— Думаю, для начала мы попробуем небольшую дозу, — продолжил ничуть не смутившийся Шура. — На мой взгляд, восемнадцать миллиграммов даст тебе эффект на три с плюсом и при этом не приведет в замешательство. Я приму столько же.

Он выдал мне бокал для вина, на дне которого белело совсем немного порошка, после чего долил туда чуть-чуть воды, сказав: «Это вещество медленно растворяется; поэтому здесь нужна теплая вода». Залив белые кристаллы порошка водой, Шура вернул мне бокал и попросил подождать. Мы тщательно взбалтывали содержимое бокалов, пока белые частицы полностью не растворились.

Затем Шура сказал: «Я хочу, чтобы ты попробовала этот препарат сейчас, до добавления сока, просто чтобы почувствовать его на вкус в чистом виде, потому что вкус — это одна из граней характера наркотика. Пусть даже ты попробуешь его без сока один-единственный раз».

Я улыбнулась, вспомнив, как Ли поддразнивала Шуру маленькими душами наркотиков.

Я сделала маленький глоток. На вкус 2С-Б был совершенно не похож на МДМА, но не менее отвратительный. Так что я сказала: «Да! Сожалею, но мне придется добавить сока».

— Нет проблем, — ответил этот спартанец. — В холодильнике есть яблочный сок. По крайней мере, теперь ты знаешь, какой вкус спрячешь под соком.

— Уж конечно, — сказала я. — Это незабываемое воспоминание не оставит меня долгое, долгое время, поверь мне!

Я переоделась в халат и в течение всей переходной фазы (это время между первыми признаками начинающихся под воздействием наркотика изменений до вступления его в полную силу) спокойно сидела на диване. Шура сообщил мне, что переход может занять от сорока пяти минут до часа, а само действие наркотика длится около трех часов.

Я сказала Шуре, что хотела бы прочувствовать переход сама, и поэтому он ушел в кабинет поработать. Спустя полчаса я отправилась в ванную комнату, где все приготовила заранее. Забралась в ванну, наполненную теплой водой, и стала знакомиться с природой 2С-Б и его проявлениями в моем теле и разуме. Прежде всего, я заметила легкое движение висевших рядом с раковиной полотенец для рук и слабое мерцание зеленой занавески для душа. Зрительные эффекты, подумала я; удивительная терминология. Через несколько минут я поняла, что, хотя с моим телом было все в порядке, про остальную часть себя я этого сказать не могла; казалось, передо мной проходили мои худшие недостатки — неаккуратность, неорганизованность, ненадежность. Я видела их один за другим, словно они проходили парадом. Во мне стал закипать гнев и подниматься презрение по отношению к этому жалкому шествию, когда, выдав резкий комментарий, вмешался мой Наблюдатель.

К тому же, разумеется, мы обладаем самым худшим из недостатков — постоянно осуждаем и не прощаем себя. Тебе даже в голову не придет так обращаться с кем-нибудь из друзей; что дает тебе право относиться к себе с меньшим терпением и сочувствием, чем к другу? Бросай это дело!

Чувство юмора медленно возвращалось ко мне.

Хорошо, хорошо. Я справлюсь.

Выбравшись из ванны, я почувствовала в теле то, что назвала вибрацией энергии. Это было довольно приятное ощущение.

Я надела под халат свою чудесную, сексуальную французскую сорочку бледно-голубого цвета.

В спальне я осмотрела комоды, шторы, напольную плитку и с удовольствием отметила, что мысль о том, что здесь уже побывала Урсула, перестала казаться мне важной. Я была в другой реальности, и она не имела ничего общего с той, где была Урсула.

Одетый в халат Шура растянулся на кровати. Он спросил у меня: «Как ты себя чувствуешь?»

— Ну, лучше, чем раньше. Какое-то время я переживала все свои худшие стороны и одновременно была и заключенным на скамье подсудимых, и судьей, но это прошло.

Шура заметил: «С восемнадцати миллиграммов передозировки быть не должно, если только у тебя не окажется повышенной чувствительности к данному препарату».

Я заверила его, что прекрасно себя чувствую. Никакой передозировки.

— А как твои ощущения? — поинтересовалась я.

