Хелен Лардал Бентли выиграла дебаты с преимуществом в одиннадцать процентов. А через неделю стала президентом, как и мечтала больше десяти лет. Сразу после этого Уоррен Сиффорд возглавил новый антитеррористический отдел.
Пост руководителя не был наградой.
Наградой были часы.
И он употребил их во зло. Обманул ее собственным ее объяснением в вечной дружбе.
Verus amicus rarа avis.
Оказалось, эта истина куда правдивее, чем она предполагала.
Она подошла к двери ванной, осторожно ее приоткрыла. Прямо за дверью действительно лежала стопка одежды. Поспешно, насколько позволяло болезненное тело, она нагнулась, схватила одежду и захлопнула дверь. Заперлась.
Нижнее белье совершенно новое. С магазинными этикетками. Она отметила деликатность этого жеста, потом надела трусики и бюстгальтер. Джинсы тоже новые и вполне по размеру. Натягивая через голову бледно-розовый кашемировый джемпер с треугольным вырезом, она тотчас ощутила боль в израненных запястьях.
Постояла, глядя на себя в зеркало. Вентиляция успела выветрить большую часть пара, и в ванной было намного прохладнее, чем пять минут назад, когда она вышла из-под душа. На секунду мелькнула привычная мысль сделать макияж. Японская лаковая шкатулка, полная косметики, стояла открытая возле умывальника.
Она отбросила эту мысль. Рот все еще опухший, а разбитая нижняя губа с помадой будет выглядеть совсем безнадежно.
Много лет назад, во время первого срока Билла Клинтона на президентском посту, Хиллари Родем Клинтон пригласила Хелен Бентли на ланч. Тогда они впервые встретились в более-менее непринужденной обстановке, и Хелен помнила, что ужасно нервничала. Всего несколько недель назад она стала сенатором и пока спешно училась обычаям и манерам, необходимым незначительному молодому сенатору, чтобы уцелеть на Капитолийском холме хоть несколько часов. Ланч с первой леди был сказкой. Хиллари оказалась в точности такой деловитой, внимательной и интересной, какой ее расписывали приверженцы. Ни малейшего следа заносчивости, холодности и расчетливости, какие приписывали ей недруги. Конечно, она преследовала какую-то цель, как всегда и все в Вашингтоне, но в первую очередь у Хелен Бентли сложилось впечатление, что Хиллари Родем Клинтон желает ей добра. Хочет, чтобы она уверенно чувствовала себя в новом своем качестве. А если сенатор Бентли любезно согласится прочитать документ о реформе здравоохранения в пользу простых американцев, она наверняка очень порадует первую леди.
Хелен Бентли хорошо все это помнила.
Ланч закончился. Они встали из-за стола. Хиллари Клинтон деликатно взглянула на часы, быстро поцеловала Хелен в щеку и задержала ее руку в своей.
«И еще одно, — сказала она. — В этом мире доверять нельзя никому. Кроме мужа. Пока вы вместе, он единственный всегда будет на вашей стороне. На него вы можете положиться. Только на него. Не забывайте».
И Хелен не забыла.
19 августа 1998 года Билл Клинтон признал, что обманывал не только весь мир, но и свою жену. Несколько недель спустя после какого-то совещания в Белом доме Хелен случайно столкнулась с Хиллари Клинтон в коридоре Западного крыла. Первая леди только что вернулась из курортного местечка Мартас-Винъярд, где президентская семья укрывалась в это тяжкое время. Она остановилась, взяла Хелен за руку, как в ту первую встречу несколько лет назад. Хелен только и сумела сказать:
«I'm sorry, Hillary. I'm truly sorry for you and Chelsea».[51]
Миссис Клинтон не ответила. Глаза у нее были красные. Губы дрожали. Она заставила себя улыбнуться, кивнула и, выпустив руку Хелен, пошла дальше, гордая, прямая, ни от кого не пряча глаз.
Хелен Лардал Бентли не забыла совет жены президента, но не последовала ему. Она не могла жить, не доверяя никому. А тем более не могла отправиться в долгий путь к высшей должности в США, не полагаясь полностью на группу надежных сотрудников, на особую группу близких друзей, которые желали ей только добра.
Одним из них был Уоррен Сиффорд.
Так она всегда считала. Но он беззастенчиво лгал. Обманывал ее, да как!
