— Ну что ж, придется согласиться на ваш план, — заключил Легонтов и усмехнулся. — Откровенно говоря, это будет беспрецедентная по своему нахальству акция.
— А, ерунда! Фортуна всегда благосклонна к бесшабашным людям, — ответила я, стараясь скрыть свою радость.
Ну теперь-то я сделаю все, чтобы свести счеты со Штайнером, позволившим себе водить меня за нос, да к тому же еще и ухитрившимся обокрасть мою родину.
Мы условились, что Легонтов сам займется приобретением билетов, выбирая места в вагоне с учетом стратегических интересов (надеюсь, возле вокзальной кассы ему удалось узнать, в каком вагоне и на каком месте едет наш противник), а мне остается лишь уложить багаж и ждать посыльного с билетом. Но в то же время нельзя было упускать Штайнера из виду — вдруг его подготовка к отъезду лишь игра ради отвлечения внимания, а на самом деле он запланировая новую каверзу? Хорошо, что у Александра Матвеевича есть помощники, не разорваться же ему в самом деле!
И тут я вспомнила еще об одном важном для меня практическом вопросе.
— Кстати, Александр Матвеевич, а можно мне взять с собой в поездку горничную? Мне в путешествии может понадобиться помощь. Вы знаете, всякие дамские проблемы — сделать прическу, что-то простирнуть и подгладить…
— Елена Сергеевна, дорогая, я бы вам этого не посоветовал. Авантюристам практичнее путешествовать без прислуги, а в случае необходимости пользоваться услугами горничной из отеля или парикмахера из ближайшей цирюльни.
Когда я прощалась с Легонтовым в передней, почтальон принес телеграмму из Петербурга:
«НАНЕС ПЕРВЫЙ ВИЗИТ ТЧК РЕЗУЛЬТАТОВ НИКАКИХ ТЧК ПОПЫТАЮСЬ ПРОБИТЬ СТЕНУ ЗПТ НО ОПТИМИЗМА НЕ ОЩУЩАЮ ТЧК МИХА— ИЛ»
— Все ясно, — горько сказала я Легонтову, показывая ему телеграмму. — Придется брать дело спасения отечества в свои дилетантские руки…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Результат неумеренного пристрастия к внешнему шику. — Ада изображает любезную мину. — Йод сводами Александровского вокзала. — Курочка в дорогу. — Бесцеремонный господин. — «Явление 2-е. Елена и Легонтов.» — Осенние розы. — «Не страшно, если и над вами чуть-чуть посмеются…» — Шинкен и тринкен. — «Помечтать-то мы можем?»
Укладка чемодана и саквояжа не заняла, благодаря помощи верной Шуры, слишком много времени. Но до отъезда я планировала сделать еще одно дело — повидать Аду и Лидочку, которые собирались в Петербург, попрощаться с ними и отдать им письмо для Михаила.
В силу полной конфиденциальности сведений, содержавшихся в письме (я не каждый день отправляюсь за границу для проведения самодеятельной контрразведывательной операции), мне будет спокойнее, если Ада встретится с Михаилом в Петербурге и отдаст ему мой конверт из рук в руки.
Я впервые посетила новую контору частного сыскного бюро «Шерлок Холмс» (так теперь называлось «дело» помощника присяжного поверенного Легонтова и госпожи Вишняковой). Когда Александр Матвеевич жаловался на пристрастие Ады к шику, он не кривил душой — и вправду помещение и обстановка конторы были устроены, что называется, на широкую ногу.
Глядя на роскошный письменный стол, за которым восседала Адель, (бидермайеровский, насколько я могу судить), я невольно подумала, что доходы сыскного бюро, вероятно, сильно сократились — любители внешнего шика обычно обходятся слишком дорого бюджету своей фирмы…
Как мне показалось, Ада не была в большом восторге от мысли, что я вместе с Александром Матвеевичем еду в Берлин, а она вынуждена, соблюдая все меры предосторожности, везти Лидочку в Петербург и прятать ее там от возможных вражеских происков.
Впрочем, Ада все же хорошо владела собой и умела сохранять такой вид, словно ничто и никогда и не сможет ее уязвить. Она даже нашла в себе силы изобразить любезную мину, приличествующую моменту прощания с доброй знакомой.