— Восхитительно!

Когда я сняла свой халат, Шура посмотрел на меня и спросил: «И что ты собираешься делать в сорочке?»

— Что ты имеешь в виду, спрашивая у меня, что я собираюсь делать в сорочке? Это моя единственная лучшая и самая сексуальная сорочка, и предполагается, что она сразит тебя наповал!

Шура сбросил халат и сказал: «Не верю я в то, что в постели надо лежать одетым. Как можно ощутить кожу другого человека, когда ты с ног до головы упакован вот в такое одеяние? Кроме того, ночью всегда в нем запутываешься».

Вздохнув, я позволила бледно-голубому шелку соскользнуть с моих плеч и упасть на пол.

Шура выключил ночник, оставив из освещения лишь подсвеченную шкалу на радиоприемнике. А я тем временем забралась на кровать и улеглась на спину, чтобы оценить потолок Шуриной спальни, который оказался бледно-кремового цвета. Неожиданно Шура лег на меня. Словно со стороны я услышала свое сбившееся дыхание, когда его язык проник в мой рот. Я закрыла глаза и ответила на поцелуй.

Внутренним зрением я видела голубые небеса за огромной крепостной стеной; я знала, что где-то справа возвышаются сторожевые башни, хотя и не могла их видеть. Я стояла в траве, вблизи росло несколько маленьких маргариток и множество одуванчиков. Оказалось, что высившаяся передо мной стена построена из желто-коричневых камней, поросших мхом. Рядом с ней я чувствовала себя совсем крохотной, почти малюткой. У меня было такое чувство, что все это мне смутно знакомо, и это ощущение не было ни приятным, ни отталкивающим; это был мой мир, мир, в котором я жила. Здесь было одно место, которое я считала своим. Я знала, что любила играть там, где стена уходит в высокую траву. Туда я и направилась. Взобравшись на холм, я пошла по траве, мимо луговых цветов.

Потом я вспомнила, где я была на самом деле, то есть в обычной жизни, чем занимались мой язык и горло и что страстный рот Шуры вытворял со мной. Я была в постели с мужчиной, которому принадлежала и который принадлежал мне. И мы занимались любовью под легкое гуденье небольшого напольного обогревателя и музыку Бетховена.

Но вот новый образ захватил меня. Он был соткан из всех возможных оттенков красного — кораллового и розового, пурпурного и бордового. Цвет принял форму тела, гладкого, скользкого и сильного. Мы были Мужчиной и Женщиной, Шивой и его невестой, увлеченными Великим танцем: мы сходились и расходились, чтобы сойтись вновь. Мы слились в один узел огромной сети, связавшей нас со всеми остальными людьми в мире, которые занимались любовью.

Мы стали той Точкой, куда стремятся все линии жизни, Точкой, откуда исходят все линии жизни.

Казалось, что кое-где на красном фоне мелькает золото. Нас окружала вечность, поэтому мы не двигались, наши губы и руки замерли. Мы были. Нас ничто не разделяло.

После мы накинули халаты и пошли на кухню. На плите стояла кастрюля с супом из черных бобов, который я принесла из дома. Оставалось добавить в суп немножко хереса и приправ. Я включила плиту и оперлась на покрытый кафелем стол, дожидаясь, когда Шура вернется из ванной. Теперь воздействие 2С-Б выражалось лишь в виде легкой пульсации энергии внутри моего тела. Я замечала ее, если специально обращала внимание. Ножки красного кухонного стола светились, и вся кухня казалась живой от наполнявшего ее мягкого света.

Внезапно около стола возникло нечто. Оно было размером с человека, темного, черно-коричневого цвета. Я не могла разглядеть его черты. Физического присутствия не ощущалось, но чувствовался чужой разум. Я поняла, что это нечто с презрением улыбается мне, являя собой воплощение умышленного зла, обладающего силой.

Это был Враг. Я уставилась на него, гнев затопил меня.

Какого черта ты здесь делаешь? Убирайся отсюда! Ты не можешь дотронуться до меня. Я наполнена добротой и миром, и я обладаю силой десятерых, потому что в сердце моем чистота, как сказал Ланселот. Или Гавейн,[60] или еще кто-то там.