Расставшись с Сапежкой, Иванчиков походил по деревне и услыхал от людей, что «комиссары в хроме» – так называли московских уполномоченных – расспрашивали дорогу в Грибовцы, куда, по всей видимости, и подались. Он тоже решил пойти туда, надеясь, что именно там и произойдёт встреча. У Иванчикова уже сложилось твёрдое убеждение, что тот Сорокин, которого видели в Захаричах Катерина, Сапежка и Ксения, и тот, что был здесь вчера, – люди разные. По рассказам, они и внешне не похожи. Значит, мандатом того Сорокина пользуется кто-то другой и на этого-то другого и шлют жалобы. Вот и нужно, непременно нужно как можно скорее увидеть их, проверить, задержать.

Катерина и Ксения, пока Иванчиков ходил по деревне и беседовал с людьми, ждали его в сельсовете. Вернувшись, он высказал просьбу, чтобы они сходили с ним в Грибовцы.

– Они как пить дать там будут, – уговаривал он. – Туда направились. Кто же подтвердит, как не вы, тот это Сорокин или нет. Помогите, прошу вас.

Ксения согласилась сразу – в Грибовцах у неё родня. Катерина замялась, сказала, что и без того задерживается, к сыну нужно.

– Что ж, не можете, так не можете, – не стал возражать Иванчиков. – С Ксенией пойду, она ведь видела того Сорокина. – Он посмотрел на Ксению, и уши его занялись огнём.

Катерина промолчала, но потом, узнав, что это ей по пути к железной дороге, тоже согласилась. И они втроём направились в Грибовцы.

Не посчастливилось Иванчикову и на этот раз: не заявлялись туда уполномоченные. Ждал до вечера, наказал попу, председателю волостного Совета, чтобы, едва те придут, дали ему знать. А они не пришли. Пришлось заночевать в Грибовцах. Катерину взяла на ночлег к своей родне Ксения, а Иванчиков спал на сене во дворе у председателя. Спалось ему лучше некуда. Проснулся поздно, на двери хаты висел замок – председатель уже куда-то ушёл. Он умылся водой из колодца и пошёл к Ксении.

Та ждала его на лавочке.

– А мы позавтракали уже, – сказала Ксения, – вас ждали, не дождались. Председатель не накормил?

– Потерплю, – ответил Иванчиков.

– И Катерина ушла. В Липовку, на разъезд.

– Ушла все-таки, – пожалел Иванчиков. – Ну и пусть.

– Пойдёмте в хату, – пригласила Ксения, – я вас покормлю.

Иванчиков поблагодарил и послушался. Встретила их старушка – маленькая, сгорбленная, шустрая, с чистыми синими глазками.

– Здрасте, гостейка, здрасте, – засуетилась она вокруг Иванчикова. Метнулась к скамье, фартуком смахнула с неё пыль. – Садись, сынок, садись, только помоги мне стол придвинуть.

Иванчиков помог ей поставить стол теснее в угол, присел на скамью. Старушка тоже присела, на другую скамью, напротив, и принялась рассматривать гостя со свойственным её возрасту любопытством. Оглядела с ног до головы и удовлетворённо помотала головой, должно быть, одобрила молодца, по душе ей пришёлся. От такого повышенного к нему интереса Иванчиков даже растерялся: не мог взять в толк, чего это старая так уставилась на него.

– Бабка, поесть дай человеку, – попросила Ксения.

– Сейчас, сейчас дам, – поспешила к печи старушка и, доставая ухватом чугунок, добавила: – А хлопчик хороший, совестливый. Не брезгуй им, Ксенечка, не брезгуй.

– Бабка! – покраснела Ксения. – О чем ты?

– А о том, что он хороший. Ты же привела на смотрины, вот я и смотрю. И вижу: хороший. А ты красней, красней, невесте положено.

– Ну, бабка. – Ксения шмыгнула за дерюжку, висевшую перед полатями, и какое-то время оттуда не показывалась.

Бабка поставила на стол горшочек пшённой каши с салом, горлачик молока. Поклонилась, махнув головою чуть не до колен, и потрусила из хаты.

– Ну и бабка, – рассмеялся Иванчиков и позвал Ксению есть кашу.

– Не хочу, я поела, – ответила она, выходя из-за дерюжки.

Оба молчали, чувствовали себя скованно, неловко. И когда во дворе послышался чей-то мужской голос, Ксения обрадованно бросилась к окну, открыла его, высунулась.

– Этот хлопец из чека здесь? – спросил мужчина, и Иванчиков, выглянув в окно, узнал председателя.

