2

Свадебное путешествие закончилось. В последний день мы оба слегка нервничали. Габриель погрузился в молчание, и это меня раздражало. Мне было непонятно, отчего он то весел как жаворонок, а то мрачен как туча. Должно быть, меня страшила предстоящая встреча с Роквеллами, хотя я и не признавалась себе в этом. Наше напряжение передалось Пятнице, и он притих.

– Посмотри, он говорит нам ничего не страшно – ведь нас теперь трое, – сказала я Габриелю; но мое замечание его не развеселило.

Дорога через северный райдинг была долгой, так как нам пришлось сделать пересадку, и в Кейли мы приехали только к вечеру.

На станции нас ждал экипаж – довольно внушительный, и мне показалось, что, увидев меня, кучер изумился. Неужели он не знал о женитьбе Габриеля? Иначе как объяснить его удивление?

Габриель помог мне сесть в экипаж, кучер тем временем укладывал наши чемоданы, то и дело украдкой на меня поглядывая.

Мне никогда не забыть той поездки. Она заняла более часа, и, прежде чем мы достигли цели нашего путешествия, начали сгущаться сумерки, так что мой новый дом впервые предстал передо мной в полумраке.

Сперва вдоль дороги тянулась вересковая пустошь, дикая и жутковатая в вечернем освещении, однако она была похожа на мои родные места вокруг Глен-Хауса и не навеяла на меня мрачных мыслей. Хотя стоял июнь, воздух был свежим, и знакомый запах торфяников придал мне бодрости. Мне представилось, как мы с Габриелем будем кататься здесь верхом. Но вот дорога пошла под уклон, и окрестности стали более уютными и обжитыми, – должно быть, мы подъезжали к деревушке Киркленд Морсайд, от которой недалеко и до Кирклендских Забав.

Растительность здесь была сочной и зеленой, то и дело попадались дома, фермы и обработанные поля.

Наклонившись ко мне, Габриель произнес:

– Будь сейчас светло, ты могла бы увидеть Келли Грейндж – усадьбу моего кузена Саймона Редверза. Я рассказывал тебе о нем?

– Да, – ответила я, – рассказывал.

Я изо всех сил напрягла зрение, и, кажется, мне удалось разглядеть далеко справа очертания дома.

Мы переехали через мост – и тут я в первый раз увидела аббатство. Передо мной возвышалась квадратная башня, внешние стены которой полностью сохранились. На расстоянии трудно было поверить, что это всего лишь пустая оболочка. Она была величественной, но грозной, и меня охватил безотчетный страх, – а может, мне просто передалось настроение мужа.

Проехав по аллее, обсаженной кряжистыми дубами, мы как-то вдруг выехали на открытое пространство и оказались перед домом.

Дом был так красив, что у меня захватило дыхание. Первое, что поразило меня, – это его размеры. Он был огромен. Первоначальная тюдорианская[3] постройка в последующие века, очевидно, неоднократно перестраивалась. Карнизы и средники окон были украшены причудливой резьбой: чертями и ангелами, вилами и арфами, завитушками и тюдорианскими розами. Словом, настоящий баронский замок. Каким же маленьким, должно быть, казался Габриелю Глен-Хаус!

Дюжина каменных ступеней, стертых в центре, поднималась к массивному портику, также отделанному резьбой. Тяжелая дубовая дверь с коваными железными украшениями открылась, и я увидела первого члена своей новой семьи.

Это была женщина лет сорока, и ее сходство с Габриелем подсказало мне, что передо мной его сестра Рут Грантли. Несколько секунд она молча смотрела на меня холодным и оценивающим взглядом, потом сказала с деланной приветливостью:

– О, добро пожаловать! Надеюсь, вы извините наше удивление, – мы узнали обо всем только сегодня утром. Габриель, ну как ты мог? Почему ты скрыл от нас такую новость?

Она взяла меня за руки и улыбнулась – вернее, оскалила зубы. Как и Габриель, она была блондинкой, но еще более светлой, с почти бесцветными ресницами. Во всем ее облике сквозила ледяная холодность.

– Пойдемте в дом, – пригласила она. – Боюсь, однако, что ваш приезд застал нас врасплох, и мы не успели к нему подготовиться. Все это так неожиданно.