— Ну что ж, прокатиться в Петербург тоже забавно, хотя это и не Берлин, — говорила она, стараясь казаться беззаботно-довольной. — А то я уж и не знала, как бы себя развлечь. Никаких ярких событий! На прошлой неделе, правда, извозчик, который меня вез, столкнулся с ломовиком, и мы чуть не угодили под трамвай, но это не такое уж яркое происшествие. А с понедельника и вовсе уж тоска смертная…
Из кабинета Ады мы прошли в небольшую, очень уютную гостиную (цветы, кожаные диваны, низкий столик с китайским фарфором — не так часто подобные уголки встречаются в деловых конторах).
Здесь нас ожидала Лидочка, успевшая приготовить чай. Ей уже было известно о смерти Франца Крюднера, и я заметила, что глаза у бедняжки на мокром месте.
За чаепитием мы немного поболтали о том о сем, причем говорила в основном я, обращаясь к Аде с разнообразными просьбами, касающимися Лидочкиной безопасности в Петербурге. Ада отвечала мне с такой странной горячностью, что не только у меня, а у любого хорошо знавшего ее человека невольно возникло бы подозрение: а так ли уж внимательно она меня слушала?
Уходя, я все же решила как-то приободрить Лидию. Улыбнувшись ей, я тихо сказала:
— Лидочка, я постараюсь сделать все возможное, чтобы изобретения господина Крюднера не попали в чужие руки. Покойный был, судя по всему, очень хорошим человеком. Я не знала его лично, и когда приехала к вам на фирму, мне предъявили под видом вашего шефа постороннего мужчину с перебинтованным лицом. Но все, кто был знаком с господином Крюднером, в один голос утверждают, что он был порядочным человеком и во всех смыслах джентльменом…
— Он и вправду был настоящим джентльменом, — Лидия сквозь слезы улыбнулась мне в ответ. — Из тех, кто задумывается не о ножках, а о ногах своей секретарши.
Я, кажется, не совсем поняла, о чем она говорит. Не о ножках, а о ногах? Наверное, когда нужно в уме переводить свои мысли с немецкого языка на русский, трудно сохранить чёткость формулировок.
Заметив, что на моем лице появилось непонимание, Лидия пояснила:
— Его рабочий кабинет был во флигеле, если вы помните, а наша контора — у ворот предприятия, окнами на улицу. Приходилось часто ходить к нему через двор и подниматься по лестнице на второй этаж, чтобы забрать нужные бумаги или получить его подпись. А он, бывало, скажет: «Присядьте, моя дорогая, отдохните немного и подождите, пока я закончу этот документ, и вы сможете прихватить его вместе с другими. Тогда вам не придется второй раз идти через двор и подниматься по крутым ступенькам. Вы ведь и так устаете, бедняжка». Понимаете? Он торопился поскорее дописать важный документ, только чтобы мне не пришлось снова карабкаться вверх по лестнице. А ведь всем владельцам контор обычно в высшей степени безразлично, придется их служащей в сто первый раз подниматься по лестнице или нет. Напротив, они с удовольствием гоняют секретаршу куда-нибудь снова и снова, чтобы знала, кто тут хозяин.
— Ладно, девочки, нюни распускать не будем, — вмешалась Адель. — Ну что ж, Леля, давай прощаться, — Ада, как истинная феминистка, по-мужски пожала мне руку. — Желаю тебе удачи. Если вам с Александром удастся выкрасть эти чертовы бумаги, положите на их место записку: «Привет кайзеру Вильгельму!» Забавно было бы посмотреть, какое лицо будет у германского агента, когда он найдет ваше дружеское послание.
Возвращаясь домой на Арбат, я всю дорогу размышляла о последних словах Лидии. Сколько трудностей и проблем возникает у женщин, пытающихся своими силами заработать кусок хлеба. И как редко хоть кто-то в обществе задумывается об этих проблемах! Нет, России феминистское движение положительно необходимо. И если женщины когда-нибудь дадут слабину и перестанут отстаивать свои позиции, это сильно замедлит прогресс в нашей стране.
В назначенное к отъезду время я прибыла на Тверскую заставу, где вместе с провожавшей меня горничной Шурой (немного обиженной, что ее не взяли в заграничную поездку, но все равно в преддверии близкой разлуки особенно любезной) и носильщиком, на которого мы навьючили мой багаж, вошла под гулкие своды Александровского вокзала, чтобы по Брестской дороге покатить на запад, в сторону Берлина.