Магнитогорский сталелитейный завод был спроектирован так, чтобы производить 656 000 тонн стали в год. В 1930 году план был увеличен до 2 500 000 тонн. Но планы производства стали вскоре были снова пересмотрены: в 1931 году японская армия оккупировала Маньчжурию и угрожала границам на Дальнем Востоке. На следующий год нацисты, пришедшие к власти в Берлине, опубликовали свои претензии на владение Украиной. Джон Скотт, инженер из Соединенных Штатов, работал в Магнитогорске. Он пробуждал в рабочих героические усилия и несомненную важность защиты Советского Союза.
«К 1942 году индустриальная территория Урала стала оплотом Советского Союза. Его шахты, фабрики и магазины, его поля и леса снабжали Красную Армию огромным количеством военных материалов всех видов, запасными частями, различной продукцией промышленного производства, которая поддерживала сталинские механизированные дивизии в бою.
Уральский регион занимает площадь около пятисот квадратных миль почти в самом центре самой большой страны в мире. На этой площади природа разместила богатые запасы железа, угля, меди, алюминия, свинца, марганца, асбеста, калия, золота, серебра, платины, цинка и нефти, а также богатые леса и сотни тысяч акров пахотных земель. До 1930 года эти неслыханные богатства оставались практически нетронутыми. В период с 1930 года по 1940-й почти двести индустриальных предприятий были построены и запущены в действие на Урале. Эта Геркулесова задача была решена благодаря политической прозорливости Иосифа Сталина, его непреклонной настойчивости в стимулировании реализации своих конструктивных программ, несмотря на фантастические затраты и трудности...
Сталин любил тяжелую индустрию. Он заявлял, что новая индустрия должна быть сконцентрирована на Урале и в Сибири, в тысячах миль от ближайших границ, вне досягаемости вражеских бомбардировщиков. Должна быть создана абсолютно новая индустрия. До настоящего времени Россия была почти полностью зависима от других стран в поставках резины, химикатов, запчастей, тракторов и многого другого. Все это может и должно быть произведено в Советском Союзе, чтобы гарантировать техническую и военную независимость страны.
Бухарин и многие другие старые большевики не соглашались со Сталиным. Они настаивали, что сначала нужно строить легкую индустрию; советские люди должны быть обеспечены потребительскими товарами, прежде чем начинать выполнять программу тотальной индустриализации. Шаг за шагом, один за другим эти несогласные голоса умолкли. Сталин победил. Россия начала выполнять самый гигантский план индустриализации, который видел мир.
В 1932 году 56% национального дохода Советского Союза было инвестировано в основные фонды. Это было выдающееся достижение. В Соединенных Штатах в 1860—1870 годах, когда мы строили железные дороги и доменные печи, максимальная рекапитализация в любой год составляла около 12% национального дохода. Более того, американская индустриализация финансировалась европейским капиталом, а людские ресурсы для этого пополнялись из Китая, Ирландии, Польши и других стран. Советская индустриализация была выполнена почти без помощи иностранного капитала».
Трудности жизни и жертвы индустриализации были сознательно и с энтузиазмом приняты большинством рабочих. Они заставляли себя работать без отдыха, но они знали, что это они делали для себя, для достойного будущего и свободы для всех рабочих. Хироаки Куромия писал:
«Это может показаться парадоксальным, но принудительное накопление может послужить источником не только нужды и лишений, но и советского героизма... Советская молодежь в 1930-х годах находила героизм в работе на фабриках и в строительстве городов, таких, как Магнитогорск и Новокузнецк».
«Быстрый темп индустриализации в период Первого пятилетнего плана символизировал грандиозную и драматическую цель строительства нового общества. В отличие от Запада с его Великой депрессией и массовой безработицей советская индустриализация вызывала героические, романтические «сверхчеловеческие» чувства и энтузиазм. «Слово «энтузиазм», как и многие другие, было обесценено инфляцией, — писал Илья Эренбург. — Но не было другого подходящего слова в дни первой пятилетки; чистый и простой энтузиазм вдохновлял молодежь на ежедневные впечатляющие подвиги». Согласно другим современникам, «те дни были действительно романтичным и пьянящим временем»: «Люди собственными руками создавали то, что раньше было просто мечтой, и на практике убеждались, что эти фантастические планы становились совершенно реальными».
Классовая война
Куромия показал, что Сталин рассматривал индустриализацию как классовую войну угнетенных против старых управляющих классов.
Эта была правильная идея. Тем не менее, несчетное множество литературно-художественных и исторических работ навязывают нам симпатии к тем, кто был репрессирован во время классовых войн индустриализации и коллективизации. Нам говорят, что репрессия всегда «негуманна», и что цивилизованная нация не позволит себе навредить общественной группе, даже эксплуататорской.
Какие аргументы приводят так называемые гуманисты?
Как проводилась индустриализация «цивилизованного мира»? Как лондонские и парижские банкиры и промышленники создавали свою индустриальную базу? Могла ли их индустриализация быть возможной без разграбления индийского золота и серебра? Не грабеж ли сопутствовал уничтожению более чем 6 млн. американских индейцев? Была бы западная индустриализация возможна без работорговли африканцами, без этой кровавой бани? Эксперты ЮНЕСКО оценивают потери Африки в 210 млн. убитых во время набегов или проданных в рабство. Могла ли наша индустриализация осуществиться без колонизации, которая делала целые народы заключенными на своей родной земле?
И те, кто индустриализовал этот маленький уголок мира, который называется Европой, ценой миллионов смертей «аборигенов», говорят нам, что большевистские репрессии против имущих классов были отвратительны? Те, кто индустриализовал свои страны, сгоняя с оружием в руках крестьян с их земель, те, кто убивал женщин и детей, заставляя их работать по четырнадцать часов в сутки, кто платил нищенскую зарплату, угрожая безработицей и голодом, они смеют писать толстые книги о «насильственной» индустриализации Советского Союза?
В советской индустриализации, возможно, имели место репрессии против 5% богатых и реакционеров, капиталистическая индустриализация заключалась в террористических действиях 5% богачей против рабочих масс и в их собственных странах, и в тех странах, над которыми они господствовали.
Индустриализация была классовой войной против старых эксплуататорских классов, которые делали все возможное, чтобы не допустить успеха социалистического эксперимента. Часто она сопровождалась жестокой борьбой внутри рабочего класса: неграмотные крестьяне, вырванные из своего традиционного мира и брошенные на современное производство, приносили с собой все свои предрассудки и реакционные понятия. Кулаки шли работать на шахты, чтобы вредить там. Старые привычки самого рабочего класса, привыкшего к эксплуатации его хозяином и привыкшего сопротивляться ему, нужно было заменить новым отношением к работе теперь, когда рабочие сами стали хозяевами общества.
У нас есть яркое подтверждение этой классовой борьбы на одном из советских заводов, описанной американским инженером Джоном Скоттом, который работал много лет в Магнитогорске.
Скотт не был коммунистом и часто критиковал большевистскую систему. Но когда он рассказал о том, что узнал на стратегическом комплексе Магнитогорска, он заставил нас осознать несколько существенных проблем, которым должен был противостоять Сталин.
Скотт описывал легкость, с которой контрреволюционеры, которые служили в белой гвардии, казались динамичными и интеллигентными, могли пролезть наверх под видом пролетарских элементов и могли добраться до высоких постов в партии. Его публикации показывали также, что большинство активных контрреволюционеров были потенциальными шпионами империалистических стран. Это было совсем не легко, отличить опытного контрреволюционера от коррумпированных бюрократов и «приспособленцев», которые просто искали легкой жизни.