– Могу себе представить, – отозвалась я и озадаченно взглянула на Габриеля. Почему он не сообщил им о нашей свадьбе?

Мы вошли в холл, где в огромном камине ярко пылал огонь, и я была поражена царившей в доме атмосферой старины – атмосферой, которая тщательно сохранялась и поддерживалась. Стены были увешаны гобеленами, изготовленными не одно столетие назад. Длинный стол в центре холла был уставлен медной и оловянной утварью. Я огляделась вокруг.

– Ну, как вам здесь нравится? – осведомилась Рут.

– О, я просто в восторге!

Мои слова были ей приятны, и лицо ее немного смягчилось. Она повернулась к Габриелю.

– Габриель, к чему вся эта таинственность? Почему ты держал нас в неведении до сегодняшнего утра?

– Хотел сделать вам сюрприз, – объяснил Габриель. – Кэтрин, ты, наверное, устала. Тебе лучше подняться в нашу комнату.

– Конечно, – вмешалась Рут. – А потом познакомиться с нашей семьей. Уверяю вас, всем не терпится вас увидеть.

Ее глаза блеснули, несколько выпирающие зубы снова обнажились. Пятница неожиданно гавкнул.

– Ах, это ваша собака? Значит, вы любите животных, Кэтрин?

– О да, очень. Я уверена, что и вы полюбите Пятницу. Высоко, под самым потолком, что-то мелькнуло, и я подняла глаза к галерее.

– Это галерея менестрелей, – сообщил Габриель. – Во время балов мы размещаем там оркестр.

– Мы привержены старинным традициям, Кэтрин, – заметила Рут, – боюсь, мы покажемся вам чересчур старомодными.

– Напротив, думаю, старинные традиции мне очень понравятся.

– Надеюсь.

В ее голосе мне почудилась ирония, словно она сомневалась в том, что я смогу понять и оценить древние традиции столь замечательного семейства.

Холодный прием, оказанный нам миссис Грантли, усилил мои недобрые предчувствия, и у меня возникли подозрения, что Габриель имел веские основания скрыть наш брак от своей семьи.

Появился лакей и спросил, куда отнести багаж.

– В мою комнату, Уильям, – распорядился Габриель.

– Слушаю, хозяин.

Лакей взгромоздил мой чемодан на плечо и затопал вверх по лестнице. Мы с Габриелем последовали за ним. Рут замыкала шествие, и я чувствовала спиной ее оценивающий взгляд. Никогда еще я не была так благодарна дяде Дику! Элегантный дорожный костюм из темно-синего габардина придавал мне уверенности в себе.

Первый лестничный пролет заканчивался площадкой, на которую выходила дверь.

– Это вход на галерею менестрелей, – объяснил Габриель. Я надеялась, что он распахнет дверь и я смогу увидеть, кто за ней скрывается, – ведь я определенно заметила на галерее какое-то движение, и мне было любопытно, кто же из обитателей дома предпочел наблюдать за мной из укрытия вместо того, чтобы спуститься вниз и поздороваться.

Широкая лестница была очень красива, но свет масляных ламп плохо разгонял тьму и отбрасывал на стены зловещие тени. Меня охватило неприятное чувство, будто все Роквеллы, жившие в этом доме за последние триста лет, с неодобрением глядели на девицу, которую Габриель ввел в семью, не спросив согласия родных.

– Я обитаю на самом верху, – сказал мне Габриель, – так что подниматься придется долго.

– Может, теперь, когда ты женат, тебе стоит занять другие комнаты? – предложила Рут за моей спиной.

– Ни в коем случае, – разумеется, если Кэтрин не станет возражать.

– Думаю, что не стану.

– Но если комнаты Габриеля вам не понравятся – выбирайте любые другие, дом большой.

На площадке третьего этажа нам встретился юноша. Он был высок, строен и очень похож на Рут.

– Они приехали, мама? – закричал он. – Как она... – Тут он заметил нас и умолк, нисколько, впрочем, не смутившись, потом засмеялся над своей оплошностью и с любопытством взглянул на меня.

– Это Люк – мой племянник, – представил его Габриель.

– Мой сын, – пробормотала Рут.

– Очень рада, – сказала я и протянула руку.