Да, кроме всего, аэроплан и не собирался падать. С торжественным ревом он врезался в облачко; белые хлопья тумана мягко, влажно мазнули по лицу, и снова сверкнуло оранжевое предзакатное солнце, и снова город зазеленел садами, засверкал золотыми маковками, заголубел рекой. А Заикин, заглушаемый трескотней мотора, что-то кричал, указывал рукою вниз: смотри! смотри!

Там знакомый бельведер – такой крохотной, прелестной игрушкой на черноте вечернего сада белел… И, последними лучами солнца позолоченная, прекрасная мраморная женщина глядела вслед проносящимся над нею смельчакам…

Там каменная лестница ручьем сбегала к реке.

Флаг несуществующего государства на зубчатой башне фантастического замка, построенного из порожних ящиков от спичек и конфет.

Там был Дом.

Его созданье, мечта, воплощенная в сказочное диво.

Он радостно засмеялся. Хотел крикнуть Заикину: «Спасибо, Иван!» – но аэроплан круто прянул вверх, и, как виденье, исчезла, растаяла усадьба. И снова солнце ухнуло вниз, а замысловатый чертеж города вздыбился, повис над головой.

Но это уже было привычно и не страшно, лишь на секунду сердце замерло… И – что это? Ни города, ни луга, – стремительно, с гулом в ушах мчится, набегает навстречу зеленое поле… Трибуны зачернели многолюдством… Тысячи крохотных человечков – бесплатные зрители – бегут, спотыкаются и опять бегут, машут руками, радуются встрече. «Браво, Дуров! – словно бы слышится ему. – Браво! Бра-а-а-во!»

– Представление продолжается! – восклицает он.

Забавная, озорная шутка мелькнула в голове: там, внизу, сейчас к нему обязательно пристанут с вопросами о впечатлениях: что да как… И он им скажет, он им ответит.

Он им ответит, черт побери!

Колеса коснулись земли, машина слегка подпрыгнула, резво пробежала по гладкой дорожке и, еще не остывшая от работы, еще вздрагивающая, еще как бы вся в полете, резко затормозив, остановилась у центральной трибуны.

И все случилось, как и предполагал: окружили, жали руки, кто-то совал букет хризантем, кто-то лез с поцелуями…

– Ну как, Анатолий Леонидович? – с улыбкой сановной, как бы снизойдя и милостиво поощряя, спросил его превосходительство. – Каковы ощущенья? Понравилось ли?

– Ах, вашество! – воскликнул Дуров. – Это… это так здорово… Это лучше, чем жениться!

Неожиданный ответ вызвал хохот: ох, этот Дуров!

– Но что-то все-таки особенно поразило? – продолжал допрашивать губернатор. – Что-то особенно понравилось?

– О, разумеется! – мгновенной вспышкой сверкнула белозубая улыбка. – Разумеется, вашество… Поразило обилие крестов в городе, ну, просто, знаете ли, кладбище какое-то, вашество! А понравилось… ужасно понравилось, что с высоты все такой мелюзгой выглядит… Даже вы, вашество, простите великодушно!

– Ну вот, – натянуто улыбнулся губернатор, – новый повод для острот…

Крестный мой Иван Дмитрич, бывший свидетелем этой сцены, рассказывал, что тут Анатолий Леонидович обернулся к окружающей его публике и, словно перед ним не летное поле было, а цирковой манеж, воскликнул:

– Представление продолжается, господа!

1976 – 1977