— Да спать вообще не придется… Зря балаган делали, — замерзнуть можно… Папа говорит, что в таких случаях охотники не спят, а больше ходят…
Никто не отозвался на замечание Коли. Ребята знали, что Колин папа охотник и если уж он так говорит, то, значит, верно.
Из далекого распадка снова долетело:
— А-а-у-у-а-а-а…
И сейчас же, как показалось ребятам, совсем недалеко, залаяла и завыла собака. Все вздрогнули, но уже не от страха, а от радости. Знакомый с детства лай близкого друга человекА — собаки окрылил их надеждой. Малыш даже шапку снял, чтобы лучше разобрать, откуда доносится звонкий заливистый лай…
— Собака! — не сказали, а как-то выдохнули враз ребята.
— Должно быть, тут рядом дорога, — сказал Коля. — Кто-то едет домой, и с ним собака… Услышала вой волка и залаяла… Быстро собирайте сумки! Пошли…
— А если совсем заблудимся?.. — как-то нерешительно спросил Паша.
— Ничего не заблудимся. Собака одна в лесу — зачем ей тут быть? Едет кто-то, — уверенно заявил Коля и стал разбрасывать костер и топтать в снегу обгоревшие сучья.
Малыш опять шел последним и просил:
— Только вы, пожалуйста, не торопитесь… Теперь ночь, я боюсь…
— А ты не отставай, — строго сказал Паша, — а то уедет колхозник, и мы будем бродить всю ночь… Новый-то стожок, может, и не найдем…
Они были твердо убеждены, что рядом с лесом проходит дорога и по ней едет из города запоздавший колхозник. Кому же еще ехать в такую пору? Коля и Паша ясно представляли себе не только колхозника, его лошадку и бегущую рядом лохматую собачку, но и то, как они пойдут следом за санями и доберутся до деревни.
Пусть это будет не Зеленый Клин, а другая деревня, — днем они найдут путь к тете Маше.
На пути им попалась какая-то горка с густой порослью молодых сосенок. Днем они обошли бы ее, а сейчас торопились и, не выбирая направления, ломились напрямик. Задетая рукой ветка стряхивала с себя пушистый снег, он падал за воротники, на разгоряченное тело, обжигал и холодными струйками стекал под рубашки. Остерегаться некогда было, их звал певучий лай собаки. Незримая спасительница казалась совсем близко.
Коля, по горячности, опять оторвался от ребят и на просьбы Малыша кричал:
— Да никуда я не уйду, не бойся… Нам бы только на дорогу выйти да догнать путника…
Наконец ребята вырвались из плена заросли и, оказавшись между редких высоких сосен, неожиданно остановились; недалеко, на опушке леса, светились два тусклых огонька и где-то возле них лаяла собака.
— Ребята, избушка!.. — вскрикнул от радости Коля.
Паша и Малыш остановились. В сгустившемся мраке ночи никакой избушки еще не было видно, но свет!.. Это не походило на костры, свет лился неяркий и ровными полосами ложился на снег. Со вздохом облегчения они стали повторять это простое, но какое-то теплое слово, полные еще смятения от недавно пережитого.
— Избушка!.. Избушка!..
Они забыли вдруг о страхе, который сжимал их, когда услышали волчий вой, забыли о своем решении провести ночь у костра — эту долгую зимнюю ночь, теперь, казалось, все трудности остались позади.
— Избушка!..
В короткую, минутную остановку они почувствовали, как давит мороз, как пробирается холод под одежду, и захотелось скорее попасть в избушку, где горит свет и где должно быть тепло. Не сговариваясь, они двинулись вперед, словно лыжи сами понесли их к жилью. Возле избушки Малыш сказал:
— А колхозника-то и не было…
— Должно быть, не было, — согласился Коля, — а собачка, видишь, все лает…
Окна были вровень со снегом, и свет, падавший через переплеты рам, растягивался длинными полосами.
Услышав голоса ребят, собака залилась еще сильнее, будто вызывала хозяина на помощь. Коля с робостью подошел к окну и постучал пальцем:
— Пустите обогреться, пожалуйста…
Сквозь застывшие окна не было видно людей, но вот проплыла широкая тень, скрипнула дверь в сени, и ребята услышали старческий голос:
— Замолчи ты, Кудряш!.. Пошел на свое место!.. — и, отодвигая засов, спросил: — Кто там?
