Впечатление, произведенное брошюрой Аксакова, было близко к общественному скандалу. Аксаковы встревожились, как отнесется к ней Гоголь. В конце августа 1842 года прибыло из Гастейна письмо от него, содержавшее недвусмысленную оценку выступления К. Аксакова. Гоголь был им решительно недоволен. Он ожидал, что критика К. Аксакова "точно определит значение поэмы", но надежды эти не оправдались 3. К. Аксаков оказался неспособным разобраться в сущности гениального произведения и грубо извратил его. Несомненно в этой связи Гоголь писал в конце того же 1842 года автору брошюры: "Вы, любя меня, не любите" 4. Все попытки Аксаковых убедить Гоголя в том, что Константин руководствовался благими намерениями, ни к чему не привели. Свое отрицательное отношение к брошюре Гоголь не изменил.

1 К. Аксаков, "Несколько слов о поэме Гоголя "Похождения Чичикова, или Мертвые души", М. 1842, стр. 4.

2 "И. С. Аксаков в его письмах", ч. I, т. I, M. 1888, стр. 391.

3 Н. В. Гоголь, Письма, т. II, стр. 204. См. также в настоящем изд. стр. 168 и примеч. 105.

4 Т а м же, стр. 245.

Борьба за Гоголя между тем продолжалась с неослабевающей силой. Славянофилы надеялись, что им в конце концов удастся обратить Гоголя в свою "веру". Но эти надежды пока не сбывались. В 1844 году были написаны Гоголем характерные строки: "Все эти славянисты и европеисты, -- или же староверы и нововеры, или же восточники и западники, а что они в самом деле, не умею сказать, потому что покамест они мне кажутся только карикатурами на то, чем хотят быть, -- все они говорят о двух разных сторонах одного и того же предмета, никак не догадываясь, что ничуть не спорят и не перечат друг другу" 1. Гоголю претили узость и догматизм теоретических позиций славянофилов, равно как и ограниченность "европеистов". С той и другой стороны, по его мнению, "наговаривается весьма много дичи"; и те и другие не в состоянии подсказать правильного решения волнующих его вопросов, ибо они не могут увидеть и понять "строение" -- то есть основы народной жизни.

Отмечая "незрелость" "славянистов" и "европеистов", Гоголь при этом подчеркивает, что у первых больше "кичливости": "они хвастуны; из них каждый воображает о себе, что он открыл Америку, и найденное им зернышко раздувает в репу". Когда в октябре 1845 года Шевырев сообщил Гоголю, что К. Аксаков "бородой и зипуном отгородился от общества и решился всем пожертвовать народу" 2, Гоголь ответил: "Меня смутило также известие твое о Константине Аксакове. Борода, зипун и проч. Он просто дурачится, а между тем дурачество это неминуема должно было случиться... Он должен был неминуемо сделаться фанатиком, -- так я думал с самого начала" 3. (Курсив наш. -- С. М.)

В конце 1846 года попечителем Московского учебного округа была задержана защита диссертации К. Аксакова "Ломоносов в истории русской литературы и русского языка" за содержащиеся в ней "многие мысли и выражения... весьма резкие и неприличные, относящиеся до Петра Великого и политических его преобразований" 4. Диссертация являлась результатом пятилетнего труда К. Аксакова и должна была стать, по мысли ее автора, чем-то вроде теоретического кредо славянофильства. Гоголь узнал о содержании работы К. Аксакова еще до того, как она была завершена, и резко ее осудил. В декабре 1844 года он пишет С. Т. Аксакову, что диссертацию Константина "следует просто положить под спуд на несколько лет, а вместо ее заняться другим" 5. Год спустя Гоголь сообщил Шевыреву, что он советовал К. Аксакову не только не представлять диссертацию к защите, но "даже уничтожить ее вовсе" 6.

1 Н. В. Гоголь, Сочинения, изд. 10-е, под ред. Н. Тихонравова, т. IV, М. 1889, стр. 53.

2 "Отчет Император, публ. биб-ки за 1893 год", Спб. 1896, стр. 23.

3 Н. В. Гоголь, Письма, т. III, стр. 117.

4 Н. Барсуков, "Жизнь и труды Погодина", т. VIII, стр. 343.

5 Н. В. Гоголь, Письма, т. II, стр. 559.

6 Там ж е, т, III, стр. 117.

