеку от скалы возвышалась над водой небольшая закрытая со всех сторон терраска, на которой лежала поваленная ветром лесина. Эвелина опустилась на нее, жестом пригласила сесть Дениса.
– Так у вас, в самом деле, нет новостей?
Нет, я же сказал.
– Тогда я должна «обрадовать» вас кое-чем. Боюсь, вам придется все-таки пожалеть о том, что привели этого второго немца. Я немного знаю немецкий. А наши молодцы, не подозревая об этом, говорили так, что я могла их слышать даже в своем шалаше.
– О чем же они говорили?
– О великой Германии, о боевом немецком духе, об избранной арийской расе. Обычный фашистский бред. Но кое-что в их болтовне заставило меня насторожиться. Этот Ганс совсем, оказывается, не матрос и вообще не моряк, а какой-то проходимец-авантюрист, по которому давно плачут тюрьмы.
– Вот как!
– И он не так болен и слаб, как нам с вами показалось. Впрочем, сегодня за ужином он доказал это лучше всяких слов.
– Но все это еще, знаете…
– Да, все это еще цветочки. Слушайте дальше. Поняв, что за тип его соотечественник, Курт начал убеждать Ганса, что это он, Курт, спас его в океане, а вы, лишь выполняя волю Курта, приволокли Ганса в лагерь, причем сделали это против своего желания.
– Ну и на здоровье! Не переубеждать же мне его.
– Переубедить его вы не сможете, он ни английского, ни русского языка не знает. Да и Курт не допустит этого, можете мне поверить.
– Так шут с ними, с обоими! Пусть Курт строит из себя хоть Христа-спасителя, если ему так нравится.
– Дело не в том, что ему нравится, а в том, чего он хочет добиться. Добивается же Курт одного – чтобы у него был союзник или, если хотите,- преданный сообщник. Он замышляет отчаянную авантюру: собирается запродать этот остров Пентагону или генштабу НАТО под военную базу и хочет сорвать за это солидный куш.
– Вот это уже серьезно.
– Серьезнее, чем вы думаете. Потому что единственным препятствием на пути к этой цели Курт считает вас. А любые препятствия люди, подобные Курту, не задумываясь, уничтожают. До сих пор ему было не просто справиться с вами. Все-таки вы не Жан.
– А вы по-прежнему полагаете…
– Я ничего не полагаю. Просто здраво смотрю на вещи. Теперь положение меняется. У них, кажется, уже созрел план.
– Спасибо за предупреждение.
– Благодарить меня не за что. Я едва ли смогу помочь вам. Но самому вам следует быть, конечно, осторожнее. Не подставлять немцам спину и не дразнить их всякого рода проектами международных научных станций.
– Но и превращения острова в военную базу я не допущу!
– Каким образом?
– Не знаю еще. Трудно сказать, как развернутся события. Но отныне это будет главной целью моей жизни.
Журналистка посмотрела на него долгим оценивающим взглядом:
– Ну, что же, может быть, вы и добьетесь своего. А я пойму наконец загадочный русский характер.
– При чем здесь русский характер? Я уверен, что так же поступил бы на моем месте любой порядочный человек.
– Понятие порядочности всегда было условным. Ваша собственная судьба висит на волоске. Поймите же, странный вы человек, Курт мог еще сносить ваши идеологические шпильки, мог простить вам ваше моральное превосходство, но когда дело касается денег, больших денег… В таких случаях эти люди становятся беспощадными.
– Что же вы предлагаете, смириться с тем, чтобы это уникальнейшее творение природы стало носителем смерти?
– Не знаю. Я понимаю вас, сочувствую вам, но… Сами видите, как складываются обстоятельства. Их теперь двое. И я посоветовала бы вам не уходить пока одному с базы. Они могут в любой момент расправиться с вами.
– А что помешает им сделать это здесь, в лагере?
– Такие вещи делаются без свидетелей.
– Да, но…
– Но что помешает им убрать вместе с вами и меня, это вы хотите сказать?
– Допустим…
– Не вынуждайте меня говорить больше, чем позволяет мое достоинство, Крымов. Просто поверьте на слово, у Курта есть причины не покушаться на мою жизнь.
– Хорошо. Но кто позаботится о провизии, кто пойдет за рыбой, за яйцами?
– Можем ходить вместе, если хотите. Можете послать Ганса, рассказав ему, где и как вы рыбачите. Уверяю вас, он справится с этим не хуже вас. Кстати, сегодня он уже приносил яиц и каких-то съедобных кореньев. Словом, я прошу вас…
– Нет, мисс Эвелина, я тоже не могу сказать вам всего, но завтра утром мне придется уйти из лагеря. Я должен буду уйти. И надолго.
– Должны?! – брови журналистки удивленно приподнялись.- Вы снова что-нибудь нашли? Или встретили еще какого-нибудь скитальца?
– Простите, Эвелина, больше я вам сказать пока ничего не могу.
– Ну что ж! Я и не требую этого. Но если вас убьют…- голос ее задрожал.- Если вас убьют, я не переживу…