Она вся тряслась, и он снова ее обнял.

— Ох, Рэй, — всхлипнула она.

— Давай выбираться отсюда.

— Тут еще цепь, — сказала она.

Точно. Замок и звенья цепи слишком крепкие, чтобы их сломать, поэтому он налег ломом на штырь, к которому была прикована цепь, и быстро снял с него ее последнее звено.

— Придется тебе носить цепь с собой, пока я не смогу тебя расковать.

— Ладно.

Рэй поднял ее на ноги, она едва могла стоять. Он погладил ее по щеке:

— Пить хочешь?

— Нет.

— А есть?

— По-моему, я просто ослабела, вот и все.

Слишком слабая, долго она на ногах не продержится. Он присел на корточки и мягко опустил ее себе на плечо, так что ее голова свешивалась ему за спину

— Это называется пожарный захват.

— Подходящее название.

— Почему?

— Потому что ты пожарный, хотя ты никогда мне об этом не говорил.

Он втащил ее вверх по лестнице, и когда его голова высунулась из люка, Виктор ударил его в темя лопатой, и он тяжело рухнул вниз, а Цзин Ли упала на него.

— Рэй! — закричала она, увидев глубокую рану у него в голове.

Виктор спрыгнул вниз, задев Рэя ногами. Тот застонал. Рубашка Виктора спереди была забрызгана кровью. Если что, у него при себе пушка сыщика, но сначала ему хотелось немного поразвлечься.

Китаяночка вскрикнула.

Виктор стукнул ее лопатой, чтобы не лезла. Потом занес лопату над шеей Рэя, словно нож гильотины, и уже приготовился рубануть, но Рэй перекатился на бок, и удар пришелся по цементному полу.

Рэй подполз к Цзин Ли. Она шагнула назад, подняла ведро с вонючей химической жижей и дала его Рэю.

— Пусть горит! — крикнула она.

Она заслонила Рэя, как раз когда Виктор взмахнул лопатой, и плечом приняла удар.

Рэй понял. Он резко поднял ведро вверх, и раскаленная лампочка погрузилась в жидкость. Смесь тут же вспыхнула. Виктор сунул руку в карман. Рэй плеснул на него из ведра, пылающая жидкость, преодолев разделяющее их пространство, попала ему в глаза, нос и рот. Виктор взвыл и слепо бросился на Рэя, схватил его за горло, и оба они попятились к ванне: там-то Рэй и споткнулся. Падая, он мотнулся вбок, а Виктор неуклюже рухнул прямо в ванну, и ее вязкое содержимое тотчас же вспыхнуло. Крупный мужчина корчился под пылающим студнем, его ослабевшие руки пытались ухватиться за край ванны, ноги дергались, наконец он перестал шевелиться и погрузился в огонь.

Каморку заполнил черный дым. Рэй набрал в грудь воздуха, снова перекинул Цзин Ли через плечо и стал карабкаться вверх по лестнице, вон из этой комнаты; он протолкнул ее под днищем фургона и вылез следом. Ударом ноги он захлопнул за собой люк, зная, что тело Виктора скоро обратится в обугленный, изъеденный жаром, лишенный лица кокон.

Он вынес Цзин Ли наружу. Она с трудом переводила дух, а он размышлял о том, что он, пожарный, только что предал огню человеческое существо. Я никогда в жизни этого не хотел, подумал он, чувствуя, как по лбу стекает кровь. Голова кружилась, но в целом он был в порядке. Как странно: он поскользнулся, а Виктор упал сверху, но не вбок, а вниз. Большего везения не бывает, подумал Рэй: повезти так же еще может, но не более того.

46

Ничто не вечно под луной. Апартаменты, вознесенные на тридцать этажей над Центральным парком, и миллиардер, писающий в свою ванну. Операция по удалению простаты назначена на ближайшее утро. Будет много крови, и потом придется долго приходить в себя. Я могу пообещать вам еще десять лет, сказал ему хирург, и это сравнительно неплохо. Но для того чтобы восстановиться, ему потребуется несколько недель, и потом, как он подозревает — как он знает, — он уже никогда не будет прежним. Он станет усталым, осторожным, ослабевшим. Постареет. Как хорошо, что проблема с «Гудфарм» разрешена, акции остановились на своей законной первоначальной цене, а затем были проданы, и восемьдесят девять миллионов, вырученные от этой операции, перечислены в «Марц нью сенчури партнерс фанд», где, как он надеялся, его деньгам будет спокойнее. Да, возникло некоторое неудовольствие, связанное с этим китайским спекулянтом, но накануне операции вспоминать подробности ему не хотелось. Что касается Тома Рейли, то парень выстоял до конца: вот кого он хотел бы видеть капитаном. Да повергнется земля к его стопам! Уолл-стриту этот парень понравился. Что ж, будущее Тома Рейли рисуется в радужных тонах. Впрочем, я слышал, что он разводится. Ну и ладно: такие, как он, легко женятся снова.

