Поначалу насторожило, что заявительница не указала имени мужа. Однако Бурский сразу же отмел это подозрение: она свыклась с этим именем, формальностей не знает, а затем все-таки написала в постскриптуме. Но вот как расценивать «убедительно Вас прошу»? Его вроде бы уговаривают исполнить свой долг!..

В это время появился заместитель Бурского, капитан Шатев. Кивнул, даже не спросив насчет проведенного отпуска, и придвинул телефон к себе. Но прежде чем набирать номер, посмотрел на своего озадаченного начальника.

— В чем дело? Отчего такой понурый? Бурский пожал плечами.

— Что-нибудь серьезное? Пришлось ему рассказать.

— Ну, если только этот пустяк тебя мучит — подключи меня. Давай я сварганю кофе, и пока ты будешь им наслаждаться, я свяжусь с кем надо на курорте.

Через два часа с курорта «Милина вода» позвонил старший лейтенант Левков и доложил, что побывал в шахтерском санатории и лично проверил списки отдыхающих. Разыскиваемый гражданин — Петко Христов Кандиларов — в этом году там не отдыхал вообще. Ни в смене с 16 сентября, ни в предыдущие. Левков даже перестарался, он явно жаждал потрафить столичному начальству.

— Каковы дальнейшие указания? — спросил Шатев.

— Да-а… — Бурский задумался. — Это не одно и то же — искать пропавшего три дня назад или три недели.

— Чего раздумывать, нужно немедленно посетить мадам Кандиларову. — Шатев размахивал ее заявлением. — Мы же действуем наугад, вслепую. Ищем человека, не зная о нем ничего. Ни примет, ни даже места работы.

— С чего начинать, во всех учебниках написано. Но вот закавыка: у Кандиларовых нет домашнего телефона. А вызывать ее повесткой, сам понимаешь, не стоит, да и сколько времени еще пройдет. И без того уже потеряно двадцать дней. В нашем распоряжении только адрес заявительницы.

— Видел. Микрорайон «Младост».

— Отсюда следует, что…

— О, какой тонкий намек… Я наношу даме визит, и мы с нею беседуем.

— Ничего ты не понял. К даме поеду я. Ведь у меня машина.

— Мне тоже не помешает, раз уж я подключен. Лишь сидя в «ладе», они сообразили, что время для визита к даме слишком уж раннее. Бурский использовал подходящий случай без всякой спешки заправить машину.

— Слушай, давай немного порассуждаем, — сказал Шатев. — Где мог быть Кандиларов вместо санатория?

— Версии возможны самые противоречивые. Вернись он домой вовремя, не побывав в санатории, можно было бы отстаивать гипотезу насчет любовницы. Но две недели для страстишки на стороне многовато.

— Многовато? Это с твоей точки зрения. Может, кому-нибудь это и маловато… Нет, меня тревожит, почему он не возвратился, это главное. Боюсь, выплывет кое-что посерьезней обычных шашней.

— Катастрофа? И все еще не пришел в сознание? Но в карманах-то у него — собственные документы!

— Ох, чую недоброе. Что-нибудь такое… — Шатев решительно чиркнул пальцем поперек горла. — И на тот свет. Вместе с собственными документами. Ищи их потом свищи.

— Не спеши с предчувствиями. Представь себе: мы звоним, а нам открывает дверь упитанный гражданин в красивых домашних тапочках. «Извините, ваша фамилия?» — «Кандиларов».

Дом был шестнадцатиэтажный, а оба лифта, как водится, не работали: один ремонтировался, другой просто забарахлил. Слава богу, что Кандиларовы угнездились всего лишь на пятом этаже.

Только после второго, настойчивого звонка раздались шаги за дверью и тихий женский голос спросил:

— Кто там?

— Милиция! — отчеканил капитан Шатев. — По поводу вашего заявления.

Дверь приоткрылась, но лишь на длину блеснувшей стальной цепочки.

— Пожалуйста, предъявите документы, — теперь уже более уверенно сказала молодая женщина.

Бурский раскрыл служебное удостоверение, цепочка звякнула, их пригласили в квартиру.

— Извините, мне страшно одной. После исчезновения мужа я боюсь, как бы не случилось чего-нибудь и со мной.

Прихожая оказалась необыкновенно большой, но до отказа забитой самой разнообразной мебелью. В исполинском зеркале на стене отражались подставки для зонтов, для сумок, какие-то сундуки, калошницы, стульчики, пуфики, шкафчики, а надо всем царила необъятная — под стать зеркалу — вешалка, способная вместить одежду нескольких десятков гостей.

