— Теперь ты рассказывай.

— Что рассказывать? — пожал широкими плечами Белов и улыбнулся. — Мне тринадцать лет, я живу в городе Торопце. Учусь в седьмом классе. В Торопце у нас маленький домик. Мы — это я, мама, папа и брат Лёва. Ему семнадцать. Моя мама швея, а папа сантехник. Дедушек-бабушек у меня нет. Правда, живет где-то старая двоюродная бабка по папиной линии, но она не в счет.

Еще мы держим конюшню: в ней около двух десятков лошадей. Ими в основном занимается папа, но иногда я ему помогаю. Мне больше всего нравятся жеребята — они такие смешные. Моего любимца зовут Снежик. Он такой весь белый-белый, и грива такая пышная-пышная!

А сюда мы попали очень просто. Папин друг продал нам этот домик в Баб-Ёжкине, и мы всей семьей рванули сюда. Но потом маме пришла телеграмма из Санкт-Петербурга. Её дальняя родственница подхватила воспаление легких, и за ней некому было ухаживать. Мама и папа уехали туда, а я остался здесь. А что? Я уже вполне самостоятельный! Вот и вся история. Пойду, принесу еще соку.

Ника не сразу сообразила, что последняя фраза к рассказу не относится. Алик ушел. На кухне стало тихо. Ника обдумывала рассказ Алика. Ада строила башню из стаканов. Рая сидела, уставившись в стол.

Ника решила, что теперь настала очередь Раисы рассказывать о себе, и было похоже, что Рая это тоже прекрасно понимала. Но она вдруг резко встала из-за стола и, буркнув что-то насчет срочных дел, вышла из комнаты.

Ника неприязненно поглядела ей вслед.

Пришел Алик с коробкой сока.

— Не злись на нее, — попросил он.

— А она всегда… такая? — спросила Ника, поежившись.

Ада вздохнула. Алик уставился в стену. Повисло неловкое молчание.

— Понимаешь, Ника, — Белов положил ладонь на руку Ники. У той в голове заиграла тихая музыка, а в душе словно заплясали лучики. — Рае пришлось нелегко. За свои тринадцать лет она столько натерпелась!

— А что случилось? — тихо спросила Ника.

Алик и Ада переглянулись.

— У Раи родители… — начала Ада.

— … погибли в авиакатастрофе, — закончил кто-то ещё.

Троица быстро оглянулась к дверям, откуда шёл звук. Там, прислонившись к дверному косяку, сложив руки на груди, стояла Рая. Её светло-карие глаза смотрели в одну точку.

Увидев Раису, Алик мгновенно убрал руку с руки Ники. Нику это разозлило.

— Это было восемь лет назад. Папа был дипломатом, а мама — директором фирмы, производящей модную одежду. Отца послали на переговоры, в Германию. Мать взяла отпуск и полетела с ним. Меня тогда ещё не хотели брать — как-никак пять лет всего, но я очень просила, и родители сдались.

Когда мы сели в самолет, все было нормально, а потом… не знаю я, что там было потом. Сначала мне показалось, что мама чего-то испугалась, но она вдруг улыбнулась мне, крепко к себе прижала и стала уговаривать меня поспать. Что-то ласковое мне напевала, и я уснула…

…Из обломков двоих спасли — меня и ещё какого-то мальчишку, индуса. Он в хвосте сидел, тоже сильно поломался, только ещё и обгорел. А мы в первом са-лоне были, но у меня пять закрытых переломов — и ни одного ожога. А самолёт сгорел. И все пассажиры — тоже, кроме нас двоих…

Целый год я пролежала в больнице с переломами. Затем, когда меня выписали из больницы, меня удочерила папина троюродная тетка из Сызрани. Но я от неё сбежала, потому что она была кошмарной бабой. Просто купила билет в один конец, на деньги, которые заработала, вынося мусор и убираясь в соседних лавочках, и махнула в глушь, в Баб-Ёжкино.

В ту ночь, когда я сошла с поезда, лил сильный дождь. Оказалась одна в темном лесу, рядом никого не было… И тут из чащи вышла старуха в плаще. Она увидела меня и спросила, не заблудилась ли я и где мои родители. Вспомнив папу с мамой, я не сдержалась и разревелась. Старуха пожалела меня и взяла к себе жить. Она сказала, что у нее тоже когда-то погибли родители. А еще у нее была внучка, похожая на меня, но она бросила свою бабушку в этой глуши. С тех пор я живу у бабы Зины, в Баб-Ёжкине, где все и открылось.

