Я намеревался пройти между островами Диего-Рамирес и Ильдефонсо и обогнуть мыс Горн, держась в 40–50 милях к югу от него. Мне хотелось оставить этот мыс подальше в стороне, так как его оконечность напоминает Портленд-Билл в Ла-Манше: чем ближе к нему идешь, тем сильнее становится волнение, особенно при ветре, противном приливо-отливному течению. Вода, отклоняясь от носка мыса Портленд-Билл, ускоряет свой бег, стремясь его обогнуть. Материковая отмель в свою очередь усиливает течение, ибо тот же объем воды должен пройти через препятствие с вдвое меньшими глубинами. Совершенно то же самое происходит у мыса Горн, только волнение распространяется здесь на 40 миль к югу, а не на 6 миль, как у Портленд-Билла. И если там 40-узловой шторм разводит 6-футовую волну, то у мыса Горн 80-узловый ураган вздымает 60-футовые валы.
В полночь с субботы на воскресенье, то есть с 18 на 19 марта, я подошел к суше. Яхта была в 134 милях от островов Ильдефонсо и в 157 милях от островов Диего-Рамирес. Ближайшая суша лежала у входа в пролив Кокбёрн, который прославил Джошуа Слокум. До нее оставалось всего 75 миль на норд-ост-тень-норд. Барометр неуклонно падал в течение 40 часов. Поднялся в кокпит, чтобы посмотреть, не удастся ли разглядеть землю. Шел обложной дождь. Появились большие волны, разбивавшиеся примерно в 100 ярдах от яхты в белые фосфоресцирующие гривы. Опрокидывавшиеся гребни и носовой бурун искрились алмазами. За килем яхты, как у кометы, оставался волнистый, уходящий в глубь след длиной 50- 100 футов. Свечение моря!
Хорошо было бы увидеть берег, хотя бы на расстоянии 300 ярдов. Эта трудная задача пришлась бы на следующую ночь, если бы днем не удалось взять пеленг и определиться по суше. Продержись такая же погода, мне вряд ли удалось бы провести астрономические наблюдения, а при сильных течениях, которые меня ожидали, нельзя полагаться на место, обсервованное за прошлые сутки. На свои определения я не мог полностью положиться, так как после выхода из бухты Порт-Джексон ни разу не проверялся по земным ориентирам. А вдруг я допускал систематическую ошибку при обсервациях?
Но что за польза от таких размышлений! Оставалось только, как и прежде, полагаться на навигационное счисление.
Мне повезло и на следующее утро: в 09.22 я поймал солнце. Находился в 40 милях к юго-западу от ближайших скал Огненной Земли. Яхта была в 77 милях прямо на запад от островов Ильдефонсо и в 148,5 мили от мыса Горн. Массивная гряда облаков, почти черных снизу, нависла на севере над горами Дарвин на Огненной Земле. Суши не было видно, хотя расстояние до нее не превышало 50 миль. Настала пора решить важный вопрос, куда же мне идти? Придерживаясь прежнего курса, яхта пришла бы в бухту Дафф и к острову Мортон на 15 миль к северу от Ильдефонсо. Но я мог в любой момент сделать поворот через фордевинд, так как ветер зашел к корме на вест-тень-норд. Проблема в основном сводилась к следующему: если бы я пошел дальше по курсу на острова Ильдефонсо и мыс Горн, лежащий почти на одной линии с ними, то дошел бы до островов за 11 часов, то есть к 22.00, через три с половиной часа после наступления темноты. Это было связано с большим риском. Ведь если бы пошел дождь или снег, то берег не удалось бы разглядеть, даже подойдя к нему вплотную. Беда заключалась в том, что если бы я свернул в сторону от островов Ильдефонсо, то мог бы наскочить на группу островов Диего-Рамирес. Курс на эту россыпь скалистых островов лежит только на 22° (2 румба) к югу от Ильдефонсо. На этих островах нет маячных огней, как нет там и постоянного населения. Мне было ясно, что подходить к ним до рассвета не следует.
Течения здесь, вблизи от мыса Горн, сильные и достигают в любом направлении 22 мили в сутки при хорошей погоде и 50 миль в сутки при штормах.
Определение места, произведенное утром, в 09.30, было, пожалуй, правильным, но в глубине сознания зародилось сомнение относительно астрономических наблюдений, не проверявшихся после выхода из бухты Порт-Джексон на протяжении 6575 миль. (К несчастью, я еще допустил грубую ошибку в определении по солнцу за день до того, как мне почудилось, будто мной поставлен рекорд суточного перехода в 217 миль.) Я мог избежать опасности наскочить на ту или другую группу островов, лавируя переменными галсами на юго-восток, пока не рассветет.
