Наконец де Шабо заговорил.

— Это верно, что обо мне пустили лживые слухи. Я не успокоюсь, пока не получу удовлетворение от клеветника.

Лицо Генриха стало теперь пунцовым; Катрин с огорчением заметила, что он посмотрел на Диану — так он глядел на нее в юности, когда не знал, как ему поступить. Катрин отдала бы все на свете ради того, чтобы он посмотрел так на нее!

Де Вивонн, обретя уверенность в том, что ему удалось завладеть всеобщим вниманием, нарушил тишину:

— Я — этот человек, де Шабо. Это мне вы цинично похвастались своей постыдной победой, от которой позже сочли нужным отказаться.

Де Шабо выхватил шпагу из ножен.

— Вы лжете!

Тотчас де Вивонн скрестил свою шпагу со шпагой де Шабо.

— Я говорю правду. Послушайте, вы заявляли, что желаете отомстить за клевету. Вот ваш шанс…

Король поднялся с кресла.

— Стоп! Подойдите ко мне, вы оба. Как вы посмели столь бесцеремонно скрестить шпаги в нашем присутствии!

Они убрали шпаги и замерли перед королем.

— Я больше не желаю слышать об этом деле! — сказал Франциск. — Вы меня утомили. Если вы дорожите своей свободой, не ссорьтесь.

Мужчины, низко поклонившись, смешались с толпой.

Франциск заметил, что Анна потеряла свою невозмутимость. Ее охватил страх. Она была влюблена; самый искусный дуэлянт страны бросил вызов ее возлюбленному. Говорили, что всех противников де Вивонна постигла смерть.

Катрин, следившая за Анной, понимала ее чувства. Ведь и она, Катрин, была влюблена. Она перехватила взгляд Анны, устремленный на Диану и полный ненависти. Диана безмятежно улыбалась. Она полагала, что ей удалось одержать победу. Когда-нибудь, подумала Катрин, ты, Диана, забудешь вкус триумфа, тебе останется лишь горечь поражения.

— Хватит глупостей! — закричал Франциск. — Пусть сюда войдут музыканты, мы будем танцевать.

Анна расхаживала взад-вперед по комнате короля, который глядел на нее, лежа на кровати. Ее светлые волнистые волосы были в беспорядке, один из украшавших их цветков съехал к уху. Волнение делало женщину еще прекрасней. Она уже не была молодой. Анна никогда не потеряет свою красоту и обаяние, подумал король. Ему нравилось наблюдать за ней, когда она была обеспокоенной, встревоженной. Сейчас она казалась уязвимой, более человечной, чем обычно. Возможно, ее волнует молодость де Шабо, но она понимает, что могущество короля гораздо важнее — оно дает ей возможность наслаждаться вниманием юного любовника.

Он вспоминал; какой она была в разных настроениях, в различных ситуациях. В первые месяцы их любви она была обворожительна; он восторгался ее совершенным телом и острым умом. Она открывала новые радости человеку, считавшему, что он испробовал все. Теперь над ним нависла старость; приближение этого чудовища ускорялось зловещей болезнью, от которой он не мог избавиться. Он подумал об Анне, сохранявшей энергию молодости с помощью де Шабо, де Нанси. Он не сомневался в том, что, затеяв расследование, он услышал бы и другие имена. Но он не желал знать их. Она была частью его жизни — той частью, без которой он не мог обойтись. Лучше было закрывать глаза на то, что он не мог лицезреть, оставаться в неведении относительно неприятных ему вещей.

Узнавая об ее изменах, он лишь пожимал плечами. В любом случае положение Анны было шатким. Она боялась смерти короля, а не его гнева.

Вот, думал Франциск, трагедия старения. Ей подвержены в равной степени короли и нищие. Кто бы поверил двадцать лет тому назад, что я, Франциск, король Франции, позволю женщине обманывать меня! Да еще при этом буду предаваться самообману!

