Он заставил ее сидеть перед зеркалом и правильно произносить слова, повторяя каждую гласную и согласную, покуда эти звуки не заслужили его одобрения. Теперь она говорила почти как он — с легким, мягким девонским акцентом.

Она любила яркие цвета — синий и ярко-красный, подчеркивающие красоту ее темных волос и заставляющие еще ярче сиять ее черные глаза. Когда она ездила верхом, а в числе прочих наук она одолела искусство верховой езды, люди смотрели ей вслед, уверяясь в том, что в ней есть что-то от лукавого: «Она слишком хороша и слишком умна для земной женщины, — говорили они. — Вы только подумайте, как она сумела ускользнуть из рук охотника на ведьм, и поглядите, какой стала!»

Тамар не обращала на них внимания, втайне она была довольна, что ей по-прежнему приписывают сверхъестественную силу.

Но Ричард порицал это. Он любил беседовать с ней. После смерти его подруги из Пенни-Кросса ему не с кем было говорить на интересующие его темы, и, к его удивлению, Тамар заполнила эту пустоту. Ему казалось забавным, что он с удовольствием беседовал с девушкой, которая пару лет назад была маленькой дикаркой.

— Я гляжу, Мерримен, — сказал однажды сэр Хэмфри, — вы просто обожаете эту девочку. Черт меня побери! Если бы вы не сказали мне, что она ваша дочь, я подумал бы, что она ваша любовница. Не уверен, что не думаю так и теперь.

— Чепуха! — резко возразил Ричард. — Такая девочка любого заинтересует. Подумай только, какой она была и какой стала! Она поистине необыкновенная.

Сэр Хэмфри засмеялся.

На самом деле Тамар все больше интересовала Ричарда, он даже не думал, что с ним такое случится. Но его раздражало, что девушка продолжает упорно верить в свою сверхъестественную силу. Почему? Потому что он боялся за нее. Он боялся, что если Тамар снова окажется в опасности, он не сумеет спасти ее, а мысль о возможности потерять эту девушку была невыносимой.

Он снова и снова увещевал ее, говорил холодно и презрительно, говорил, что она глупа. Но ничто не могло переубедить ее.

Однажды ноябрьским днем он позвал ее в кабинет. Она заметила слабый румянец на его щеках и поняла: случилось что-то неприятное.

— Тамар, — сказал он, — садись, дитя мое, я хочу поговорить с тобой. Я только что услышал новости о дьявольском сговоре в Лондоне. Это повлияет на обстановку во всей стране.

— Что за сговор?

— Заговор, который ставит целью уничтожить разом короля и парламент и таким образом лишить страну ее правителей. Это значит, что начнутся новые гонения.

— И кто эти заговорщики?

— Это дурацкий заговор, обреченный на провал. Как я слышал, некто Роберт Кейтсби, католик из Нортхемптоншира, собрал своих собратьев-католиков, и они наняли человека по имени Гай Фокес, солдата удачи, чтобы он спрятался в здании парламента с бочкой пороха и спичками. Один из заговорщиков предупредил своего друга, чтобы тот не ходил в парламент пятого ноября, на которое было назначено покушение. Возникло подозрение, здание обыскали, заговор был раскрыт. Какая нелепость! Это не способ получить свободу, чтобы наслаждаться ею в этой стране.

— Наслаждаться свободой… — повторила она и зловещим голосом добавила: — И верить в ведьм, если желаешь этого?

— Дались тебе эти ведьмы! Иной раз ты доводишь меня до отчаяния, Тамар.

— Такова доля дочери сатаны. Я не могу отрешиться от этого. И что бы вы ни говорили, колдовство Гранин Лэкуэлл имело свое действие. Больные излечивались. А некоторые, на которых она смотрела, заболевали… или им не везло.

Он устало взглянул на нее, но невольно улыбнулся, глядя на ее прелестное, одухотворенное лицо.

— Иногда колдовство оказывает действие, иногда нет. Когда не оказывает, об этом забывают, а если предсказание сбывается, о нем толкуют без конца. А этот заговор… повлечет за собой новые жестокие преследования католиков. Быть может, у нас объявятся охотники на католиков и на ведьм.

— По крайней мере, вам не придется беспокоиться за меня, когда объявятся новые охотники.

Он бросил на нее насмешливый взгляд.

