Когда Джинджер открыла глаза, Вэл уже приготовил для нее сюрприз. Не вставая со своей импровизированной постели, она почувствовала, что от костра тянет аппетитным дымком.

Джин металась между двумя противоречивыми чувствами: она была донельзя смущена вчерашней близостью и в то же время сожалела, что Вэл успел выпорхнуть из гнезда раньше, чем она проснулась, и они не продолжили занятия любовью. Она была так долго лишена мужских объятий, что теперь все ее существо протестовало против того, чтобы прожить без ласкового прикосновения хотя бы минуту.

– С добрым утром, милая, – улыбнулся Вэл, когда она выбралась из их ночного укрытия и, потирая заспанные глаза кулачками, вышла к костру.

– С добрым утром. – Она подошла, наклонилась и ласково потерлась носом о его шею в качестве приветствия. – А чем это так вкусно пахнет?

– Рыба, копченная в фольге на углях, – с гордостью сообщил Вэл. – Соли у нас, правда, нет, но на фольге осталось немного соуса и специй от сандвичей, которые в нее были завернуты.

– Ото! Ты и рыбы наловить успел? – изумилась Джинджер. – Как тебе это удалось?

– Нашел небольшую удочку в загашнике у Рикки и воспользовался крошками от вчерашнего обеда. Кстати, дождь набрался в контейнер от салата, так что наши запасы пресной воды пополнились. Я уверен, нас уже ищут, но на всякий случай не помешает.

– Да, с тобой не пропадешь… – с уважением протянула Джинджер. – Но должна сказать, что такого экстремального отдыха у меня не было никогда в жизни.

– Ничего. Вот выйдешь за меня – мы с тобой еще и не такое устроим, – многообещающе подмигнул Вэл.

Джинджер поперхнулась остатками вчерашнего чая, который решила пригубить в ожидании завтрака.

– Это предложение? – растерянно спросила она, не зная, что и думать.

– Предположение, – лукаво скаламбурил Вэл и принялся двумя палочками вытягивать с раскаленных углей потемневшую фольгу.

Рыба оказалась вкусной, хотя недостаток соли с непривычки мешал насладиться едой в полной мере. Двух рыбин, которых поймал Вэл, хватило, чтобы заморить червячка и отложить по кусочку про запас.

Вэл что-то рассказывал об особенностях местной рыбалки и пытался произвести на Джинджер впечатление, пугая ее тем, что ловил рыбу без лицензии и теперь они настоящие браконьеры… Джин пыталась что-то мычать впопад и вонзала зубки в горячую пищу, пахнущую дымком, размышляя об его странной обмолвке.

Неужели Вэл и вправду думает, что они могут связать свои судьбы? Для него произошедшее этой ночью не было только зовом природы, естественным разрешением ситуации, когда мужчина и женщина остаются ночью наедине, она напугана, а он стремится ее утешить?

А она сама – готова ли она рассматривать их близость как эпизод, случайность, приключение?

Если это не так, если все серьезно, если это любовь? За эти несколько дней Вэл раскрылся перед ней полнее, чем за все предыдущие годы.

И раскрылся с лучшей стороны. Не без недостатков, конечно… Он ревнив, ребячлив, порой излишком самоуверен, но с этим Джинджер как-нибудь справится. Куда важнее, что она увидела в нем надежного, понимающего, заботливого мужчину, притом – неглупого, красивого и сексапильного…

И прекрасного любовника. Даже если эта их ночь станет единственной, она никогда ее не забудет, сколько бы времени ни прошло. Алекс никогда не чувствовал ее настолько тонко, не умел так предугадывать ее желания, и самое главное – никогда не любовался каждой частичкой ее тела, не ловил каждый вздох, не упивался ею, как самым дорогим сокровищем своей жизни. Так, как это делал Вэл.

Джинджер с долей испуга чувствовала, что попадает в зависимость от присутствия этого человека. Казалось – он уйдет, и мир погаснет.

Она еще не могла назвать это любовью, но с ним было настолько теплее, светлее и как-то…

Правильней, что ли. Теперь, когда он был рядом, ей казалось, что наконец-то все как надо, все на своих местах.

