Изменить стиль страницы

— Похоже, речь идет не только о сражении на мечах, — напряженным тоном предположил Теринас.

— О, да, военачальник, мечи тут вовсе ни при чем.

— Колдовство…

— К несчастью, да.

Теринас нахмурился.

— Я уже нанимал колдунов. Они ничем мне не помогли. Никакая магия не способна одолеть Тха-Бнара и его приспешников.

— А вот здесь ты ошибаешься, уверяю тебя. Но сейчас я не могу рассказать тебе всего, что знаю. Согласен ли ты с этим, Теринас? Послушай меня, ты и впрямь нанимал магов, но это были лишь шарлатаны, слабаки, гадатели… Нечто в этом роде. Они засыпали тебя лживыми обещаниями, чтобы выманить побольше денег. Но я говорю не о каких-то жалких чарах и видениях, я говорю о подлинной магии, той же самой, что использует против тебя Тха-Бнар… Это магия истинной мощи, и если я добьюсь успеха, то уничтожу жрецов.

— Тогда все наше войско поддержит тебя, — пообещал Теринас, — если только ты сможешь убедить меня в правоте своих слов.

— Войско мне ни к чему, Теринас. Я желаю только, чтобы со мной отправился атлант Кулл и еще один человек. То есть, разумеется, если Кулл пожелает поехать со мной и сопутствовать мне в поисках?

— Разумеется, ты можешь на меня рассчитывать, — заверил друга атлант.

— Тогда выбери третьего, кто поедет с вами, — предложил Теринас. — Возьми самого лучшего, самого крепкого воина, одного из моих телохранителей…

— Увы, но их сила будет мне бесполезна, — возразил Мантис, — хотя, разумеется, я отнюдь не ставлю под сомнение их боевые качества. Вместо этого, Теринас, я желал бы взять с собой этого недоумка Урима.

Теринас поднял брови.

— Да ты шутишь?!

— Нет, я не шучу. Твои воины непревзойденные мастера меча, но меч мне не понадобится там, куда я пойду, а Урим принесет куда больше пользы. Он был ранен и кажется безумным, но на самом деле он сохранил разум… И когда он использует его, то порой видит странные вещи. И хотя он говорит редко и бессвязно, но порой в его словах таится глубинный смысл. Вот почему я нуждаюсь в его помощи.

— Ты хочешь сказать, — уточнил Кулл, обращаясь к Мантису, — что Урим, получив рану в голову, каким-то образом изменился и теперь способен понимать то, что недоступно чувствам большинства людей?

— О, да, ты совершенно прав. Я говорил с ним… Кое-что смог разобрать из его бормотания.

Кулл припомнил их разговор с Сораном, состоявшийся совсем недавно.

«Наверняка во всем этом есть какой-то смысл.»

— Прости меня за прямоту, — обратился к Мантису Теринас, — но чем больше я слышу о твоем замысле, тем меньше и меньше я ему доверяю…

— В любом случае ты ничем не рискуешь, — усмехнулся Мантис. — Просто отпусти сегодня нас троих: меня, Кулла и Урима. У тебя останется еще много сотен воинов, ты даже не заметишь нашего отсутствия. А когда мы вернемся…

— И когда же это случится?

— Возможно, через неделю или через месяц, но наверняка не больше месяца.

— Тогда ступайте, — заявил Теринас. — Иди и делай что задумал, а тем временем я буду продолжать осаду и вести войну против колдунов.

Кулл обратился к нему:

— А кстати, я видел, что на площади твои люди были сильно огорчены видом изуродованного воина. Теперь они все собираются броситься в отчаянную атаку на зиккурат.

— Я поговорю с ними и попытаюсь успокоить людей, — пообещал Теринас. — Сейчас нам меньше всего нужно, чтобы в самоубийственном натиске полегла большая часть наших солдат.

Покинув жилище военачальника, Кулл обернулся к Мантису:

— Ты вел себя весьма странно. Надеюсь, ты хоть сам понимаешь, что ты задумал.

— Ты не обязан ехать со мной, если не хочешь, атлант, — обиделся юноша,

— Ну уж нет, — усмехнулся тот. — Должен же кто-то присматривать за тобой, юный глупец. От меня ты так просто не избавишься!

—, — негромко промолвил Мантис, — мне также остается лишь надеяться, что я понимаю, во что мы все ввязались.

Урим не желал сидеть близко к огню. Вот уже третий день они были в пути, и третий вечер подряд он располагался на ночь как можно дальше от горящего костра, разложенного Куллом и Мантисом, молча наблюдая за ними и пуская слюни подобно голодному щенку, пока двое наемников поджаривали мясо над огнем.