Закончив рассказ, Рая с вызовом посмотрела на Нику: мол, давай, смейся.

— Извини, — сказала Ада тихо. — Ты нам никогда не рассказывала.

Ника молчала, размышляя. Она заметила, что невольно зауважала Раю. Так спокойно говорить о таких вещах! Она, Ника, наверняка бы разревелась.

Все молчали. Ада думала, дергая себя за красную косичку. Алик сидел, уставившись в стакан. Рая не меняла позы, прислонившись к дверному косяку. Её круглое лицо оставалось бесстрастным, взгляд по-прежнему был устремлен в одну точку. Даже кошка Полнолуния притихла и теперь лежала, подвернув под себя лапки.

Внезапно в голове у Ники пронеслись последние слова Крыловой: «… в Баб-Ёжкине, где все и открылось».

— Что открылось? — спросила она.

Остальные вздрогнули.

— Что? — переспросила Ада.

— Что открылось? — повторила Ника и в упор посмотрела на Раю. — Ты сказа-ла: «В Баб-Ёжкине, где все и открылось». Что открылось?

— Святые ангелы, — закатила глаза Рая. — Ты что, так ничего и не поняла?

— Нет, — озадаченно ответила Ника. — А что я должна понять? Почему вы пялитесь на меня, как на музейный экспонат, и переглядываетесь, как двойные агенты? Нет, не понимаю. И особенно не понимаю — чего это вы так со мной разоткровенничались, а? Я вам кто, священник? И мне допрос устроили…

— И ты что, даже ничего не чувствуешь? — спросил Алик.

Ника посмотрела на него.

«К тебе как раз чувствую», — подумала она, как вдруг…

Она сама не поняла, что произошло. Просто она увидела непонятное свече-ние. Оно охватывало Аду, словно ореол, и было нестерпимо ярким и каким-то огненно-красным. Вокруг же Раи и Алика колыхалась синеватая дымка.

Ника расширила глаза от ужаса и завизжала.

— Что… что это?! — вдоволь навизжавшись, спросила она.

— Аура… — тихо ответила Ада.

— Святой Ангел, да скажите уже ей! — потребовала Рая.

— Ника, понимаешь, мы… — Ада переглянулась с Аликом — тот кивнул. — Мы ведуны.

Глава 4

Чёрт-те что и сбоку бантик!

— Кх-то? — от удивления Ника даже поперхнулась.

— Ведуны, — повторил Алик, и, посмотрев на Аду и Раю, поправился: — Ну, и ворожеи, конечно.

— Спасибо, это многое объясняет! — вспылила Ника.

— Мы не такие, как все, — продолжал Алик. — Ты, наверно, заметила?

Ника кивнула.

«Где уж тут не заметить?» — подумала она.

— Кто мы такие? — тем временем говорил Алик. — Мы — маги.

Он в упор посмотрел на Веронику.

— Маги? — переспросила та, вытаращив глаза. — То есть вы хотите сказать, что волшебство, магия, различные зелья, волшебные палочки, говорящие унитазы и прочий бред — это все правда?

— Нет, — покачал головой Алик.

— Кроме унитазов, — хихикнула Ада. К ней, похоже, возвращалось ее былое чувство юмора.

— Послушай, Ника, — продолжал Алик. — Маги, волшебники — это все фуфло. Это чтобы пускать пыль в глаза простым людям. На самом деле есть ведуны и ворожеи. Наше племя делится на три группы. Первая — это те, кто ворожат на Темной стороне. Например, Ада.

Ника взглянула на Краснову новыми глазами. Та беззаботно помахала рукой.

— Вторая — это те, кто служат Свету. То есть я и Рая. Наша одежда — это как бы наша униформа. Третья группа — нейтральная. Те, кто в нее входят, не отно-сятся ни к Темной, ни к Светлой стороне Силы. Способности у них самые разные, как и у нас.

Алик остановился и глотнул соку. Видно было, что он уже подустал рассказывать. Ника тем временем переваривала информацию.

«Все это полнейший бред! — думала она. — Нормальный человек в это ни за что не поверит! Хотя… это довольно интересно».

— А как вы оказались здесь, в глухомани? — спросила она. — Вы что, созвони-лись — мол, дуй в Баб-Ёжкино, тут вся тусовка!

Ада засмеялась, а Рая презрительно хмыкнула.

— Не совсем, — сказала она. — Нас позвали сюда наши способности.

— Как это? — не поняла Ника.