– Прощенья нет, будь я проклят, – бормотал Грегори. – Но искуплю… Прочту от корки до корки… Сам сяду на велосипед и совершу турне по городам… От Восточного берега до Западного… Расширю семиотику…

Мутнеющим взглядом он пытался поймать лицо миссис Долсен, но оно уплывало, двоилось. Или это уже были два лица? Профессор Долсен выплыл рядом с супругой?.. О чем она ему толкует?.. Что коллегу Скиллера нельзя пускать за руль в таком состоянии? Каком?таком??.. Он еще вполне молодцом… Доедет до дому, не задев ни одного почтового ящика…

А это кто?.. Да это же Дебора, прелестная тростинка!.. Что?.. Она готова отвезти его домой?.. Ну и ладно!.. С такой девушкой он готов!.. Согласен… Может быть, она его даже поцелует в автомобиле… Отвезет, а потом уедет домой на такси… Он за все заплатит… Студенты так бедны, все деньги уходят на плату за учебу…

Последнее, что он запомнил: чья-то рука шарила в его карманах, извлекала автомобильные ключи.

Потом был провал.

Потом он медленно приходил в себя в комнате, освещенной утренним светом. Да, в своем доме, но нет – не в спальне. Видно, свалился, не раздеваясь, на диван в кабинете. Горло саднило, и ниточка боли протянулась от одного виска до другого. Но на душе было тихо, мечтательно, спокойно. Какая-то радость ждала его впереди, какая-то надежда махала светлыми крылышками под закрытыми веками. Нужно было только уговорить ноги спуститься с дивана на пол и медленно, осторожно донести его до ванной. А там уже струя душа сделает свое дело, вернет к жизни. И тогда он вспомнит, вспомнит…

Ему послышался стук входной двери.

Потом шаги в коридоре.

И порхающая надежда вдруг вспыхнула ярким светом, обрела лицо, голос, имя.

Оля!!

Оля может вернуться к нему!

А вдруг это уже она?.. Вдруг примчалась с семейного праздника – поздравить, обнять, утешить?.. А он – все еще в дурацком наряде пилота – мятый, похмельный, небритый!..

Дверь кабинета скрипнула, впустила полоску света из коридора. Потом пришедший передумал и постучал снаружи в приоткрытую дверь.

– Входи-входи… Я здесь… Я сейчас…

Грегори приглаживал волосы ладонями, протирал глаза, безуспешно пытался привстать. Колени его только хлюпали и колыхались, беспомощно, как студень.

Дверь открылась, впустила раннего визитера.

Конечно, это была не Оля.

Совсем другая женщина. Женщина, под взглядом которой любая надежда должна была съежиться, увясть, прервать полет, рухнуть на землю.

Лейтенант полиции Барбара Петрускевич вошла так уверенно и спокойно, точно это был не чужой кабинет в чужом доме, а ее собственный. И вслед за ней – детектив Брейдбард внес свои широко распахнутые уши и полные тревоги, рыскающие по сторонам глаза.

– Извините за столь раннее вторжение, профессор, – сказал он, шаря взглядом по потолку, по мебели, по фотографиям на стене. – Но мы разыскиваем пропавшую студентку, Дебору Кассини. Ее бабушка позвонила в отделение в четыре часа ночи, со слезами в голосе сообщила, что внучка до сих пор не вернулась с новогоднего праздника. Дежурный высказал предположение, что девушка просто загуляла с приятелями. Но миссис Кассини заверила его, что в таких случаях Дебора всегда звонит домой и предупреждает. Пришлось начать поиски.

– К утру, – вступила Петрускевич, – нам удалось выяснить, что последний раз девушку видели садящейся в ваш автомобиль, профессор. Можете ли вы рассказать нам, что произошло потом?

Грегори ошеломленно вглядывался в лица полицейских, мотал головой, пытался проглотить слюну.

– В автомобиль – да, это я помню… Она обещала отвезти меня домой… Но дальше – полный мрак. Перебрал в баре, не рассчитал, простите… Однако раз я дома – значит, она выполнила свое обещание, довезла…

– Ваш автомобиль стоит у дома. – Голос Барбары Петрускевич вдруг стал вкрадчивым, почти игривым. – Мы заглянули внутрь. И увидели, что пассажирское сиденье вспорото в нескольких местах будто ударами ножа. Видели вы эти повреждения вчера? Или они были нанесены в минувшую ночь?

– Припомните, – вмешался Брейдбард, – может быть, кто-нибудь напал на вас по дороге сюда? Или уже у самого дома?

Грегори ошеломленно глядел на стражей закона, холодел, стремительно трезвел, но сказать мог только одно:

– Не помню… Не видел ничего… Не слышал… Полный провал…

– Наверное, вы также не сможете объяснить происхождение этих бурых пятен на рукаве вашего кобминезона? Ни две параллельные царапины на тыльной стороне левой кисти?

Петрускевич вдруг шагнула вперед, вытянула правую руку и стала надевать на нее резиновую перчатку. Грегори показалось, что она собирается дать ему пощечину, и он машинально заслонился локтем. Но нет: рука в перчатке прошла над его плечом и выдернула какую-то тряпицу из-под диванной подушки.

Подняла ее на свет.

Все трое уставились на трофей – улику – вещественное доказательство.

Сомнений быть не могло: женские трусики с кружевной голубой оторочкой и со свежим красным пятном посредине.

– Профессор Скиллер, я очень советую вам перестать запираться и начать…

Детектив Брейдбард оттеснил свою напарницу и встал перед диваном:

– Нет-нет, дальше мы должны все делать строго по правилам. Мистер Грегори Скиллер, у нас нет иного выхода, как предъявить вам обвинение в похищении Деборы Кассини. Вы имеете право хранить молчание, потому что все, что вы скажете, с этого момента может быть – и будет – использовано против вас в суде. Вы имеете право потребовать, чтобы во время допросов в полицейском участке с вами рядом находился ваш адвокат. Если у вас нет средств на адвоката, суд предоставит вам такового бесплатно.

Брейдбард декламировал обязательную "миранду" с молитвенной торжественностью. Потом помог арестованному подняться и завел его руки за спину. Пластмассовая петля больно стянула запястья.

Выведенного на крыльцо человека можно было принять за диверсанта-парашютиста, скрывавшегося с времен последней войны. Лица соседей белели за оконными стеклами. Двое патрульных уже обтягивали – оплетали – окружали дом, автомобиль, подмерзшие форзиции желтой предупреждающей лентой с многократно повторенной черной надписью: "место преступления".

А внутри дома телефонный ответчик говорил голосом подполковника Ригеля:

– Грег? Неужели еще дрыхнешь? До какого часа гуляли? Ну, позвони мне сразу, как проснешься. Будем обсуждать дело всерьез.

Конец первой части