Кое-что из его слов и взглядов она описала матери; они обсудили их, как и все, касавшееся новых знакомых, и включили в новую систему ценностей, которая у них складывалась.

Вернувшись домой, миссис Лэфем сообщила мужу все накопившиеся факты, вместе с собственными соображениями, и снова принялась их обсуждать.

Сперва он был склонен не придавать им значения, и, чтобы победить его равнодушие, ей пришлось подчеркивать их даже больше, чем в каком-либо ином случае.

— Напрасно ты думаешь, что когда-нибудь встречал более приятных людей. У них самые лучшие манеры, всюду они побывали, все знают. Право, мне кажется, будто мы до сих пор жили в глухом лесу. Пожалуй, мать и дочери могли бы дать это почувствовать, если бы говорили все, что думали, а они — нет, никогда. А уж сын — не умею выразить, Сайлас! Манеры — просто совершенство.

— Врезался в Айрин, что ли? — спросил полковник.

— Откуда мне знать? Можно было подумать, что и в меня врезался. Во всяком случае, внимания мне оказывал не меньше. Может, теперь принято больше замечать мать девушки, чем прежде.

На этот счет Лэфем не высказался, но спросил, и уже не впервые, кто же эти люди.

Миссис Лэфем назвала их фамилию. Лэфем кивнул.

— Ты их знаешь? По какой они части?

— Ни по какой, — сказал Лэфем.

— Они были очень учтивы, — сказала миссис Лэфем беспристрастно.

— Еще бы им не быть! — ответил полковник. — Они только это всегда и делали.

— И они совсем не важничали, — настаивала жена.

— С тобой им важничать нечего. Я мог бы купить и продать их два раза, со всеми потрохами.

Ответ понравился миссис Лэфем более своей сутью, чем тоном мужа.

— Не надо бы похваляться, Сайлас, — сказала она.

Зимой дамы упомянутой семьи, вернувшись в город очень поздно, нанесли визит миссис Лэфем. Они опять-таки были весьма учтивы. Но мать, извиняясь за позднее, почти вечернее посещение, сказала, что кучер плохо знал дорогу.

— Ведь почти все наши друзья живут на Нью-Лэнд или на Холме.

Это был болезненный укол, и он ощущался и после ухода дам; сравнив свои впечатления с дочерними, миссис Лэфем обнаружила, что и та его чувствует.

— Они сказали, что никогда не бывали в нашей части города.

Роясь в своей памяти, Айрин не смогла бы сказать, что в этих словах крылся какой-то намек, но тем сильнее было их действие.

— Ну конечно, — сказал Лэфем, которому было о них доложено. — Таким людям здесь нечего делать, вот они и не бывают. Все правильно. А мы не часто бываем на Холме и в Нью-Лэнд.

— Но мы-то хоть знаем, где это, — задумчиво сказала жена.

— Верно, — согласился полковник. — Как мне не знать? У меня на Бэк-Бэй большой участок.

— В самом деле? — живо спросила жена.

— Уж не хочешь ли там строиться? — спросил он с насмешливой улыбкой.

— Нам пока и здесь неплохо.

Это было вечером. Наутро миссис Лэфем сказала:

— Полагаю, что мы должны сделать для детей все, что можем.

— Я думал, что мы так всегда и делали.

— Да, в меру нашего разумения.

— А сейчас ты уразумела больше?

— Не знаю. Но если девочкам суждено жить в Бостоне и здесь выйти замуж, то мы должны бы вывозить их в свет, словом, что-то делать.

— Кто больше нас делает для своих детей? — спросил Лэфем, ужаленный мыслью, что кто-то его в этом превзошел. — Разве у них нет всего, что нужно? Разве они не одеты, как ты велишь? Разве ты не возишь их повсюду? Есть ли что-нибудь стоящее, чего бы они не видали и не слыхали? Я не знаю, о чем ты. Почему же ты не вывозишь их в свет? Денег у нас хватает.

— Как видно, тут нужны не только деньги, — сказала миссис Лэфем, безнадежно вздохнув. — Кажется, мы оплошали с их обучением. Надо было их отдать в такую школу, где они познакомились бы с городскими девочками; эти знакомства им помогли бы. А у мисс Смилли все ученицы были совсем не оттуда.

— Ну, это мы поздно хватились, — проворчал Лэфем.