— Боюсь, характер у тебя дикий, и мне приходится беспокоиться за тебя. Ты быстро научилась многому, никто не догадался бы, что ты родилась в другой обстановке, и все же упрямо не желаешь расстаться с предрассудками, которые могут принести тебе в лучшем случае неприятности, в худшем — беду.

— Я знаю, что мое рождение окутано тайной. Вы забыли, я видела лицо моей матери в тот самый момент. Для чего ей было выдумывать историю с сатаной в темном лесу.

— Я должен сказать тебе кое-что, Тамар. Хотя и не собирался это делать… по крайней мере теперь. Но вижу, что должен. Я должен сказать тебе кое-что о себе. Сначала хочу сказать, что собираю определенный материал. Когда я буду иметь все, что мне необходимо, издам книгу.

— Какого рода?

— Книгу о временах, о прошлом и настоящем, о кровопролитиях и ужасах.

— А почему вы ее пишете?

— Быть может, для того, чтобы показать другим, что я узнал, что я понял… А может, потому что я сам что-то ищу.

— Что вы ищете?

— Я сам не знаю точно. Быть может, религию… а может быть, нечто иное. В процессе того что я успел сделать, мне понадобился мой собственный опыт и тщательное изучение. О Тамар, мне не раз хотелось поговорить с тобой об этом. Было время, когда я мог обсуждать это с очень дорогим для меня человеком. Но увы! Она умерла. И в какой-то мере ты заняла ее место. Ты живо интересуешься всем, что творится вокруг. Пожалуй, не самими событиями, а тем, как они воспринимаются людьми нашего времени. У тебя пытливый ум. Да, ты для меня утешение.

Тамар была удивлена. Он никогда прежде не говорил ей о своих чувствах. Она почувствовала себя невероятно счастливой и восхищалась им сильнее, чем когда-либо.

— На свете мало людей, с кем я мог бы говорить об этом, — продолжал он. — С нашими друзьями Кэвиллами? Мы друзья лишь потому, что наши поместья находятся почти рядом и мы навещаем друг друга по-соседски. В какой-то мере они интересны мне как типичные люди нашего времени. Отец и сын физически совершенны, им доставляют наслаждение упражнения тела скорее, чем ума. Сын — копия своего отца! Оба они — пираты. Они обожают брать силой то, что им не принадлежит.

Каждый раз, когда упоминали имя Бартли, к щекам Тамар приливала кровь. Она знала, что никогда не забудет его и те страшные мгновения. Иногда она снова переживала это во сне. Теперь он был далеко. Его не было здесь уже два года. Пусть он никогда не возвращается.

— Да, они — пираты. Хотя я могу сказать, мне все же чем-то нравится отец, чего не могу сказать о сыне. С годами сэр Хэмфри стал мягче, а в возрасте Бартли он был точно таким же. В них заключена квинтэссенция мужества, они — идеалы нашего времени. Такие, как они, сделали нашу страну великой и продолжают это дело. Благодаря им Англия стала доминировать в том, в чем прежде отставала. Однако не презирай Бартли слишком сильно за то, что он пытался сделать с тобой. Радуйся, что ему это не удалось. Если бы не Бартли и ему подобные, у нас бы уже правили испанцы, и гонения на ведьм, пуритан, протестантов, католиков, словом, на всех, кто в чем-либо не согласен с государством и церковью, были бы во сто крат страшнее, в тысячу раз кровавее. Ты много слышала об испанской инквизиции. Будем радоваться тому, что в нашей стране нет этого зла. И все же мы страдаем, как страдает весь мир. Пока мы не научимся терпимости, страданиям не будет конца. Человек должен сам выбирать религию. Гонения не гасят пожар недовольства, как думают правители, а лишь раздувают его. Король Филипп не мог выгнать с моря наши корабли из-за ужасно жестокого обращения с пленными. Люди толпились возле кораблей, желая принять участие в морских сражениях не только для того, чтобы побеждать, но и для того, чтобы мстить. Дорогое мое дитя, после того как у нас появились охотники на ведьм и их пособники, несчастных глупых ведьм стало в этой стране еще больше.

— Ричард, — сказала Тамар (она объяснила, что никогда не сможет назвать его отцом и, поселившись в его доме, уже через месяц стала называть его по имени), — откуда вам это известно?