Глава XXVII. ПОСЛЕДНИЕ «НАСТАВЛЕНИЯ» ТОРКВЕМАДЫ
Изгнание иудеев – высшее достижение, венец всей жизни Торквемады, зенит его деятельности. С этого момента значительность предпринимаемых им мер идет на убыль, поскольку ситуация в основном уже укладывалась в намеченные рамки.
Тем временем в Риме – в том же 1492 году – на трон Святого Петра взошел новый папа – Родриго Борджа – под именем Александра VI. Из его рук Торквемада получил конфирмацию на занимаемом высоком посту – конфирмацию, которая изобиловала пышными похвалами и выражениями любви, вообще-то не свойственными папским буллам, и заставила многих поверить, что Александр относился к Торквемаде и к Святой палате с особой благосклонностью. Однако попытки этого папы обуздать чрезмерную суровость Великого инквизитора были менее вялыми – мы не осмелимся сказать более энергичными, – чем попытки Сикста IV и Иннокентия III. Именно Александр, устав от потока жалоб, в конце концов ухитрился добиться отставки настоятеля монастыря Санта-Крус.
Но она последовала не сразу. Ей предшествовал грандиозный скандал, связанный с тем, что Святая палата вновь стала отменять купленные ранее тайные отпущения. К Святому Отцу поступали энергичные обращения, осуждающие деятельность Великого инквизитора, и Святой Отец, действуя по совету Апостольского суда, поспешил отослать бреве об отпущении. Торквемада, вновь оскорбленный вмешательством в дела, находящиеся под его юрисдикцией, обратился с жалобой к монархам и, объединившись с ними, выразил папе свой протест. Тот благодушно отменил оплаченные бреве – или ту часть отпущения, которая затрагивала вопросы, касающиеся светского суда. Поскольку деньги были уже получены, можно было утверждать, что отпущения действительны лишь в рамках трибунала совести – уже известный нам метод аргументации.
Теперь враги Торквемады в Испании проявляли тревожное оживление. Но, защищенный королевской протекцией, этот старик неуклонно и бесстрастно продолжал идти по стезе нетерпимости, не отступая перед угрозами.
Сознавая, что многие ненавидят его, он мог гордиться обрушившимися на него проклятиями: злоба неверных делала его свершения более желанными Богу. Но, с каким бы спокойствием Торквемада ни противостоял вражде духовной, он принимал меры, дабы оградить себя от ее мирских проявлений. Что Великий инквизитор постоянно опасался покушения, доказывает не только тот факт, что он никогда не выезжал без многочисленного эскорта вооруженных братьев, но и то, что он никогда не садился за трапезу, если на столе не было кубка из рога носорога – амулета от яда.
Торквемада столь произвольно и самонадеянно расширил сферу своей автократической юрисдикции, что вскоре узурпировал функции мирских судов, чем вызвал глубочайшее негодование. Он вел дела Святой палаты таким образом, что все другие суды королевства оказались подчинены ей, а если где-то судьи, возмущенные диктатом, пытались противиться или хотя бы позволяли себе поставить под сомнение права Торквемады, их – как это было в случае с капитан-генералом Валенсии – немедленно обвиняли в недостатке религиозного рвения и даже предъявляли обвинение в противодействии Святой палате. Их заставляли подчиниться унизительной епитимье, которая для судьи означала полную потерю уважения и престижа. И такова была власть, приобретенная этим человеком, что жалобы или призывы к монархам стали совершенно бесполезными.
Между тем противники Торквемады благодаря его же действиям приобрели двух влиятельных посредников в отношениях с папой – двух влиятельных адвокатов, способных успешно представлять их интересы в Апостольском суде – в лице епископа Сеговии Хуана Ариаса д'Авила и епископа Калаорры Педро д'Аранда.
Бешеная ненависть Торквемады к людям еврейской крови отнюдь не ограничивалась теми, кто исповедовал закон Моисеев. Она распространялась и на принявших крещение, и на их потомков, подогревала его недоверие к ним.