– Здесь я, – ответил Иванчиков и вышел на крыльцо.

– Не пришли тые и не придут, – сказал председатель. – Говорят, в Крапивне девчонку ссильничали.

– Как ссильничали? Что вы несёте? – не поверил Иванчиков.

– А так, как сильничают, – буркнул председатель.

– Что ж это такое, – совсем растерялся Иванчиков, пожал плечами, дёрнул шеей. – Может, враньё?

– Может, и враньё. Теперь всякого наслушаешься. А сюда не придут, и дожидаться нечего. Говорят, к чугунке торопились.

– К чугунке? А тут самый близкий полустанок Липовка?

– Липовка, – подтвердил председатель. – А они будто бы в Зарубичи пошли.

– В Зарубичи? Так надо скорее туда, надо там их встретить. – Иванчиков разводил руками, он ещё не знал, что делать. Если поспешить на разъезд, то с кем и как? Да и сомнение брало: а может, и это ложные слухи, может, и на этот раз они ввели людей в заблуждение, объявив, что пойдут в Зарубичи?

Председатель, заметив растерянность Иванчикова, подсказал:

– До Зарубичей шесть вёрст. А поезд будет после обеда. Иди, успеешь.

И Иванчиков без раздумий согласился. В хату не возвращался, на завтрак махнул рукой. Оглянулся на Ксению с молчаливым вопросом. Та под его взглядом покраснела, а Иванчиков уже полыхал, особенно его уши, усыпанные веснушками.

– До Зарубичей сходим? – спросил он наконец тихо, словно извиняясь. – А потом уже и в Берёзово, к тётке… Катерины же нет.

– Ладно, сходим, – ответила Ксения смущённо. Она поняла, что её присутствие приятно Иванчикову, как и его присутствие – ей. – Это ведь недалеко от Берёзова.

И Ксения пошла с ним в Зарубичи.

Шли полем, когда увидели догонявшую их группу всадников.

– Ой, кто это? – перепугалась Ксения. – Бандиты?

Иванчиков тоже был испуган. Следил за всадниками насторожённо, вытягивая шею, словно перед ним было какое-то препятствие, мешавшее их разглядеть. Если это действительно бандиты, то здесь от них и не уйти, и не отбиться. Иванчиков расстегнул кобуру и сдвинул её вперёд. Ксения, заметив этот его жест, ещё больше перетрусила, спряталась за спину Иванчикова, вцепилась ему в плечи.

Всадники приближались, их было семеро, все с карабинами и шашками.

– Наши! – радостно вскрикнул Иванчиков, хотя никаких знаков, говоривших, что это красноармейцы, видеть ещё не мог. – Мешков у них нет. Бандиты мешки возят с награбленным.

Всадники сбавили ход, а подъехав, остановились. Это в самом деле были бойцы с красными звёздами на фуражках и кепках.

– Кто такие? – спросил ехавший впереди, должно быть, старший в группе, и, не дождавшись ответа, обернулся назад к молоденькому бойцу. – Савка, не этот?

– Нет, не этот, – ответил боец.

Иванчиков назвал себя, показал документы, спросил, кого они ищут.

– Двоих, с московским мандатом, – ответил старший. – Бандиты они. В Крапивне вот его сестру, – показал на Савку, – вдвоём изнасиловали. Фамилия одного Сорокин. Савка сам мандат смотрел.

У Савки дрожали веки, вот-вот заплачет, но закусил губу, пересилил себя.

– Так ты, значит, их видел? – спросил Иванчиков у Савки. – Где, в какой деревне?

– В Крапивне, – ответил за Савку старший.

– Вчера я был там и ничего такого не слышал, – не поверил Иванчиков.

– Они под вечер зашли в нашу хату, – со всхлипом сказал Савка. – Сестра их накормила. А они её… В лес пошли, в деревне не показывались.

– Говорят, в Зарубичи на разъезд подались, – выпрямился в седле старший. – Туда и мы подскочим. Ну если поймаем!..

– Послушайте, товарищ… Как вас?.. – забеспокоился Иванчиков.

– Отделённый Бобков.

– Товарищ Бобков, только без самосуда. Слышите? Задержите. Следствие надо провести. Следствие!

– Я им покажу следствие, – сказал Савка, не выдержал, заплакал, стал рукавом утирать слезы. – Я им… – и дёрнул поводья, вырвался со своим конём вперёд. За ним помчалась вся группа.

– Меня там дождитесь! Меня! – кричал им вдогонку Иванчиков и некоторое время бежал следом. Потом остановился, обхватил руками голову. – Порубят, ей-богу, порубят. Савка зарубит.