На кухне жена миллиардера взбалтывает яйца для омлета, всыпает перец и вдруг, словно впервые, осознает, что у нее никогда не будет детей, если она по-прежнему будет замужем за этим человеком. Я очень глупая, говорит она себе, я богатая, но глупая.

И ее накрывает волна печали.

Но уже через мгновение она думает о том, как бы ей переделать зал для занятий йогой на их вилле в Палм-Бич.

Между тем в Шанхае молодой человек говорит своим приятелям-инвесторам, что в Нью-Йорке его задержали важные деловые встречи. Они вежливо кивают; они знают, что он слишком много пьет и питает слабость к дорогим проституткам. И потом, в конце концов, то, что происходит в Америке, не выходит за ее пределы. Им интереснее узнать о новой управляющей филиалом «Корпсерв», еще одной китаянке. Со своей стороны, молодой человек обдумал все, что произошло с ним в Нью-Йорке, и подозревает, что сестру он больше не увидит. Она позвонила ему и сказала, что она в безопасности. И что больше она не будет на него работать. Где ты будешь жить? — спросил он у своей младшей сестры. Не беспокойся обо мне, ответила она, забудь про меня. Американцы агрессивнее, чем мне казалось, думает он. Кажется очевидным, что Китай и Соединенные Штаты, которые слабеют с каждым днем, когда-нибудь начнут между собой войну, и, как и многие из его коллег-инвесторов, он с нетерпением ждет этого исторического момента.

В центре города, в адвокатской конторе, женщина лет тридцати с чем-то вспоминает, как однажды у нее случилось приключение с мужчиной, у которого был старенький красный пикап. Пожалуй, она слишком часто о нем думала. Она до сих пор гадает, что с ним произошло после того, как его забрали те люди в белом лимузине. Она переключается на журнал «Нью-Йорк», там какая-то статья о женщинах в инвалидных креслах. Прочитав страницу, она отбрасывает журнал в сторону. Хватит, думает она. Сегодня надо заглянуть в бар.

В мексиканском городке Сан-Хасинто, в пятистах милях к югу от техасской границы, женщина за пятьдесят, одетая в черное, проходит, покачиваясь, по прохладному каменному полу церкви и зажигает поминальную свечу по своей дочери. Ее милая девочка теперь мирно покоится на церковном кладбище; за то, чтобы доставить гроб на родину, заплатил нью-йоркский мексиканец по имени Карлос Монтойя. И другую девушку тоже похоронили в родном городке. Женщина думает: не забыть бы купить кукурузной муки. А еще ее младшей дочери нужны туфли. Она решила уехать в Эль-Норте. Несмотря на то, что случилось. Америка богатая, mami, говорит она; что ж, никто не станет с этим спорить.

В Бруклине тучная владелица обменного пункта вздыхает: у нее все еще не хватает храбрости потребовать, чтобы ей выдали тело Виктора. Ей рассказали, что от него осталось. Я единственная, кто станет этим заниматься, понимает она. Она думала об этих двух мексиканках и их семьях и решила продать фирму «Викториос Виктора» по очень разумной цене: продать участок земли, здания, машины, клиентскую базу одному очень предприимчивому молодому человеку из Нью-Дели, а когда в ее распоряжение поступит чек, она отправит каждый проклятый, пропитанный кровью грош семьям мексиканских девушек. Этим она никого не воскресит, но она чувствует — это самое меньшее, что она может сделать. Кармическое возмещение ущерба, как она это называет: пусть не от Вика, но хотя бы от нее самой, ведь она любила его. Чудовищного, бессердечного убийцу-параноика. Но она любила его, да, это так. В той самой бутылке «Драмбуйе», которую он ей принес совсем недавно, остается еще на дюйм-два жидкости, и она протягивает к ней руку и осушает до дна. Тяжелая сладкая жижа согревает ее, и она решает позвонить другому мужчине, нигерийцу с глубоким голосом, которого она хочет к себе приблизить.