— Мы жили себе, а о будущем не думали. Надо было больше выходить из дому и к себе приглашать. У нас ведь никто не бывает.

— Я-то чем тут виноват? Уж, кажется, встречаю гостей радушно.

— Надо было приглашать больше людей.

— Почему же ты теперь не приглашаешь? Если это для девочек, так по мне пусть хоть весь день гости.

Миссис Лэфем пришлось униженно признаться:

— Я не знаю, кого приглашать.

— Тут я тебе не советчик.

— Да; оба мы люди деревенские, такими и остались, и оба не знаем, что делать. Тебе столько пришлось работать, и удача так долго не шла, а потом вдруг повалила, вот мы и не успели научиться, как ею пользоваться. То же и с Айрин: никак не ожидала, что похорошеет, такой был некрасивый ребенок, и на тебе! — как расцвела! Пока наша Пэн не интересовалась обществом, я о нем не думала. Но вижу, что с Айрин будет по-другому. Мы, пожалуй, не там живем, где надо.

— Ну что ж, — сказал полковник, — у меня лучший участок на Бэк-Бэй. На набережной Бикона, двадцать восемь футов в ширину, сто пятьдесят в длину. Давай там строиться.

Миссис Лэфем помолчала.

— Нет, — сказала она наконец. — Нам и тут неплохо, тут и надо оставаться.

За завтраком она сказала как бы между прочим:

— Девочки, что скажете, если отец построит дом на Нью-Лэнд?

Девочки не знали, что сказать. Здесь, например, для конюшни удобней.

Миссис Лэфем бросила на мужа взгляд, выражавший облегчение, и больше об этом не говорили.

Дама, нанесшая визит миссис Лэфем, привезла визитные карточки своего мужа, и когда миссис Лэфем предстояло отдать визит, она немало сомневалась насчет правильной формы, в какой это делается. У полковника были только деловые карточки с указанием главного склада и нескольких агентств по продаже минерального красителя; миссис Лэфем была в таком сомнении, что лучше бы никогда не знакомилась с этими людьми; она не знала, надо ли вообще упоминать о муже или все-таки вписать его в ее собственную визитную карточку. Она решилась на последнее и имела счастье не застать никого дома. Ей показалось, будто Айрин немного этим огорчена.

В течение нескольких месяцев семьи не общались. Затем на Нанкин-сквер пришел от обитателей Холма литографированный подписной лист, уже подписанный матерью семейства, где миссис Лэфем предоставлялась возможность сделать пожертвование на весьма благую цель. Она показала лист мужу, и он тут же выписал чек на пятьсот долларов.

Она порвала его.

— Мне нужен чек всего на сто, Сайлас.

— Почему? — спросил он с виноватым видом.

— Потому что ста будет довольно. Я не хочу выхваляться перед ними.

— А я думал — хочешь. Ладно, Перри, — добавил он, удовлетворив себя этой колкостью. — Ты, пожалуй, права. Когда же мне начать строиться на Бикон-стрит? — Он протянул ей новый чек, а потом откинулся в кресле, глядя на нее.

— Я вообще не хочу. Почему ты об этом, Сайлас? — Она оперлась о его бюро.

— Сам не знаю, почему. Но разве ты не хотела бы, чтобы мы построили дом? Все строят хотя бы раз в жизни.

— А где твой участок? Там, говорят, воздух нездоровый.

Вплоть до известной стадии их обогащения миссис Лэфем была в курсе всех дел мужа, но когда они расширились, не имея уже ничего общего с розничной торговлей, с которой успешно справляются и женщины, она даже боялась знать о них слишком много. Был момент, когда ей казалось, что они вот-вот разорятся; но крах не наступил, а со времени самых больших успехов она слепо доверилась суждению мужа, который, как ей казалось, нуждался прежде в ее подсказках. Он приходил и уходил, а она ни о чем не спрашивала. Он покупал, продавал и наживался. Она знала: если что будет не так, он ей скажет; а он знал, что она его спросит, если ощутит тревогу.

— На моем участке ничего такого нездорового нет, — ответил Лэфем даже с неким удовольствием. — Я справился, прежде чем купить. Думаю, что воздух на Бэк-Бэй не хуже, чем здесь. Этот участок я купил для тебя, Перри; думал, что когда-нибудь тебе захочется там строиться.