Через год после того войско Юденича, получившее подкрепление из 20 000 эстонцев, развернулось в Эстонии. 13 мая 1919 г. оно перешло границу, углубилось в советскую территорию и стало с юга двигаться к Петрограду. С помощью разведки, производившейся агентами Национального центра, Юденич захватил Псков и приблизился к бывшей столице на угрожающее расстояние, хотя его силы были недостаточны для того, чтобы захватить город. Генерал непрерывно ездил в Хельсинки, пытаясь получить помощь от Маннергейма¹⁸². Овладение Петроградом стало бы несравненно более легкой задачей, если бы производилось с финской территории, через Карельский перешеек, особенно если бы в нем приняла участие только что сформированная финская армия.

Юденич побуждал Маннергейма помочь ему, пойдя в одновременное с ним наступление через Карелию. Колчак поддерживал эту просьбу¹⁸³. Союзники же занимали до странности противоречивую позицию. 12 июля Совет Четырех направил правительству Финляндии ноту, в которой говорилось, что, если та пожелает «удовлетворить просьбу адмирала Колчака и повести наступление на Петроград… правительства союзных держав… не будут иметь никаких возражений против проведения подобной операции»¹⁸⁴. В то же время они отрицали, что намеревались оказывать какое бы то ни было давление на Финляндию относительно этого вопроса. Частным же образом британская сторона предупреждала Маннергейма, чтобы тот не предпринимал наступления. Лорд Керзон, министр иностранных дел, говорил генералу сэру Губерту Гофу, направлявшемуся на Балтику, чтобы принять командование над военной миссией союзников, что «он должен быть крайне осторожен и не поощрять генерала Маннергейма… выступать на Петроград… Мне следовало подробно разъяснить ему [Маннергейму], что не следует ожидать британской помощи или одобрения, если он предпримет подобную операцию»¹⁸⁵. Керзон, кроме того, посоветовал Гофу не «ориентироваться исключительно» на точку зрения Черчилля¹⁸⁶. Ни Британия, ни Франция не захотели дать правительству Финляндии тех финансовых гарантий, которые оно желало получить в компенсацию своего участия в русской гражданской войне на стороне белых¹⁸⁷. У нас нет, таким образом, недостатка в доказательствах того, что союзники не хотели захвата Петрограда белыми. Отношение это возникло скорее всего из-за страха перед сотрудничеством Финляндии и Германии, на это указывает и тот факт, что Британия запретила Юденичу принять помощь боеприпасами, предложенную командующим германскими силами в Балтии. Служащий британского министерства иностранных дел заявил в октябре 1919-го, что лучше, если Петроград вообще не будет взят, чем захвачен немцами, — под последними он, должно быть, подразумевал финнов, опирающихся на германскую поддержку¹⁸⁸. Ивен Модели справедливо замечает, что, если бы союзники всерьез собирались свергнуть режим большевиков, открытие петроградского фронта стало бы идеальной отправной точкой для этого¹⁸⁹.

Все это важно помнить при попытке дать объяснение противоречивому отношению союзников к идее интервенции, при том что готовность Маннергейма послать войска в Россию была вовсе не очевидной. Социалисты, державшие прочное большинство в финском сейме, противились вмешательству в российские дела; такого же мнения придерживалось большинство в правительстве Маннергейма¹⁹⁰. Существовал определенный страх, что интервенция вызовет общественные волнения в Финляндии¹⁹¹. Донкихотская же позиция белых по вопросу о ее независимости разрушила и ту небольшую вероятность финского участия в наступлении Юденича, которая существовала.

Признание независимости Финляндии было бы по сути дела простой формальностью, поскольку она к тому времени стала суверенным государством и была уже признана в этом качестве рядом стран, включая Францию, Германию и Советскую Россию. Но политические советники Колчака в Париже, предводительствуемые бывшим министром иностранных дел Сергеем Сазоновым, однозначно воспротивились возможности признания Финляндии до созыва Учредительного собрания.

