– Ба! Мужчина должен иметь любовницу. Что тут такого?
– А кроме того, он носится с ее незаконнорожденным ребенком как с принцем.
– Даже если ребенок незаконнорожденный, это сын короля.
– Я слышала менее оптимистические суждения по этому поводу. Эта… Люси Уотер? Кто она такая? Король не может иметь в любовницах женщину неблагородную, я правильно полагаю?
– Он всего лишь развлекается. Да и каких знатных любовниц можно отыскать там, в Гааге?
– Мадам, она оставалась его любовницей и в Париже.
– Он величайший сластолюбец в мире, и по этой причине не захотел бросать ее по приезду в Париж. Вот увидишь, какие знатные любовницы будут у него, когда он вернется в свою страну.
– Мадам, я бы предпочла гордиться верностью мужа, нежели знатностью рода его любовниц. Ваш сын не в состоянии быть верным ни одной женщине в мире. Когда он ухаживает за одной, его глаза уже разглядывают другую. Я слышала об этом в связи со скандалом на Джерси. Если мне не изменяет память, называлось имя некой Маргарет Картрэ.
– Маргарет Картрэ, – прервала ее Генриетта-Мария. – Всего-то дочь сеньора Тринитийского. Это юная девушка. Мой сын остановился в Елизаветином замке, резиденции ее отца, а поскольку мой сын и молодая женщина оказались рядом…
И Генриетта-Мария всплеснула руками, изображая неизбежность того, что должно было произойти.
– Где бы ни был Карл II Стюарт, мадам, там обязателен скандал, в котором замешана женщина.
– Это потому, что он такой галантный и очаровательный.
– И такой любитель женщин!
– Мадемуазель, – сказала Генриетта-Мария, – я обязательно посоветую своему брату выдать вас замуж за монаха. Я не вижу, чтобы вы нуждались в мужчине.
С этими словами она поднялась и короткими решительными шагами вышла из комнаты, и по походке ее дочь поняла, что мать разгневана.
А Генриетта осталась. Она тихо села в сторонке и погрузилась в мысли о брате.
Люси недолго пребывала в одиночестве. Вскоре она переехала из Парижа обратно в Гаагу – вместе с королем и его мини-двором, ибо Чарлз очень скоро вернулся с острова Джерси и теперь строил планы в отношении Шотландии. Маркиз Монтрозский дожидался его в Гааге, чтобы обсудить новые перспективы. Англия по-прежнему обходилась без короля, но зато его признали на Джерси, и то же самое намеревалась сделать Шотландия, но на определенных условиях. От Чарлза требовалось одно – подписать клятву-договор, после чего в Сконе должна состояться коронация.
Люси никак не могла понять, отчего король так растерян и неуверен в себе. Если нельзя стать королем Англии, почему бы не стать хотя бы королем Шотландии. Быть монархом какой бы то ни было страны лучше, чем не управлять никакой, а ведь даже Люси не могла отрицать, что Карл II – король только на бумаге.
– Ты ничего не понимаешь, Люси, – пытался втолковать ей возлюбленный. – Шотландия – страна просвитериан, и церковь Шотландии – враг англиканской церкви, главой которой был мой отец. Беды начались во многом с того, что он попытался навязать им англиканскую литургию. Подписание договора – это в какой-то степени измена Англии. Но зачем я тебе что-то объясняю, Люси? Тебя совершенно не трогают мои проблемы, и, может быть, это мудро. Я часто думаю, что если бы остальной мир был столь же беспечен ко всем так называемым «великим проблемам»и столь же жаден до утех любви, как ты, на земле было бы куда веселее жить.
Люси улыбалась – она умела отвлечь короля от забот, и он, пожалуй, даже слишком легко соглашался на это. Он терпеть не мог проблем и, когда они появлялись, стремился как можно быстрее отделаться от них.
Его друг Джордж Вильерс герцог Бэкингем был с ним неразлучен.
– Почему бы не подписать договор, – спрашивал он. – Лучше иметь страну, где ты правитель, даже если это унылая страна пуритан, чем оставаться в этом городишке на положении изгнанника.