Отношения Гоголя с семьей Аксаковых становились все более сложными, то и дело обостряясь вспышками взаимного раздражения и отчуждения. Не понимая истинных причин поведения Гоголя, С. Т. Аксаков склонен в своих воспоминаниях искать объяснения его "странностей" в "капризах" "скрытной" натуры писателя. Его безудержно восхваляли, его опутывали паутиной приторной лести. Его пытались изобразить этаким святым великомучеником: "Это -- святой человек", -- записывает дважды в своем дневнике старшая дочь С. Т. Аксакова -- Вера Сергеевна 1. Но за всеми славословиями скрывалось полное неприятие того, что составляло основу творчества Гоголя. И писатель временами очень остро чувствовал это. Выдающийся интерес представляет его письмо к А. О. Смирновой от 20 мая 1847 года. "Хотя я очень уважал старика и добрую жену его за их доброту, -- писал он, -- любил их сына Константина за его юношеское увлечение, рожденное от чистого источника, несмотря на неумеренное, излишнее выражение его; но я всегда, однакож, держал себя вдали от них. Бывая у них, я почти никогда не говорил ничего о себе; я старался даже вообще сколько можно меньше говорить и выказывать в себе такие качества, которыми бы мог привязать их к себе. Я видел с самого начала, что они способны залюбить не на живот, а на смерть... Словом, я бежал от их любви, ощущая в ней что-то приторное..." 2

1 "Дневник В. С. Аксаковой", ред. и примеч. Н. В, Голицына и П. Е. Щеголева, Спб. 1913, стр. 20, 27.

2 Н. В. Гоголь, Письма, т. III, стр. 469--470.

В "Истории моего знакомства с Гоголем" есть любопытное признание автора: "Во всем круге моих старых товарищей и друзей, во всем круге моих знакомых я не встретил ни одного человека, кому бы нравился Гоголь и кто бы ценил его вполне" (наст. изд., стр. 105). Аксаков имел здесь в виду своих петербургских знакомых и друзей, но по иронии судьбы эти строки с немалым основанием могли бы быть адресованы ко многим московским "друзьям" Гоголя, в их числе -- к самим Аксаковым.

Пресловутая "неоткровенность" Гоголя была своеобразной формой самозащиты писателя от людей, не понимавших его и отдаленных от него пропастью разногласий в оценке явлений жизни и искусства. В 30-е и начале 40-х годов эти разногласия были слишком очевидны. Произведения Гоголя отрицали крепостническую действительность, будили яростную ненависть к ней. А московские его "друзья" целиком принимали эту действительность и ее защищали. Аксаковы, как и все славянофилы, были враждебны общественному пафосу гоголевского творчества, его критическому, обличительному направлению. Белинский с полным правом мог писать о произведениях Гоголя, как о "положительно и резко антиславянофильских" 1.

Через несколько месяцев после упоминавшегося выше письма к Смирновой Гоголь решился высказать горькую истину и самому С. Т. Аксакову. Он писал ему: "Я никогда не был особенно откровенен с вами и ни о чем том, что было близко душе моей, не говорил с вами, так что вы скорее могли меня узнать только как писателя, а не как человека" 2. Шевырев сделал выговор Гоголю за это письмо и сообщил, что Аксаковы остались им недовольны: "Они считали тебя всегда другом семейства. Ты же начинаешь с того, что как будто бы отрекаешься от этой дружбы и потому даешь себе право быть с ними неискренним" 3. Гоголь вскоре снова написал Аксакову: "Что ж делать, если я не полюбил вас так, как следовало бы полюбить вас! Кто же из нас властен над собою?" 4

1 В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., под ред. С. А. Венгерова, т. XI, стр. 6.

2 Н. В. Гоголь, Письма, т. IV, стр. 63.

3 "Отчет Император, публ. биб-ки за 1893 год", стр. 53.

4 Н. В. Гоголь. Письма, т. IV, стр. 115.

Так, шаг за шагом, рушится прекраснодушная легенда об отношениях Гоголя с его "московскими друзьями".

Еще более показательна история отношений писателя с М. П. Погодиным, лишь вскользь и притом далеко не объективно освещенная С. Т. Аксаковым.

Гоголь познакомился с Погодиным в июле 1832 года. Вскоре между ними установились близкие отношения. Погодин начинал свою литературную деятельность в 20-е годы как человек умеренно-либеральных взглядов. Он был хорошо знаком с Пушкиным, сочувственно оценившим его драматургические опыты ("Марфа-Посадница", "Петр I"), Но уже со второй половины 30-х годов Погодин начал быстро менять вехи и вскоре стал одним из столпов реакционной идеологии официальной народности и непримиримым идейным противником Белинского.