И уж вовсе поражал воображение холл. Не менее чем на сорока квадратных метрах тут красовались: японский цветной телевизор, сверкающий музыкальный комбайн размерами со шкаф и рядом с ним японский кассетофон (примерно полторы тысячи левов, если перевести на болгарские деньги, отметил про себя Бурский). Из валютных магазинов была и роскошная люстра с семью плафонами, и, разумеется, мебель: столик, покрытый толстым черным стеклом, диван и три глубоких кресла, обитые темно-коричневой кожей. Одно из кресел облюбовала сиамская кошка — вся бледно-бежевая, лишь ушки и хвост темно-кофейные. И, разумеется, с голубыми глазами.

— Слезай, миленькая, — чуть подтолкнула ее Кандиларова, но кошка только потянулась, выгнулась колесом и снова улеглась. — Иди, Жози, не ставь нас в глупое положение перед товарищами.

Кошка явно поняла, чего от нее хотят, и замяукала — угрожающе, странно взлаивая.

— Такая капризная, — как бы оправдываясь за своенравного зверька, сказала Кандиларова.

— У меня тоже кот, но послушный, — смиренно проговорил Бурский. — Не успею ступить на порог, а он уже хозяина встречает… Да вы не беспокойтесь, пусть сидит в кресле, я могу и постоять.

Судя по всему, Кандиларова почувствовала иронию в его словах. Кошечка была осторожно перенесена на толстый светлый ковер, раскинувшийся от стены до четырехстворчатого окна.

— Майор Бурский, — представился Траян. — А это мой коллега, капитан Шатев.

— Нашелся мой муж? — спросила Кандиларова.

— Пока нет. Потому мы и пришли к вам. Мы ведь почти ничего о нем не знаем.

— Что же вас интересует? Я отвечу на любые вопросы. Но прежде всего угощу вас отменным кофе. Кофемолка фирмы «Симменс»— просто чудо. И коньячка добавлю. Вы не против «камю»?

— Мы не против кофе, — улыбнулся Бурский. — От коньяка же вынуждены отказаться.

— Ну, если вынуждены…

Оставшись вдвоем, они рассматривали холл. Казалось, здесь когда-то раз и навсегда был задействован рог изобилия. Судя по диковинной кофемолке «Симменс» и коньяку «камю», другие комнаты тоже вобрали в себя немало диковинного. Шатев тихо прошептал:

— Хоть кино снимай. Например, интрижка из тяжелой жизни популярного эстрадного певца.

— Или скульптора, создающего монументальные памятники.

Будто недовольная их издевками, кошка кинулась вдруг к ноге Бурского, яростно ее царапнула, после чего вмиг скрылась под кушеткой. Бурский засучил брючину. Из трех глубоких царапин проступали капли крови.

Вошла Кандиларова с подносом. Взглянув на кровавые царапины, она возвысила голос до патетичной строгости.

— Ах, Жози, Жозефина, нехорошая кошка, что ты натворила! Ведь товарищи-то из милиции! — И затем, обращаясь к Бурскому: — Извините, товарищ милиционер, Жози обиделась, что вы заняли ее любимое кресло. Сейчас я вашу рану залечу.

Она быстро принесла вату, смоченную в одеколоне, и лейкопластырь. Наконец пришел черед попробовать кофе. И тут мужчины заметили, что Кандиларова успела переодеться. Вместо пестрого лоснящегося пеньюара ее пышные формы облегало теперь весьма легкомысленное платье.

Вопросы задавали по очереди, ответы и уточнения записывал Шатев. Хозяйка отвечала быстро, исчерпывающе и почти не размышляя.

Установили, что Петко Кандиларов родился в 1930 году в городе Павликены. Уже довольно долго работал он в райсовете и возвысился до должности (Верджиния явно этим гордилась) заведующего отделом координации. В молодости он был женат на «одной идиотке», как выразилась Кандиларова, и завел с нею «двух внебрачных ублюдков». Бурский был даже ошарашен. «Кто же отец этих внебрачных ублюдков?»— подумал он, однако промолчал. «Ублюдками» оказались сын и дочь Кандиларова, которые почему-то вообще не интересовались родным отцом, особенно после его второго брака. Она, Верджиния, не помнит, чтобы «ублюдки» хоть раз его посетили, да, ни единого раза.