В конечном итоге решение было принято – подписать условия шотландцев. Он понимал, что мать, узнав об этом шаге, в отчаянии всплеснет руками, – ведь в конечном итоге договор способствовал разрушению и уничтожению католицизма и «папизма», а многие считают, что благородный джентльмен должен предпочесть изгнание уступкам в вопросах веры, и потому объяснял Бэкингему:
– Моя душа не настолько предана религии, чтобы ради нее жертвовать государственными интересами. Мой дед сменил веру, чтобы покончить с войнами во Франции, и я сейчас, чем дальше, тем больше чувствую себя его потомком.
– Это правда, к религии вы весьма равнодушны, – соглашался Джордж. – Вы преданы женщинам – и здесь сходство налицо. Но, сир, вам придется изрядно попотеть в дальнейшем, чтобы встать вровень с вашим дедом и в этом, и во многих других вопросах.
– Дай время, – прошептал Чарлз, – дай только время.
Эти двое молодых людей не могли даже ненадолго оставаться серьезными, и перспектива пребывания в стране суровых пуритан не могла обуздать их легкомыслия.
Таким образом Чарлз отбыл в Шотландию, и о том, чтобы взять с собой любовницу ! – малыша Джимми, не могло идти и речи. Шотландцы, сказал король, так истово любят Бога, что у них почти не остается времени, чтобы любить других – даже своих жен. Более того, он почти не сомневался, что они выкраивают время для занятий любовью с женами – обязательно в темноте! – с единственной целью – произвести на свет новых «пуриташек».
Перед отъездом он обнял Люси и поиграл с Джимми.
– Заботься о моем сыне, Люси, – наставительно сказал он. – Вспоминай обо мне после моего отъезда.
– Я всегда буду вспоминать о тебе, Чарлз, – сказала она.
– А я о тебе, Люси.
Он не обещал хранить верность – нарушивший уже столько обещаний и клятв, он не хотел обманывать себя и Люси. Чарлз сомневался, что смог бы сдержать такое обещание, хотя и был наслышан, что шотландские женщины холодны, как климат их страны. Он-то знал, что из всякого правила есть исключения, и если в Шотландии была хоть одна женщина с горячей душой, они непременно встретятся.
Люси постояла на берегу моря, всматриваясь в корабль с раздутыми парусами, уплывавший от берегов Голландии, затем вернулась в покои, где столько дней и ночей провела со своим царственным любовником, и торжественно объявила Энн Хилл, что ноги ни одного джентльмена не будет за порогом ее спальни, пока ее возлюбленный король не вернется из поездки.
– После него любой мужчина покажется вам противным, – пылко сказала Энн.
– Действительно покажется, – согласилась Люси.
Она верила в это целых два дня, а затем ее вновь начало преследовать ощущение одиночества. Ее карие глаза вновь начали останавливаться на тех немногих красивых мужчинах, которые все еще оставались в Гааге, но всегда рядом оказывалась Энн Хилл и напоминала об отце Джимми.
Люси оставалось вздыхать и подолгу говорить с Энн о Чарлзе, пытаясь довольствоваться этим.
По случаю приезда в Гаагу герцога Йоркского в городе царило великое возбуждение. Герцогу недоставало веселого обаяния брата; гораздо красивее Чарлза, он тем не менее казался непривлекательным рядом с ним. Мрачноватый и упрямый, он в одном походил на брата – в любви к противоположному полу. Пока он не достиг тех успехов в отношениях с женщинами, которыми мог похвастаться старший брат, но был решительно настроен как можно скорее исправить положение.
Сэра Генри Бенетта Люси увидела вскоре по приезду герцога. Сэр Генри прибыл в Голландию в свите Джеймса и, подобно патрону, искал, чем бы развлечься в этом захолустье. Едва увидев Люси, он понял, что скучать не придется, а узнав ее историю, окончательно уверился, что, несмотря на связь с королем, эта женщина будет его любовницей.
Он пришел к ней в дом, притворившись, что находится здесь по поручению ее хозяина. Энн Хилл проводила его к госпоже, и та, не отрываясь, смотрела на его статную фигуру, ибо не только он положил глаз на Люси, но и она была пленена красивым придворным из свиты принца Джеймса, и, хотя при первой встрече они ни словом не обмолвились друг с другом, глаза их были выразительнее всяких слов.