Ведь Уоррен не мог знать того, что, как он утверждал в письме, известно троянцам. Этого не знал никто. Даже Кристофер. Это ее тайна, ее бремя, и она несла его в одиночку больше двух десятков лет.
Все в целом совершенно уму непостижимо, и только паника, парализующий, несусветный страх, поразивший ее, когда Джеффри Хантер показал ей письмо, — только паника помешала ей осознать это еще тогда.
Уоррен лгал. Что-то здесь совсем не так.
Никто не мог знать.
Зубы словно покрыты каким-то налетом, и во рту противный вкус. Она медленно обвела взглядом ванную. И увидела то, что искала, возле зеркала. Ханна Вильхельмсен поставила для нее стакан с новой зубной щеткой и начатым тюбиком пасты. Она с трудом вскрыла упаковку, порезав палец о жесткий пластик, но кое-как вытащила щетку.
Оскалила зубы перед зеркалом.
— You bastard,[52] — прошептала она. — Пропади ты пропадом, Уоррен Сиффорд! Таким, как ты, самое место в аду!
2
Уоррен Сиффорд чувствовал себя прескверно.
В полумраке попробовал нащупать мобильник, который играл что-то вроде механической версии петушиного крика. Телефон не унимался. Толком не проснувшись, Уоррен сел в постели. Он опять забыл опустить шторы на окнах, но серый свет за легкими гардинами ничего не говорил о том, который час.
Петушиный крик зазвучал еще громче, и Уоррен, смачно выругавшись, принялся шарить по ночному столику. В конце концов телефон обнаружился на полу. На дисплее светились цифры: 5.07. Не иначе как он смахнул мобильник со столика за те три часа беспокойного сна, какие сумел урвать. Странно, как он мог так ошибиться, включая будильник. Ведь вообще-то рассчитывал встать в 7.05.
Несколько раз он промахнулся, но в конце концов утихомирил будильник. И снова лег. Закрыл глаза — и тотчас понял, что все напрасно. Мысли сталкивались, копошились, создавая неразбериху, которая не даст заснуть. Смирившись, он пошел в душ и почти четверть часа стоял под струями воды. Раз уж не удастся отдохнуть, душ по крайней мере поможет до некоторой степени взбодриться.
Он обсушился, надел боксерские трусы и майку.
Быстро разложил портативную контору. Не включая верхний свет, опустил плотные шторы. Для работы достаточно ночников и настольной лампы. Потом налил в чайник воды и, прислонясь к книжной полке, дождался, пока чайник вскипит. Минуту-другую с сомнением изучал кофе. Порошок явно перележал, запаха никакого, так что он взял пакетик с чаем, положил в чашку и до краев наполнил ее кипятком.
Новых мейлов нет.
Уоррен прикинул время. Лег он около двух ночи. То бишь около восьми вечера по вашингтонскому времени. Сейчас дома одиннадцать. Все работают на полную катушку. Но за четыре с лишним часа никаких депеш не поступило.
Наверно, думают, что он спит. Впрочем, и эта мысль ничуть его не успокоила.
Все безрезультатно. Охлаждение росло. Время шло, президента так и не разыскали, и позиции Уоррена Сиффорда ослабевали. Хотя он по-прежнему отвечал за связь с местной полицией, было совершенно очевидно, что работа в посольстве на Драмменсвейен изрядно увеличилась в объеме и интенсивности, а его ни о чем толком не информировали. Оперативники из ФБР, присланные в Норвегию через несколько часов после него, играли первую скрипку. Жили они в посольстве. Имели в своем распоряжении коммуникационные технологии, по сравнению с которыми его плохонькая контора с набором мобильников и засекреченным компьютером выглядела убогим экспонатом технического музея.
На норвежскую полицию они плевать хотели.
Конечно, кое-кто по-прежнему приходил на совещания, которые он старался проводить по нескольку раз в день, чтобы скоординировать действия американцев с возможными находками, следами и версиями норвежской полиции. Сообщив, что найден труп Джеффри Хантера, он как будто бы все же привлек к себе внимание. Насколько он понял посла, вслед за тем возник немалый дипломатический кризис вокруг выдачи бренных останков. Норвежцы хотели оставить их у себя впредь до экспертизы. США резко возражали.