Изменить стиль страницы

И теперь, когда он стоял возле Ричмондского моста и смотрел на небосвод, постепенно темневший, чувство, которое владело им, ни мало не походило на бешеный приступ страсти, тогда, в Мельбурне, вспыхнувшей и умершей. Он не умел проанализировать своего чувства к этой мужественной ясноглазой девушке-товарищу, которая в течение четырех дней делила с ним опасности без единой тени страха. Она не делала ему авансов; они были просто друзья; с ним был как будто просто чистенький, здоровый мальчик. И вдруг, перед ним встал ужасное видение, холм, разделявший Марлоу от Вайкомба, и одинокая маленькая фигурка, крадучись, взбирающаяся на него. Он вонзил ногти в ладони, чтоб не вскрикнуть, и все-таки вскрикнул.

- Что с вами? - повернулась к нему Эйлин.- Что-нибудь забыли?

Он прыгнул в лодку и сел рядом с ней.

- Я хочу знать - мне нужно знать…

Она посмотрела на него и улыбнулась. - Ничего, старина. Выкладывайте, что там у вас.

- Помните, я вам раз сказал, что испугался вас. Мне надо знать - испытывали вы это когда-

нибудь сами - было вам когда-нибудь страшно самой себя - или меня?

- Я не могу бояться вас, - ответила она, глядя в надвигающиеся сумерки, - и себя я ни разу еще

не боялась - пока. И не думаю…

- Вы бы не испугались, если б я схватил вас на руки и с торжествующим криком убежал в лес? - почти гневно допытывался он.

Она посмотрела ему прямо в глаза. - Голубчик мой, я бы обрадовалась. Я так рада, что вы, наконец, поняли. Это одно мешало нам быть настоящими друзьями. Мне так хотелось быть с вами вполне - вполне искренней. Эти глупые недомолвки так ужасно портят жизнь. А теперь мы можем быть славными, веселыми друзьями, которые понимают друг друга - так ведь? И мы всегда будем такими друзьями, вполне искренними и откровенными друг с другом - как это будет чудесно!

С глубоким вздохом облегчения, он обнял ее, привлек к себе и прижался щекой к ее щеке. - Какой же я был осел! А я-то думал, что в любви есть что-то грязное. Все равно, как дженкинитки. Сам горел желанием и сам грязнил его своей подозрительностью. Как те, которые прикрывают статуи. Но я ведь, не знал - потому что не встречал до сих пор женщины такой, как вы. Все женщины, которых я знал, были хитрые и скрытные. И грязнили в моих глазах любовь, делая вид, что в ней есть что-то грязное, что ее надо прятать. О, конечно, мы будем друзьями, малютка Эйлин - чудесными друзьями!

- Какая это милая лодка, правда?… Да не тискайте же меня так, голубчик - вы меня раздавите.

- Слушайте, как вы думаете, можно тут будет где-нибудь достать мыла? Вы только посмотрите на мои руки. Разве можно дружить с человеком, у которого такие руки?…

- Знаешь, о чем я думаю, - говорила на другое утро Эйлин. За ночь подморозило, и они могли надеяться без труда добраться на велосипедах до Марлоу.

- Ну? О чем? - Трэйль озабоченно разглядывал выпустившие воздух шины двух велосипедов, выбранных им в магазине на главной улице города.

- Никогда бы мы не поняли так хорошо друг друга, если б не работали вместе, над одним и тем же делом.

- Ну, разумеется, нет! - воскликнул Трэйль таким тоном, как будто это была непреложная истина, очевидная для всякого мало-мальски разумного человека.

* * *

Третий фактор, способствовавший их полному пониманию друг друга, выяснился для них только, когда они уже стали спускаться с холма.

- Не хочется мне возвращаться, - сказала Эйлин. - Давай сделаем передышку. Надо поговорить Мы, ведь, еще не думали о том, что мы будем делать дальше.

- Ну что ж, остановимся, - Джаспер соскочил с велосипеда. - Что мы будем делать? Объявимся и конец. Дженкинитки, ведь, ушли.

- Это не конец; это только начало, - возразила Эйлин. - Как же ты не видишь, что мы даже объяснить им не сумеем.

- И не станем объяснять.