Но ради всего святого, что они станут делать и как будут жить? Влачить существование в Далтонморе под перекрестным огнем косых взглядов Салливанов и Уотерсов? Вэл будет ходить в свою контору и возвращаться домой, а Джинджер будет ждать его с ужином и жить лишь его рассказами о больной собачке секретарши и тупоголовости начальства?

Ведь если она станет миссис Брунер, ее чудесная гостиная никогда больше не наполнится вежливым смехом хорошо одетых дам и восхищенными возгласами их богатых великосветских кавалеров…

Вот если бы ее вашингтонские планы сработали! Тогда она в любой момент может приехать в Далтонмор как королева. Все это напыщенное дурачье приползет к ней на пузе – как же, столичная штучка из высших слоев, с такими связями, что им и не снилось!

Там она найдет себя… Но там нет места Вэлу Брунеру.

– О чем задумалась, милая? – Вэл ласково отвел с ее лба прядь волос.

– Так, ни о чем… Немного выведена из равновесия всем, что произошло, – призналась она, кидая в костер рыбий скелетик и облизывая пальцы, как простая девчонка с фермы, а не как дама из общества, которая привыкла во всем следовать безукоризненным манерам и хорошему тону.

Его прикосновение разрушило все честолюбивые планы Джинджер.

Ну их к черту, этих жирных бонз и их продажных подружек! Пусть ее неудачная карьера светской львицы забудется и сгниет в этом городке дорогих особняков и тесных квартирок, как сгнил ее брак, построенный не на любви, а на пустенькой пьеске, где роли мужа и жены давно расписаны, а потому не интересны даже им самим.

Джин поищет себе новую роль. Роль, которая будет не придумана бездарным драматургом, а написана ею самой в соавторстве с Вэлом, роль, которая оставит простор для импровизации и позволит Джинджер раскрыть свою суть, докопаться до глубин своей души. И это не будет монолог в расчете на зрителя – они с Вэлом сплетут свои партии так, чтобы зазвучать мощно и гармонично.

Кстати, для аккорда нужна еще третья нотка… Если Вэл решит подарить ей малыша, она согласна подумать и об этом.

– Ты жалеешь? – Все его лукавство как ветром сдуло. В голосе Вэла прозвучал страх услышать утвердительный ответ.

– Жалею? О чем? – переспросила Джинджер.

– О том, что произошло… Ну… О том, что мы… – Он не решился произнести «занимались любовью» и только провел ладонью по ее бедру.

– Нет, милый, я жалею о другом… – с притворной грустью начала она и, неожиданно боднув его в плечо, воскликнула:

– О том, что мы потеряли столько времени!

Они с хохотом покатились по траве и песку, целуя друг друга жирными от еды губами.

– Ты пахнешь копченой рыбой, – сообщил Вэл. – Ты – моя рыбина!

– Которую ты браконьерски поймал без лицензии! – поддела Джинджер.

– В любви не нужны никакие лицензии! Он принялся стаскивать одежду с себя и с нее. Никаких правил! Никаких условностей! Ты моя, я – твой, что еще нужно?

– Ничего. Ты и я – и больше ничего. И никого, – упоенно шептала она, горячо отвечая на его ласки и радуясь тому, что их обнаженными телами любуются солнце, пальмы и океан, а им все нипочем.

– Я думаю: вот они там, бедолаги, если еще живы, мечутся в панике, орут «спасите-помогите!», страдают от голода и жажды. Подхожу на своем «Кальенте», а они сидят довольные, с кусками рыбы, уже и костерок развели, и домик построили… Может, не стоило вас забирать? Жили бы себе, как робинзоны, ни забот, ни хлопот…

Висенте Альмансио добродушно развел руками, одновременно выражая одобрение не впавшим в панику горе-мореплавателям, журя их и красуясь перед слушателями: как-никак, сегодня он был героем-спасителем потерпевших крушение.

На причале собрались спасатели, члены местного парусного клуба и зеваки-туристы, подошедшие посмотреть, как буксируют в ангар для ремонта пострадавший тримаран.

Висенте, Джинджер и Вэл были в центре всеобщего внимания. Они наперебой рассказывали версии произошедшего – каждый со своей точки зрения – и едва успевали отвечать на вопросы на испанском и английском, сыпавшиеся со всех сторон как из рога изобилия.