Мысли его блуждали. Когда солнечный свет гас над полями, постепенно переходившими в лесостепь, Урим склонял голову, прислушиваясь к перекличке вечерних птиц так внимательно, словно способен был понять их голоса. Порой он принимался почесываться, а затем пристально изучал свои пальцы и ладони. Бремя от времени посасывал ногти или пытался изловить жучков, кишащих на земле или в коре деревьев.

Вечером за ужином Кулл то и дело косился на Урима. Глотнув еще вина, он спросил у Ман-тиса:

— Может, хоть теперь ты скажешь мне, наконец, зачем потащил с собою этого безумца?

Мантис ничего не ответил, словно пропустив слова атланта мимо ушей.

— Ладно, — тот сменил тактику. — Может, ты хотя бы скажешь мне тогда, что именно мы ищем?

— Ты говоришь так, словно в чем-то меня подозреваешь.

— Но как я могу тебе доверять, если я согласился тебе помочь, а ты даже не желаешь поделиться со мной своими тайнами?

— Я попросил Теринаса уважать мое молчание, и он…

— Но я не Теринас. Мы с тобой, Мантис, провели вместе немало времени, мы путешествовали и сражались бок о бок. Я достаточно доверяю тебе, чтобы согласиться на это безумное предприятие, и я верю, что ты не пытаешься завести меня в какую-то ловушку или что-то в этом роде. Но порою я все же гадаю, вполне ли ты сознаешь, что ты задумал. Подумай вот о чем: чем больше тайн ты хранишь от меня, тем медленнее будет моя реакция в тот момент, когда тебе будет нужна моя помощь. И в любом случае я хочу знать правду. Так уж я устроен. Лучше тебе привести убедительные доводы, что такая скрытность необходима. Иначе я просто не поеду с тобой дальше. Я жду объяснений с того самого мига, как мы сели в седло. Мантис глубоко вздохнул.

— Ты совершенно прав, Кулл. Если уж я не могу доверять тебе, то кому же мне тогда вообще верить?

— Я не напрашивался на похвалу с твоей стороны, мне просто нужно знать, зачем мы здесь и что собираемся делать дальше.

— Твои стремления вполне понятны.

— Ты хоть сам знаешь, куда мы направляемся, Мантис?

— Очень смутно. Мне известно, что нам следует держать путь на запад. В двух или трех днях пути отсюда лежит болото. То, что я ищу, находится где-то там.

— Что? Что именно мы ищем?

— Не что, а кого. Моего отца.

— Твоего отца?! — Кулл нахмурился. Он выпрямился, пытаясь разглядеть выражение лица Мантиса в цвете лагерного костра. — Но ты же говорил, что твой отец погиб.

— Нет, это неправда.

— Проклятье, ты сам утверждал…

— Я просто говорил, что его больше со мной нет. Разумеется, все это лишь словесные увертки, но я думал в ту пору, что так будет проще. Но теперь я прошу прощения за свой обман. И все же я не знал тогда, могу ли я доверять тебе… И следует ли мне вообще доверяться кому бы то ни было.

— Твой отец живет на болоте? Но почему? Он что, какой-то преступник? Что он…?

— Кулл, — Мантис обернулся к атланту. На лице его была гримаса страдания. — Мой отец — колдун.

Долгое время они не произносили ни звука, слушая, как шипит жир, падающий с жарящегося мяса на угли костра.

— Колдун? — осторожно переспросил, наконец, Кулл.

— Да. Ты и правда… хочешь узнать всю мою историю?

— Если ты желаешь мне ее поведать.

— Историю моего незаконного рождения? То, как была изнасилована моя мать? Как я рос, ощущая на себе это проклятие?

— Если ты желаешь поведать мне это, Мантис, — спокойным тоном повторил атлант. Эти простые слова, во многом объяснявшую ауру отчуждения, всегда окутывавшую Мантиса, вызвали у Кулла сочувствие. Он и сам когда-то ощущал себя изгоем, вынужденным бежать с родных островов, и теперь мог понять те чувства, что владели душой его юного спутника.

— О, да, я хотел бы рассказать обо всем. Истина сжигает меня изнутри. Я должен поделиться… хоть с кем-нибудь. Возможно, тебе многое станет яснее, мой друг. Возможно, ты лучше поймешь меня самого. Ты очень мудр для обычного наемника, атлант, ты много странствовал и много знаешь.