— А Сталин? Ему-то зачем были эти контакты? Он только что выиграл Курскую битву, и исход войны был ясен для многих…
— Американские историки считают, что стокгольмские контакты с представителями Гитлера должны были сделать, по замыслу Сталина, более сговорчивыми союзников, в том числе и по вопросу открытия второго фронта. Перед подготовкой Тегеранской конференции Молотов конфиденциально уведомил союзников, что контакты в Стокгольме были предприняты по инициативе Германии.
— Действительно, гадай, то ли это дезинформация с далеко идущими целями, то ли подлинный факт. А в начальный период войны такие контакты не могли иметь места?
— Могли, но о них нет достоверных сведений.
— А показания Берии?
— Представляете, какой мощной силы эта бомба? Если бы допрашивавшие были на все сто процентов уверены в ней, разве они не преминули бы использовать ее в открытой печати? Пропагандистский эффект был бы грандиозный. Не использовали потому, что не было уверенности. Как и в обвинении Берии в том, что он английский шпион. Доказательств не было и нет. Это как бы подразумевалось, но ни один высокопоставленный автор и близко не касался данной темы. Факт-фантом, версия-мистификация. Очень удобная, между прочим, вещь для компрометации.
Такой разговор, повторяю, состоялся у меня с Н. И. Ножкиным в 1992 году. Военный исследователь полагал, что слухи о попытках Берии прозондировать почву у Гитлера относительно заключения второго Брестского мира в 1941 году, когда уже вовсю полыхала война, — из разряда тех же, что и связи Берии с английской разведкой.
— Но ведь и Хрущев утверждает: Сталин через ведомство Берии пытался договориться с Гитлером о заключении мира, — не отступал я.
— Хрущев в тот период был далек от Кремля. Война застала его в Киеве, потом он занимал должности члена Военного Совета ряда фронтов и в Москве бывал короткими наездами. Поэтому подобного уровня информацией он не мог обладать. Однако же сразу ухватился за нее. Политически она ему была очень выгодна. С одной стороны, помогала изобличить Берию, а затем и Молотова, когда тот поднял голос против Хрущева. С другой — представляла в неприглядном свете Сталина. Метался, мол, потерял голову, не знал, что предпринять. Заключением унизительного, позорного мира хотел купить выход из тупика, в который собственная его политика завела страну и его самого.
В конце декабря 1994 года у меня зазвонил телефон. В трубке я сразу узнал голос Николая Исидоровича:
— В сорок первом попытки выхода на Гитлера из Кремля, кажется, все-таки были…
— Обнаружены документы? — присвистнул я.
— Нет. Познакомился с человеком, который слышал рассказ Москаленко о допросе Берии. Генерал, участник войны. Однажды в компании за праздничным столом Москаленко разговорился.
Ножкин по телефону пересказал содержание. Речь шла о секретной встрече Сталина, Молотова и Берии с болгарским послом Стаменовым. На следствии Берия показал, как шли переговоры. Сталин не проронил ни одного слова. Молчал якобы и Берия. От имени советского правительства говорил Молотов — об этом условились заранее.
Нарком иностранных дел и первый заместитель Сталина по Совнаркому обратился к болгарскому послу с просьбой связаться с Берлином.
— Советское правительство, — произнес Молотов, — не исключает возможности заключения второго Брестского договора. В 1918 году Ленин отважился на подобный шаг путем уступки Германии некоторых своих территорий. Мы могли бы сделать такой шаг при условии прекращения Германией военных действий.
Стаменов, по словам Берии, крайне удивился. Он не сомневался в победе Советского Союза:
— Если вы отступите хоть до Урала, то все равно победите.
Заполучив такую информацию, рассказывал Москаленко, они сначала подумали, что Берия топит Молотова. Хрущев распорядился проверить, жив ли Стаменов, и если жив, выяснить у него, действительно ли имела место такая встреча.
Бывшего посла Болгарии в Москве нашли довольно быстро, и он подтвердил: да, просьба Молотова имела место, и он, Стаменов, произнес именно такие слова, которыми и сейчас гордится.