— Пустите, пожалуйста, обогреться, — зазвенел снова Колин голосок. — Заблудились мы…
Малыш даже заплакал от радости, а человек стоял в дверях и командовал:
— Быстрее скидывайте лыжи… Ах ты господи!.. Кто же в такие холода ходит?.. Ванюшка, да открой ты дверь, а то тут ничего не видно…
Дверь распахнулась, и на пороге ребята увидели мальчика.
— Дедушка Силан, ты замерзнешь в одной рубахе, хоть бы ватник накинул на плечи…
— Да бросайте все тут, никуда не денется, — говорил дедушка, подталкивая ребят к порогу. — Заходите скорее… Не обморозились? Ну и хорошо!
Захлопнув дверь, дедушка сказал мальчику:
— Вот тебе, Ванюшка, и гости на Новый год. Ты ждал деда Мороза, и пришли Морозовы внуки… Раздевайтесь быстрее, у нас тепло… — суетился старик, снимая с ребят заиндевевшие шапки, отряхивая их и вешая на гвоздики у порога. — Вот оказия!.. Да как же это вы решились в такую ночь?..
Ребята молчали, они еще не могли прийти в себя, все было как в сказке или во сне.
У дедушки Силана
Избушка у дедушки Силана просторная. У двери русская печка с плитой, в переднем углу зеленая елка до самого потолка, а у третьего окна, которого ребята не видели, прижимался к стене большой стол; деревянная кровать стояла ближе к печке, две скамейки да три некрашеные табуретки составляли всю мебель. Продолжением большой печи была маленькая лежанка с постелью и подушкой в красной наволочке.
— Может, кто замерз, так полезайте на печку, она теплая. — Дедушка Силан хлопотал у плиты и на попытку Коли рассказать все о своем неудачном походе говорил: — Подожди, милок, об этом успеем поговорить… Вот я сейчас приготовлю все, сядем за стол, вы и расскажете… — и, повернувшись к Ванюшке, улыбался: — А ты говорил: «Скучно, дедушка, в город бы сходить, Новый год встретить»… Вот оно, веселье, само к тебе пришло. Эвон сколько товарищей нагрянуло!..
Он посматривал на притихших у плиты ребят и пояснял:
— Жили и мы по-другому, когда у Ванюшки отец с матерью были, да вот… проклятые фашисты убили их. Мать перед войной к родственникам уехала и сгинула там, а отец землю родную защищать пошел и тоже не вернулся, голову свою сложил на Украине… Вот и живем теперь горемыки двое: старый да малый. Спасибо, правительство помогает…
Дрова в плите пылали жарко, и комната наполнялась приятным теплом; ребята особенно ощущали его, пробыв на морозе много времени.
А дедушка Силан продолжал:
— Надо бы в деревню куда переселяться или в город, какой уж я работник по лесному делу? Да и Ванюшке уже восьмой годик пошел, учиться пора. Одолели мы с ним букварь, читает он бойко, а вот арифметику только на примерах проходим. Из меня учитель плохой, в школу надо… Все ждали родителей, с места не трогались, да, видно, придется…
Дедушка Силан был одет в гимнастерку и стеганые штаны защитного цвета. Длинные седые волосы аккуратно расчесаны на две половины, а широкая белая борода закрывает всю грудь. Видно было, что он с внуком готовился встретить новогодний праздник, как, может быть, раньше встречал в кругу своей небольшой семьи. Ребята, неожиданно явившиеся в одинокую лесную избушку, нисколько не нарушили распорядка жизни; старик обрадовался их приходу не только потому, что Ванюшка может найти в них хороших товарищей, но и потому, что приютил ребят в морозную новогоднюю ночь.
А Ванюшка сидел рядом с ребятами, и его большие синие глаза горели любопытством. Ему хотелось скорее узнать: кто эти ребята, откуда и как попали к ним. Ради предстоящего праздника дедушка надел на него чистую белую с синей полоской рубашку, новые черные штанишки, только с волосами ничего не могли поделать: как вымоет Ваня голову, они и пошли в разные стороны, никаким гребнем не причешешь, никаким маслом не пригладишь. Его круглое лицо с распушившимися белыми волосами чем-то напоминало подсолнечник в полном цвету, весело и радостно встречающий восходящее солнце.