Тха-Бнар подошел ближе, тронув костлявой рукой спутанные влажные волосы пленника. Несколько мгновений он стоял неподвижно, затем закрыл глаза, и волна дрожи прошла по всему его телу. Наконец, он с брезгливой гримасой убрал руку.

— Я не чувствую ничего. Ничего! Это просто мелкая сошка. Ему нечего нам сказать.

— Так вы желаете, чтобы мы отпустили его, господин?

— Да, снимите его с колеса, затем дайте напиться отвара из листьев чота. Это ненадолго придаст ему сил. Я хочу, чтобы он сумел на своих ногах вернуться к своим.

— Вернуться?

— Да. Мы отошлем его в лагерь к осаждающим. Проживет он недолго и ничего не сможет им рассказать. Однако, пометь его раскаленным клеймом. Это внушит страх тем ублюдкам внизу.

— Слушаюсь, магистр Тха-Бнар.

Жрец ослабил путы, связывающие воина, и вместе с помощником перенес его на деревянную лежанку. Тха-Бнар тем временем покинул пыточные покои и стал подниматься по темной лестнице, озаренной отблесками рыжеватого пламени факелов.

Глава 2

Клинки против Зла

Рассвет на равнине был теплым и туманным. Один за другим гасили факелы и светильники в селении Теринаса, окатывали водой и затаптывали ночные костры. Солдаты, отстоявшие на крепостных стенах ночную стражу, вернулись в свои бараки или разошлись по домам, чтобы на скорую руку позавтракать и отправиться ко сну. Другие заняли их место, поднимаясь по лестницам на дозорные посты, откуда открывался превосходный обзор на скопище каменных домишек и небольших крепостей на равнине… А также на пугающую пирамиду зиккурата на склоне горы.

Храм-пирамида сейчас выглядел несколько иначе, чем десять лет назад. Там, где прежде верхние уровни не соприкасались с горным склоном, теперь они были привязаны к нему густой сетью стен и укреплений. Никто не видел, как появилась эта странная конструкция восемь лет назад, во время недели гроз, столь сильных, что пришлось даже на время приостановить осаду. Когда же штурм возобновился и воины Теринаса прорвались на нижние уровни загадочной постройки, то оказалось, что верхние ее ярусы пронизаны туннелями, ведущими прямо в недра горы. Однако атакующих защитники зиккурата изгнали прочь со столь беспощадной яростью, неся при этом ужасающие потери, но продемонстрировав столь пугающее колдовство, что с тех пор больше никогда осаждающие не предпринимали попыток захватить эти странные укрепления. Несколько нападений на эти верхние стены все же было предпринято с течением лет, но это были лишь случайные вылазки, обернувшиеся полным крахом. Судя по ярости защитников верхних уровней зиккурата, Теринас догадался, что звезду держат где-то в храме, венчавшем пирамиду, — в точности как и утверждал один из нанятых им магов.

В Теринаскаде городская площадь стала местом сборищ для всех, как жителей деревень, так и наемников, которые нуждались в хорошей компании, чтобы провести время за болтовней и узнать свежие новости. Площадь была странной формы, ведь десять лет назад на ее месте находилась всего лишь тропинка, ведущая за пределы деревни к жилищу Теринаса. Но теперь здесь образовался центр города. Тут находились каменные скамьи и источники питьевой воды. Здесь же были и выложенные камнями ямы с вечно тлеющими углями, защищенные навесами от снега и дождя. На памяти селян огонь здесь никогда не прекращал гореть.

Кулла пробудили первые звуки нарождающегося утра. Он натянул сапоги и тунику, привычным движением нацепил меч и вышел из длинного дома-барака по протоптанной тропинке к купальне, расположенной чуть поодаль от центральной площади. Купальня отнюдь не представляла собой какое-либо изысканное строение: всего лишь два небольших помещения, возведенных вокруг природного теплого источника, — одна комната для женщин и другая для мужчин. В хорошую погоду, как сегодня, купание происходило под открытым небом; когда же лето заканчивалось и наступали холода, то на крышу натягивали длинное полотнище, а поверх укладывали промасленные шкуры.