Генрих, будущий король — как бы он повел себя в такой ситуации? Мог ли он стать жертвой измены? Никогда! Франциск вспомнил другую Анну, с которой он флиртовал в молодости; он хотел ее соблазнить. Позже он увидел ее в Кале — черноглазая, красивая, она гордилась тем, что станет королевой. Эта Анна лишилась своей головы, потому что английский король заподозрил ее в неверности — или сделал вид, что заподозрил. Затем была юная Катрин Говард; король любил ее, но и она не сумела сохранить свою голову. Если бы король Франции походил на английского короля, его Анна не посмела бы заводить любовников. Но увы! — или он, напротив, должен радоваться этому? — Франциск Первый сильно отличался от Генриха Восьмого. Теперь их объединяли две вещи — старость и болезни. Говорили, что нынешняя жена Генриха Английского является скорее его сиделкой, нежели супругой. Что ж, он, Франциск, обладал многими недостатками, но среди них не было лицемерия. Способность видеть себя со стороны была развита в нем, пожалуй, даже чрезмерно. Порой она доставляла ему неудобства.

Он попросил Анну подойти к нему и поправить благоухающие подушки.

— Так лучше? — спросила она. — Теперь тебе удобно, мой любимый?

Он поцеловал ее руку.

— Сколько лет я люблю тебя? — спросил король. — Это началось еще до испанского плена.

Черты ее лица стали более мягкими. Помнит ли она дни их страсти? — подумал Франциск.

— Ты писал мне стихи в испанской тюрьме, — сказала она. — Я никогда не забуду их.

— Думаю, профессиональный рифмоплет делал бы это лучше. Например, Маро.

— Маро сочиняет стихи для всех. Стихи, написанные влюбленным для его избранницы, имеют особую ценность.

Она убрала волосы со лба Франциска и продолжила.

— Мой дорогой, эта дуэль не должна состояться.

— Почему?

Он решил, что уступит Анне, но сначала напугает ее.

— Она принесет людям удовольствие. Разве я не говорю всегда, что они нуждаются в развлечениях?

Он улыбнулся Анне.

— Я постоянно стараюсь придумывать новые развлечения для придворных. А это появилось само собой. Публичное единоборство. Что может быть лучше?

— Это будет убийством.

— Люди обожают кровопролития! Ты только представь себе, дорогая. Кто-то поставит на де Шабо, кто-то — на де Вивонна. Игра! Дуэль! Я уверен, что победителем станет месье де Вивонн. Он действительно, любовь моя, лучший фехтовальщик Франции. Я превосходил его в мастерстве… когда-то. Но увы! Я постарел, и другие заняли мое место…

Анна прищурилась; глаза короля горели. Она знала, что он видит сейчас ее занимающейся любовью с де Шабо. Однажды он уже застал ее с де Нанси. Он получит удовольствие, когда лучший фехтовальщик Франции убьет ее любовника. Де Вивонн отомстит не только за дофина, но и за короля.

— Это будет убийством, — повторила она.

— О, любовь моя, ты недооцениваешь де Шабо. Он далеко не трус и не попросит пощады на первой же минуте боя.

— Конечно, он не трус! — с горячностью в голосе подтвердила Анна.

— Он, несомненно, проявит себя с лучшей стороны, — сказал король.

— Да, но все равно это будет убийством.

— Не расстраивайся, любовь моя. Молодой глупец сам поставил себя в такое положение. Ну и что с того, что он — любовник своей матери? Кого это касается?

— Мачехи! — сказала Анна.

— Матери… мачехи… мне нет до этого дела. Ему не следовало вести себя так глупо. Не следовало мечтать о мести.

— Это естественное желание.

— Как трогательно, что ты заступаешься за молодого глупца, дорогая. Пытаешься спасти его жизнь.

— Я думаю о доме Валуа, — сказала Анна.

Он поднял брови.

— Объясни.

— Тебе известно, что де Вивонн тут ни при чем. Задета честь дофина.

— Ну и что?

— То, что другой человек будет защищать честь Валуа, унизительно для королевского дома.

— Однако де Шабо считает, что его честь нуждается в отмщении.

— Он молод и горяч.

Король лукаво посмотрел на Анну.

— С этим я согласен; похоже, именно по этой причине он пользуется благосклонностью некоторых особ.

— Франциск, ты должен запретить эту дуэль. Она не может состояться без твоего разрешения. Я умоляю тебя не давать его.

В ее голубых глазах появились слезы; отчаянно бьющееся сердце Анны колыхало роскошный корсаж. Бедная Анна! Похоже, она сильно любит этого красавчика. Она просит сохранить ему жизнь, как когда-то просила отдать ей бриллианты мадам де Шатобриан.