Из этого он делал вывод, что Социалистическая партия должна повести за собой не только пролетариат, но всю нацию: она должна создать «ип socialismo nazionale» — «национальный социализм». Очевидно, в 1914 году в Западной Европе такой переход от интернационального социализма к социализму национальному имел для амбициозного демагога определенный смысл³⁰. Муссолини остался верен идее насильственной революции, возглавляемой элитарной партией, но с этого времени он заговорил о национальной революции.

Можно также объяснить радикальную перемену его позиции стратегическими соображениями, а именно убеждением, что международная война необходима для революции. Такого мнения придерживались многие итальянские социалисты-интернационалисты, как видно из приведенного ниже отрывка из статьи левого экстремиста Серджио Панунцио (впоследствии известного теоретика фашизма), появившейся в газете «Аванти!» через два месяца после начала военных действий: «Я твердо убежден, что только нынешняя война и тем более, чем острее и длительней она будет, сможет дать выход революционным действиям в европейском социализме… За внешними войнами должны последовать войны внутренние, первые должны подготовить вторые, и вместе подготовить наступление великого, славного дня социализма… Все мы убеждены, что для наступления социализма его должны желать. Вот момент желания и имения. Если социализм инертен и… нейтрален, то завтра историческая ситуация может в лучшем случае закрепить сходное с сегодняшним положение дел, но может объективно повернуться более далекой и даже противоположной социализму стороной… Все мы убеждены, что все государства и тем более государства буржуазные после войны, как победители, так и побежденные, будут лежать бездыханные с переломанным хребтом… Все они будут, в определенном смысле, повержены… Капитализм понесет такие потери, что достаточно будет coup de grace… Тот, кто поддерживает дело мира, поддерживает, сам того не ведая, дело сохранения капитализма». [Цит. по: de Felice R. Mussolini il rivoluzionario. P. 245–246. He исключена возможность, что автором этого отрывка был сам Муссолини. В 1919 г. Муссолини отзывался о вступлении Италии в войну как о «первом эпизоде революции, ее начале. Революция под названием войны продолжалась 40 месяцев» (Rossi A. The Rise of Italian Fascism, 1918–1922. London, 1938. P. 11)].

Такой позитивной оценки войны русские социалисты не давали, в особенности крайне левые; правда, они редко позволяли себе столь откровенные высказывания. Есть свидетельства, что Ленин приветствовал начало войны и возлагал надежды на ее долгое продолжение и тяжкие последствия. Понося кровожадность мировой «буржуазии», Ленин про себя радовался ее самоуничтожению. В январе 1913 г. во время Балканского кризиса он писал Максиму Горькому: «Война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции (во всей восточной Европе) штукой, но мало вероятия, чтобы Франц Иозеф и Николаша доставили нам сие удовольствие»³¹. Во время Первой мировой войны Ленин отвергал всякие проявления пацифизма как в русском, так и в международном социалистическом движении, проповедуя, что миссия социалистов не в том, чтобы остановить войну, а в том, чтобы превратить ее в гражданский конфликт, то есть революцию. [Когда началась война, Ленин написал Инессе Арманд открытку, начинающуюся словами: «Поздравляю с началом революции в России» (РЦХИДНИ. Ф. 2. On. 1. Д. 3. Л. 341)].

Нельзя поэтому не согласиться с Доменико Сеттембрини, что в отношении к войне у Муссолини и Ленина обнаруживается тесное сходство, даже при том, что один приветствовал участие его страны в войне, а другой выступал против, во всяком случае публично: «Хотя [и Ленин, и Муссолини] полагали, что партия может послужить инструментом для радикализации масс и формирования их реакции, она, сама по себе, не могла создать необходимых предпосылок для революции — крушения социального уклада капитализма. Что бы ни говорил Маркс о революционном духе, автоматически возникающем при обеднении пролетариата и вытекающей из этого неспособности капитализма реализовывать свои товары на сокращающемся рынке, факт тот, что пролетариат не становится беднее, что революционный дух явно не проявляется и капиталистический уклад скорее укрепляется, чем приходит к упадку. Таким образом, необходимо искать замену автоматическому механизму развития революции, предложенному Марксом, и такой заменой служит война». [Euro-communism / Ed. by G.R.Urban. London, 1978. P. 151. Сеттембрини поднимает интересный вопрос: «Как повел бы себя Ленин, если бы царь, как итальянское правительство в 1914 г., сохранил нейтралитет. Можно ли быть уверенным, что Ленин не стал бы ярым сторонником интервенции?» (См.: Mosse G. International Fascism. London—Beverly Hills, Cal., 1979. P. 107.)].

Муссолини продолжал считать себя социалистом вплоть до 1919 года, когда он основал фашистскую партию. В стране, переполненной безработными ветеранами войны, при растущем уровне инфляции, возникали серьезные социальные волнения. В забастовках принимали участие сотни тысяч рабочих. Муссолини подлил масла в огонь. В январе 1919 г. он подстрекал к незаконной забастовке почтовых работников и призывал рабочих захватывать фабрики. По свидетельству одного исследователя, летом 1919 г., когда социальные беспорядки достигли апогея, он делал все возможное, чтобы превзойти немощную Социалистическую партию и Итальянскую всеобщую конфедерацию труда дерзкими призывами к насилию: его «Popolo d 'Italia» открыто предлагала «повесить на фонарях» спекулянтов³². Июньская программа/art/ di combattimento (т. н. «групп борьбы»), составлявших ядро фашистской партии, мало чем отличалась от социалистической: Учредительное собрание, восьмичасовой рабочий день, участие рабочих в управлении производством, народная милиция, частичная экспроприация посредством «тяжкого налога на капитал» и конфискация церковного имущества. Рабочих побуждали начать «революционную войну»³³. Специалисты в Социалистической партии характеризовали Муссолини как socialisto rivoluzionario, то есть как социалиста-революционера³⁴.

Такими действиями прежний социалистический лидер, дискредитированный своей позицией в отношении войны, надеялся восстановить свое положение в ИСП. Социалисты, однако, не хотели простить ему: они готовы были войти в совместные избирательные блоки с фашистами, но только при условии исключения Муссолини³⁵. Оказавшись в политической изоляции и поддерживаемый только социалистами-интервенционалистами, Муссолини метнулся вправо. Его эволюция в два послевоенных года указывает на то, что это не он отверг социалистов, а социалисты отвергли его, и что он основал фашистское движение как способ удовлетворения своих политических амбиций, которого не находил под старым кровом в Социалистической партии. Иными словами, его разрыв с социализмом был не идеологического, а личного свойства.

Начиная с конца 1920 г. вооруженные фашистские погромщики стали ездить по деревням и избивать крестьян. В начале следующего года они стали организовывать «карательные экспедиции», терроризируя маленькие городки на севере Италии. В манере, напоминающей практику большевиков, методом угроз и насилия, они разгоняли социалистические партии и профсоюзы. Итальянские социалисты, как и их российские братья по несчастью, не предпринимали никаких активных ответных действий, чем смущали и деморализовывали своих сторонников. Таким способом Муссолини обрел поддержку промышленников и землевладельцев. Он воспользовался национальной обидой, вызванной результатами войны, ибо, хотя Италия и воевала на стороне одержавших победу союзников, ее территориальные притязания по большей части остались неудовлетворенными. Муссолини сыграл на народном чувстве, изображая Италию «пролетарской нацией», что снискало ему симпатии среди обиженных ветеранов войны. В ноябре 1921 г. фашистская партия насчитывала 152 тыс. членов, из которых 24 % сельскохозяйственных рабочих и 15 % промышленных рабочих³⁶.