Войдя внутрь, атлант прошел в мужское отделение купальни. Народу там было совсем немного ввиду раннего часа, — в большинстве своем наемники, отстоявшие ночной дозор да пара стариков, местных жителей, привычных вставать ни свет ни заря. Поприветствовав их всех, Кулл стянул с себя тунику и с наслаждением погрузился в теплую воду источника. Он как следует отскреб тело песком, затем окунулся с головой. Служитель купальни выдал ему глиняный горшочек с маслом, чтобы завершить купание. Запах у масла был слегка кисловатый, но очищало оно на славу; к тому же никаких иных средств у этих селян все равно не было. Наконец, Кулл еще раз окунулся в воду, чтобы смыть с себя остатки масла, вытерся насухо и вновь натянул тунику. Когда он вышел из купальни, солнце поднялось уже высоко и, судя по шуму, доносившемуся с центральной площади, город окончательно пробудился.

Вернувшись в барак, атлант натянул на себя кольчугу, причесал и заплел в воинскую косу свои длинные волосы. Мантис по-прежнему спал, и атлант не стал будить его; также спали и все прочие обитатели барака. Лишь один наемник сидел за столом, лениво ковыряя ложкой в миске с кашей.

— Он поздно вернулся ночью? — спросил Кулл, кивая на мирно спящего Мантиса.

Он и сам не мог понять, что побуждает его так покровительственно относиться к этому юнцу. Обычно мало кто вызывал у одиночки, каким всегда считал себя суровый сын Атлантиды, желание покровительствовать и заботиться о себе. Но все же Мантису, как видно, удалось затронуть какую-то струнку в суровом сердце островитянина.

— Да уж почти под утро, — отозвался наемник с кривой ухмылкой. — Я вроде слышал, как он вошел после трех ударов гонга.

Кулл кивнул. И впрямь поздновато. Чем же занимался Мантис всю ночь, и где он мог так вымотаться?

— Я уже таких видел и прежде, — пробормотал пожилой наемник.

В этих словах Куллу почудился какой-то упрек или скрытая насмешка, и он тут же нахмурился.

— О чем ты ведешь речь?

Тот продолжал ковыряться в миске с кашей.

— Глупые мальчишки, слишком много думают. Надеются, что найдут ответы на все вопросы и спасут мир.

— Это ты про Мантиса? Думаешь, он был занят именно этим?

Наемник ухмыльнулся.

— Да, или якшался с местными девицами.

Кулл усмехнулся, ощущая неожиданную досаду, которую, впрочем, постарался не показать. Подойдя ближе, он склонился над миской и понюхал кашу.

— Что они сюда кладут? — поинтересовался он.

— В кашу-то? Один Хотат ведает. На вкус — сущая мерзость.

Атлант поджал губы.

— Нет, все-таки, должно быть, дело не в каше.

— Ты о чем это? — солдат перестал есть и застыл, не донеся ложку до рта.

— Да я видал и прежде таких, как ты, вечно недовольных и осуждающих всех вокруг, — пояснил ему атлант. — Но я думал, это им в еду подсыпают что-то особенное. Выходит, ошибался…

Озадаченный, наемник уставился на атланта. Кулл с ухмылкой похлопал его по плечу и двинулся наружу.

На площади был установлен длинный стол для общего завтрака. Встав в очередь, Кулл получил миску и ложку. Прямо перед ним оказался пожилой воин с коротко подстриженной седеющей бородой. Когда он узнал атланта, то пожелал ему доброго утра и поинтересовался, как движется сражение в зиккурате: было ясно, что Кулл только что вернулся со своей смены.

— Прирезал пару ублюдков, — сказал ему атлант. — А в остальном все по-прежнему.

— Ничего, похоже, с места не движется. Да?

— Да, судя по всему, так и есть. А как у тебя дела, Соран?

Кулл был знаком с этим пожилым наемником с того самого дня, как прибыл сюда, и между ними мигом завязалось некое подобие дружбы, еще более окрепшей с течением времени. Соран немало повидал на своем веку; подобно самому Куллу и многим другим, здесь он был обычным наемником. На многие вещи они смотрели одинаково. Соран сражался во множестве битв. Он любил рассказывать о них ночами у дозорного костра, — о войнах, в которых сражался, о тех людях, рядом с которыми служил. У них даже нашлось немало общих знакомых, и они подолгу вспоминали те места, куда забрасывала их судьба.