Юденич, понимая, что без помощи Маннергейма его дело будет проиграно, согласился под сильным давлением Британии единолично признать независимость Финляндии; новые границы должны были быть определены путем плебисцита. Согласно дополнительному военному соглашению Маннергейм становился во главе русских вооруженных сил, принимающих участие в планируемом захвате Петрограда, с оговоркой, что русские офицеры станут во главе как своих, так и финских частей, едва только город будет взят¹⁹². Уступку, сделанную Юденичем, аннулировал Колчак, который телеграфировал ему 20 июля, что с Финляндией не следует заключать никаких договоренностей, поскольку ее условия неприемлемы, а готовность оказывать помощь сомнительна¹⁹³. Маннергейм телеграммой сообщал Колчаку, что готов оказывать помощь, но только при условии выдачи ему «необходимой гарантии», понимая под этим формальное признание¹⁹⁴. Не получив его, он не только отказался помогать военной силой, но, что было не менее существенно, не позволил белым вести наступление с финской территории¹⁹⁵. Вскоре после этих событий (25 июля), проиграв на очередных выборах, Маннергейм отбыл в Париж для участия в Мирной конференции.

После отставки Маннергейма Юденич выехал вместе со своим небольшим штабом в Ямбург, чтобы принять командование над русскими вооруженными силами в Эстонии. Он собирался привлечь на свою сторону эстонцев, но последние решили воздержаться от участия в походе из страха, что небольшевистская Россия откажется признать их суверенитет, в то время как советское правительство предлагало им признание независимости на единственном условии прекратить сотрудничество с белыми¹⁹⁶.

Как и в случае с Польшей, Москва не замедлила воспользоваться возможностью перессорить своих врагов между собой. 31 августа большевики предложили мир Эстонии, a ll сентября — Латвии, Литве и Финляндии¹⁹⁷. 14–15 сентября представители четырех государств на встрече в Ревеле решили открыть переговоры с Советами¹⁹⁸. Представители трех стран Балтии информировали Москву, что готовы к встрече дипломатов не позднее 25 октября¹⁹⁹. Британия выразила протест против этого решения и одновременно призвала Деникина и Колчака признать эти страны, но получила твердый отказ²⁰⁰.

В течение следующих двух месяцев Северо-Западный фронт белых не давал о себе знать. Операция против Петрограда возобновилась в конце сентября, одновременно с наступлением Деникина на Украине. Снова белые оказались вынужденными атаковать старую столицу с юга, а не с северо-запада.

Деникину приходилось противостоять не только Красной Армии, но и многочисленным бандам, обычно именуемым «зелеными», ведшим войну и против красных, и против белых. На левом его фланге возникло анархистское движение Нестора Махно, возглавившего войско в несколько тысяч партизан. Программа их была — уничтожение всякой государственной власти, цель — грабеж. Родившийся в бедной украинской семье, Махно рано стал анархистом и провел много лет на царской каторге²⁰¹. Если доверять его мемуарам, то в июне 1918 г. он встретился в Москве с Лениным и Яковом Свердловым, и последний помог ему переправиться на Украину для борьбы с немцами²⁰². Склонный к доминированию и причудливой жестокости, Махно привлекал дезертиров и авантюристов, а также отбросы анархистской интеллигенции. После взятия его войском в декабре 1918-го Екатеринослава Троцкий назначил Махно командиром отряда Красной Армии, который к 1919 г. вырос до 10000—15000 сабель. Несмотря на все это, отношения между ним и большевистским руководством оставались напряженными, поскольку, даже сотрудничая с ним, Махно возражал против продразверстки и деятельности чека. 1 августа 1919 г. он издал «Приказ № 1», в котором призывал к истреблению богатых буржуев и коммунистов-комиссаров, которые «использовали силу для восстановления буржуазного строя»²⁰³. Действуя в Крыму и вдоль восточного побережья Азовского моря, 40 000 приспешников взрывали по его приказу мосты и склады боеприпасов. В октябре Деникину пришлось выслать против Махно шесть полков, хотя они отчаянно требовались ему самому для операций против Красной Армии. Этот отток сил болезненно отозвался на ходе сражения под Орлом и Курском, решившего исход гражданской войны²⁰⁴.