Интрига усложняется
Вопрос о контактах Берии с немцами в 1941 году обсуждался на заседании Президиума ЦК КПСС шестого августа 1953 года.
Во время обсуждения всплыла фамилия Судоплатова, которому Берия поручил связаться с болгарским послом Стаменовым на предмет зондажа позиции Берлина о возможности заключения перемирия между воюющими сторонами.
Генерал-лейтенант Судоплатов Павел Анатольевич был арестован 21 июля 1953 года прямо в своем кабинете в известном здании на Лубянке вскоре после изоляции Берии и считался одним из сообщников Лаврентия Павловича. В момент ареста Судоплатов занимал должность заместителя начальника Первого Главного управления МГБ, ведавшего внешней разведкой.
Из тюремной камеры генерала привезли прямо в Кремль, где заседал Президиум ЦК.
— Расскажите о своей встрече со Стаменовым, — потребовали у доставленного.
Судоплатов доложил все, как было, подчеркнув, что встреча проходила с ведома Молотова.
— Я назначил встречу нашему давнему агенту, работавшему на советскую разведку еще с 1934 года, Стаменову. В то время он являлся послом Болгарии в Москве. Встретились мы с ним в ресторане «Арагви». Он был проинформирован мною о якобы циркулирующих в дипломатических кругах слухах, что возможно мирное завершение начавшейся германо-советской войны на основе территориальных уступок. Имелось в виду, что Стаменов по собственной инициативе доведет эту информацию до царя Бориса, поэтому Берия с ведома Молотова категорически запретил мне поручать послу-агенту доведение подобных сведений до болгарского руководства. Ведь в противном случае он мог бы догадаться, что участвует в задуманной нами дезинформационной операции, рассчитанной на то, чтобы выиграть время и усилить позиции немецких военных и дипломатических кругов, не оставлявших надежд на компромиссное мирное завершение войны. Не знаю, насколько наше руководство рассчитывало на подобный исход…
Хрущев, выслушав генерала, обронил:
— Встреча в «Арагви» не должна ставиться вам в вину. Вы выполняли приказ.
Маленков подтвердил:
— Состава преступления здесь не вижу.
Генерала, окрыленного надеждой и заверениями высокого руководства, снова увезли в тюремную камеру. Там он, воспрянув надеждой, ожидал решения своей судьбы, втайне рассчитывая на освобождение. Ждать пришлось… целых пять лет. Нет, не свободы, а всего лишь суда. В 1958 году Судоплатова приговорили к 15 годам лишения свободы. Одним из пунктов приговора было обвинение в участии в сепаратных переговорах о мире, которые вел Берия за спиной правительства СССР.
Как видим, заверения Хрущева и Маленкова оказались на деле пустым звуком. Обвинение в соучастии ведения секретных переговоров с Берлином о заключении сепаратного мира с Судоплатова сняли лишь в 1968 году.
Что же в действительности происходило в 1941 году? По версии, изложенной Судоплатовым, он должен был — сугубо от своего имени — рассказать Стаменову, что в Москве имеются настроения, согласно которым еще не поздно урегулировать мирным путем начавшийся конфликт между Германией и Советским Союзом, и это можно было бы сделать на основе территориальных уступок.
— О фактической капитуляции речь не шла, — подчеркивал генерал. — Имелось в виду подсунуть немцам дезинформацию, чтобы задержать наступление и дальнейшее продвижение фашистских войск и тем самым создать условия, позволяющие советскому правительству сманеврировать и выиграть время… Берия дал мне указание не поручать Стаменову сообщать все это софийскому руководству. Предполагалось, что он все доложит по собственной инициативе. Но он не доложил. Наша дешифровальная служба следила за перепиской посольства, и никаких сообщений в Софию об этом не пошло. На мой взгляд, это был типичный разведывательный зондаж.
Нет единого мнения и по поводу даты, когда начались попытки зондажа позиции Берлина относительно возможности заключения мира. По некоторым источникам, это было в октябре.