Такая тактика была бы осторожной, но она означала значительный крюк, на что я не мог пойти. Чтобы выпутаться из затруднения, решил идти напролом, в надежде благополучно проскочить между островами.
В полдень ветер внезапно сменил направление по часовой стрелке, что вынудило меня держать на северо-восток, сделав поворот через фордевинд. Сквозь густые облака показалось солнце, и я взял секстаном его высоту. Это определило широту места, что меня сильно обрадовало. Не успел я закончить вычисления и решить, на какой курс мне лучше лечь, как вдруг ветер зашел с северо-запада на юг. За несколько минут разыгрался сильный девятибалльный шторм. Поочередно убрал грот, кливер и генуэзский стаксель, поставив только штормовой кливер, и счел это вполне достаточным. “Мне очень хочется, — писал я в вахтенном журнале, — чтобы пресловутая отличная видимость, якобы сопутствующая перемене ветра, показала себя на деле! С огромным удовольствием взглянул бы на острова”.
Пока я шел прямо на Ильдефонсо, но теперь решил, что настало время изменить курс и держать посредине между двумя островными группами. Чтобы идти чуть круче к ветру, чем галфвинд, поднял штормовой стаксель и зарифленный штормовой кливер. Барометр за последний час-два неожиданно поднялся на 6,5 миллибара. Надеялся, что ветер перестанет заходить на юго-восток; это было бы очень кстати. К 21.00 ветер упал до 15 узлов, однако периодически усиливался до 36 узлов. Поднял большой стаксель, но оставил только два передних паруса, и скорость в перерывах между шквалами не превышала 4 узлов. Принял решение оставаться под этими парусами, пока не миную опасно близкую землю, столь знаменитую своими “вилливаузами” — шквалистыми ветрами Магелланова пролива.
К полуночи барометр поднялся на 9,5 миллибара за последние 7 часов. Снаружи стало гораздо светлее, и я уже мог отличить океан от неба.
Если навигационное счисление было правильным, то яхта в то время шла в 18 милях к югу от островов Ильдефонсо, а на заре должна была оставить в 12 милях к северу группу островов Диего-Рамирес. Царила такая темь, что стоять вахту было бесполезно. Настроил сигнал об отклонении от курса так, чтобы он предупредил о значительной перемене румба, а будильник поставил на предрассветный час. Затем, уповая на навигационное счисление, улегся спать. Долго лежал в темноте, пока яхта неслась в черную ночь. Я привык двигаться навстречу опасности головой вперед (правда, на “Джипси мот III” приходилось лежать вперед ногами), но страх не проходил. Что будет, если яхта наскочит на скалы? А вдруг она затрещит, содрогнувшись от ошеломляющего толчка, рассыпется на части на камнях и бурунах? Если я доберусь до спасательного плотика, находящегося в центральной части палубы, то смогу ли собрать его в темноте, найду ли насос, чтобы надуть плотик? Наконец я заснул, и очень крепко.
Рассвело в 05.00. Стояло холодное серое утро. Ветер снова сменил направление на вест-тень-зюйд, обойдя горизонт кругом по часовой стрелке. Барометр оставался неподвижным. Нигде ничего не было видно, как, впрочем, и следовало ожидать. Море выглядело сравнительно спокойным. Решил держать прямо на мыс Горн, а не идти сперва 40 миль на юг, как я намеревался сделать раньше, чтобы миновать бурные воды, если начнется шторм. Надо было поднять трисель, и я приступил к делу. Когда этот парус был поставлен, курс изменился на ост-тень-норд. А перемена курса в северном направлении означала поворот к дому, что меня сильно взволновало. Яхта находилась тогда в 40 милях от Горна.
Спустился в кокпит и очень удивился, увидев всего в полумиле от себя какое-то судно. Я был совершенно убежден в том, что если есть на земном шаре такое место, где мне не суждено встретить судно, так это у мыса Горн. Оправившись от потрясения, я понял по однотонной серой окраске, что это военный корабль, вероятно британский “Протектор”. Сначала его появление показалось мне чудом, но, немного подумав, понял, что если этот военный корабль перехватил мой вчерашний разговор с Буэнос-Айресом, когда я рассказывал, как в кромешную ночь стараюсь попасть посредине между двумя группами островов, то ему ничего не оставалось, как встать на полпути между ними. А мне, если мое навигационное счисление не грешило ошибками, следовало держать прямо на судно. Спустился в каюту и вызвал “Протектор” на волне 2,182 килоцикла в секунду. “Протектор” ответил немедленно. Свяжусь с ним еще раз, как только налажу трисель.