Это проявилось в преследованиях двух упомянутых епископов, которым они подверглись, несмотря на папский декрет, запрещающий инквизиторам преследовать прелатов, защищенных особыми распоряжениями Его Католического Святейшества.
Епископ Сеговии – Хуан Ариас д'Авила – был внуком еврея, принявшего крещение во времена царствования Энрике IV и добившегося столь почетного положения в королевском суде, что король пожаловал ему дворянский титул. Учитывая высокое церковное положение, достигнутое внуком – теперь уже старым человеком, – можно было предположить, что последний надежно защищен от выпадов инквизиторов в отношении проступков против веры, совершенных его предком! Но, страшный в усердии своем, Торквемада разворошил дела против давно умерших обращенных, обвинил предка в возвращении к иудаизму незадолго перед смертью и учредил расследование, которое неизбежно влекло за собой лишения, разжалование и бесчестие епископа. Льоренте писал:
«Достаточно было умершему еврею при жизни быть удачливым и богатым, чтобы усмотреть повод для подозрения в измене христианской религии – такова враждебность к людям еврейской крови, таково желание уничтожить их, таково алчное стремление завладеть их собственностью».
Этим проискам д'Авила противопоставил стойкое упорство и направил папе обращение, в результате чего Торквемада испытал первое серьезное противодействие. Папа приказал ему придерживаться буквы закона и оставить это дело на рассмотрение Апостольского суда (как надлежало поступить в соответствии с законом). Туда же направился и епископ, чтобы уберечь прах деда от надругательства. Он был милостиво принят папой, который присудил ему победу в тяжбе с Торквемадой, и память о предке была освобождена от груза обвинений.
К тому же, д'Авила не только получил очень любезный прием в Ватикане, но и сумел в ходе слушаний зарекомендовать себя с наилучшей стороны, благодаря чему был приставлен к кардиналу Борха (племяннику Александра), когда тот в качестве папского легата направился в Неаполь на коронацию Альфонсо III Арагонского.
Менее удачливым оказался Педро д'Аранда – другой опальный епископ. И в этом случае расследования были учинены по поводу возвращения к иудаизму его умершего отца – еврея, принявшего крещение во времена Святого Винсента Феррера.
Слушания дела происходили в Вальядолиде, но инквизиторы и ординарий епископства разошлись во мнениях, и в 1493 году епископ в сопровождении своего внебрачного сына Альфонсо Солера отправился в Рим, чтобы собственноручно вручить папе прошение. Папа принял его с величайшей благосклонностью. Его Святейшество издал бреве, запрещающее инквизиторам продолжать следствие по делу епископа д'Аранда и объявляющее о передаче соответствующих материалов епископу Кордовы и настоятелю монастыря бенедиктинцев в Вальядолиде.
Пересмотр дела привел к вердикту, полностью благоприятному для епископа, и память отца была очищена от выдвинутых обвинений. Но несчастья сына на том не закончились. Торквемаде не понравилось, что добыча так легко вывернулась из когтей инквизиции.
Еще в 1488 году епископа оклеветали, дав основание для подозрения в приверженности иудаизму, и Великий инквизитор решил теперь дать ход этому доносу и направил в Рим соответствующий обвинительный акт.
В ходе разбирательства в Апостольском суде Александр не только оказывал д'Аранда знаки расположения, но буквально осыпал епископа и его сына почестями. Д'Аранда направили в Венецию в качестве папского легата и назначили руководителем Святой палаты, тогда как его отпрыску был пожалован пост апостольского протонотариуса.
Но, несмотря на благосклонное отношение папы и наличие почти сотни свидетелей защиты, епископа все-таки признали виновным. Говорят, что именно его собственные показания привели к вынесению осуждающего приговора. Апостольскому суду пришлось принять решение о лишении д'Аранда всех духовных должностей и званий, разжаловать его и перевести в мирское сословие, после чего его заключили в замок Святого Ангела, где он и скончался несколько лет спустя.