- А ведь надо. А они не поймут, никто из них - ни даже Эльзи. Здесь мы, ведь, уже не свободны. - В Марлоу мы не одни.

Трэйль нахмурился. - Да, я понимаю. Это общественное мнение заставляет нас прятать любовь, как что-то постыдное. Пока мы были одни, вдали от всяких подозрений, у нас сомнений не было. А теперь надо объяснять, а объяснить мы не можем, и против воли вынуждены спрашивать себя: действительно ли мы правы, а все остальные неправы.

- Конечно, правы мы.

- Да, но этого мы не сумеем доказать никому, кроме себя,

- И доказывать не надо было бы, если б не надо было жить с ними вместе.

С минуту они задумчиво глядели друг на друга.

- Нет, убегать мы не должны, - решительно заявил Джаспер. - Смотри, разлив уже спадает. Это - наше дело. И у нас впереди еще много дела.

Некоторое время они молча глядели на Марлоу и на долину, тянувшуюся за ним.

- За этот холм мы не ходили, - выговорила, наконец, Эйлин, указывая на далекий Ханди-Кросс.

- Нет. И не станем прятаться за холмами. К чорту общественное мнение!

- О да! К чорту общественное мнение! - согласилась Эйлин. - Но не всегда же мы будем жить в Марлоу.

ВЕСЕННИЕ СТРАХИ

На третью ночь стало подтаивать и затем дней десять погода стояла мягкая, дождливая. Карри Оливер уже подумывала, не начать ли пахать, или, вернее, не докончить ли начатое. В этом году она решила вспахать больше земли, чем в минувшем году, и насажать побольше картофеля, бобов и гороху. Ибо питание в Марлоу преобладало вегетарианское. Мясника в общине не было, а женщинам претило самим убивать животных. Они пробовали, но делали это нерешительно и неумело, наносили несмертельные раны и сами падали в обморок при виде мук и крови животного. Когда же милосердная смерть прекращала, наконец, его страдания, им претило разнимание трупа на части, и эта работа тоже не шла на лад.

- Не могу - противно - лучше с голода умереть, - неизбежно заявляла после первого же опыта

каждая новая волонтерка, героически бравшаяся снабжать Марлоу говядиной, и даже Карри Оливер соглашалась, что это «чертовски грязная работа».

- Дело только в том, - прибавляла она, - что нам все равно придется поить молоком телят, иначе у нас у самих молока не будет - а что же мы будем делать с бычками?

Оставалось одно - попробовать обмениваться ими с Вайкомбом и Хенлеем на что-нибудь другое, или же просто отдавать им ненужных бычков, с возвратом только шкур и рогов, которые в будущем могли пригодиться. Овец надо разводить - из-за шерсти - ведь не на век же хватит запасной одежды. Специальная комиссия расширенного теперь комитета заблаговременно занималась изучением дубления, выделки кож; то и другое никаких непреоборимых трудностей не представляло.

Теперь, когда известный запас пищи был обеспечен, община направила всю свою энергию на индустрию. Вырабатывались и обсуждались различные планы. Марлоу был удобно расположен, изобиловал лесом и водой; был даже поднят вопрос о привлечении желательных рабочих рук из других местностей. Но приводить в исполнение эти планы, пока, было нельзя: на новый год ударил мороз и уже не сдавал до конца февраля. Первые три дня Марлоу стоял одетый в иней, преображенный в волшебную белую сказку. Затем суровый северо-восточный ветер принес с собой тонкий, колючий снег и на шесть недель сковал землю ледяной броней.

Полая вода почти спала еще до первых морозов, но река все еще не вошла в берега, и плавучие льды стиснули клещами запруду и мельницу и сплошным ледяным щитом ползли назад к мосту.

Все работы в поле и на мельнице были приостановлены, и Трэйль с Эйлин каждую неделю дня три проводили в дороге, разъезжая в Лондон и обратно, за углем и другими продуктами.

* * *

Опасения Эйлин и Трэйля оказались преувеличенными. Эльзи Дургам только улыбалась, когда они стали объяснять и оправдываться.

- Милые дети, - сказала она, - не волнуйтесь. Я страшно рада; и, разумеется, я давно уже предвидела, что у вас этим кончится. И напрасно вы говорите, что ваше - как бы это выразиться -